дороге, и значит, шлепать не по грязи, а по асфальту. А еще лучше взять и на попутке махнуть в Доусон. Там и от лагеря далеко, никто не увидит, и все-таки выбор какой-никакой. Но в Зенькино идти опасно: не дай бог, Мэлс Хабибович проедет на «рафике», схватит за задницу, и тогда неизвестно, чем все кончится. А до Доусона ни один попутный самосвал троих не возьмет. Ведь мы собрались именно втроем: я, Вовка и Балаган. Четыре бутылки водки – это вам не шутки, за четыре бутылки водки в любой деревне местные навешают будь здоров. Одна надежда, что кто-нибудь из троих сможет вырваться и убежать.
Вообще-то я решил идти с Вовкой Антошиным, но тут Балаган нам удачно подвернулся, еще часа не прошло, как он из Москвы приехал, а мы его сразу в оборот.
– Айда, Шурик, в магазин, а то нам вдвоем скучно.
Ну, Шурик и пошел. Он в этом году уже не пионер, а человек вольный, в лагерь приезжает только на выходные, потому что поступает в Первый Мед и уже сдал три экзамена. Биологию на пять, сочинение на четыре и химию тоже на четыре. Я его сразу начал по химии пытать всякими вопросами, но Балаган мне туманно ответил, что он эту химию как вчера сдал, так всю сразу и забыл. А Вовка отвел меня в сторону и говорит:
– Ты совсем какой-то странный, Леха, на черта Балагану химию знать, если у него мать секретарь парткома клиники акушерства и гинекологии.
Я, как ни старался, все равно в связь между парткомом и химией не врубился, но вопросы задавать перестал, хотя в следующем году, в восьмидесятом, мне и самому поступать. А Шурик тем временем гордо сообщает:
– Вот еще физику сдам, и все, больше я не абитуриент никакой, уже, считай, поступил, буду в «Дружбу» со следующего года вожатым ездить.
Мы с Вовкой тогда кивнули:
– Будешь-будешь, давай-ка в магазин сходи с нами для начала, абитуриент.
А все этот Мишка Радиобудка, наш радист.
Мишка Радиобудка был в лагере новым человеком, и человеком, надо сказать, непростым. Он являлся редким типом эрудита-всезнайки, причем на все имел свое, часто парадоксальное, мнение. Разговоры с Мишкой были и тяжелы, и увлекательны одновременно. Можно даже сказать, что меня эти разговоры закалили, и мое дальнейшее вступление во взрослую жизнь было лишено известного всем дискомфорта.
Вот, например, подхожу я к нему с абсолютно невинным вопросом: какие предохранители и на сколько ампер лучше купить для усилителей «Бриг»?
А Мишка не такой человек, чтобы взять и просто сказать, бери, мол, на пол-ампера. Нет, так ответить – себя не уважать. Еще бы, Мишка в нашем лагере – элита. Единственный, кто понимает, какие сложные процессы происходят не в примитивно устроенном человеческом организме, а в такой сложной электронной системе, как репродуктор.
– Скажи-ка мне, Леха! – начинал обычно Мишка. – Скажи, как ты думаешь, что быстрее сгорает при перепадах напряжения, которые случаются в сельской местности? Сложная электроника или дубовый предохранитель?
– Сложная электроника! – чувствуя подвох, отвечаю я.
– А ты не такой кретин, как порой кажешься! – с одобрением кивает Мишка. – Ну и чего ты тогда спрашиваешь?
– Так зачем тогда они нужны, Миш, эти самые предохранители? Может, и без них? Жучок сделаем, и порядок!
– Да ты что, совсем мудак? – возмущается он. – Да как же можно без предохранителя, без предохранителя нельзя, запомни это!
– А на сколько ампер тогда брать, Миш? – совсем уже ничего не понимая, сдаюсь я.
– Да возьми на пол-ампера, в самый раз будет, – говорит Мишка и довольный собой идет по своим делам.
Так вот, как только он узнал о моем завтрашнем дне рождения, так и пошел меня обрабатывать.
– Шестнадцать лет, – говорит, – бывает раз в жизни.
– Допустим, – отвечаю. – Семнадцать лет вроде тоже раз в жизни, и двадцать, и, к примеру, пятьдесят.
– Я вижу, не понимаешь ты ни хрена, – возмутился Мишка. – Шестнадцать лет, Леха, это совершеннолетие, рубеж, когда зеленый пацан в мужика превращается. И вот от того, как он этот день организует и проведет, будет понятно, каким мужиком он станет.
– Так, все ясно теперь, – говорю, – ну и как я, интересно, день этот должен организовать и провести, может, хоровод устроить какой или там, не знаю, викторину?
– Дурак ты, Леха, какой еще хоровод! – Мишка на меня как на слабоумного посмотрел. – Какая, на хрен, викторина, ты просто должен своим старшим товарищам проставиться.
– Чего должен сделать, – не понял я, – проставиться?
– Ну да, проставиться, поляну накрыть, – продолжает Мишка, потом вздохнул и говорит: – Да, тяжелый случай с тобой, тупой ты парень, оказывается, простых вещей не понимаешь.
Тут как раз наша вечная троица рядом проходила: Кравченко, Павлов и Турик, клавишник и вокалисты нового состава. В этом году у нас группа смешанная, пионерско-вожатская. Мишка Радиобудка им с ходу наябедничал:
– Смотрите, кого вы в своем коллективе воспитали, ваш соло-гитарист совсем безнадежный какой-то, не понимает даже, что такое поляну накрыть на свое совершеннолетие.
Ну, эти, понятное дело, начали зубоскалить, а Кравченко охотно пояснил, что поляну накрыть означает стол организовать праздничный.
– И как, по-вашему, я этот праздничный стол накрою? – спрашиваю. Тут мне сразу померещился торт со свечками, шампанское и ананас на блюде, я это в кино все видел.
– Да просто купишь водки на всех, – подмигнул Кравченко, – четыре пузыря хватит.
– Правильно, – подтвердил Павлов, – четыре в самый раз.
– Ну и посидим тогда, всем ансамблем, – добавил Турик.
А Мишка тут же сообщил, что, если забудем его позвать, хрена лысого он нам еще будет шнуры паять. На том и порешили.
Самое интересное, деньги-то у меня были, не хватало всего-навсего пяти рублей, но ради такого дела мне эту пятерку сам же Мишка и одолжил. До следующей смены. Я ведь перед поездкой в лагерь заработал целую кучу денег. Точнее, пятьдесят четыре рубля. Я почти месяц работал токарем на заводе ЗИЛ.
Меня научили работать на токарном станке давным-давно, в четвертом классе, когда я записался в Дом юного техника на Мейеровском проезде, который потом стал называться проспектом Буденного. Произошло это из-за моей любви к парусным кораблям.
В Доме юного техника я поступил в судомодельный кружок, который вел очень мрачный мужик по фамилии Трофимов. И едва он услышал, что я мечтаю сделать модель легендарного брига «Меркурий», то всучил мне пустую консервную банку и велел пока размешивать в этой банке вонючий казеиновый клей.
На следующее занятие Трофимов не пришел. И на следующее тоже. Нам всем объявили, что мастер заболел. Но и через неделю, и через две, и даже через три мастер Трофимов не появился. А я приходил туда каждый день в надежде, что он выздоровел и мы начнем делать мой корабль. Однажды, проходя по первому этажу, я спросил у директора, сколько сейчас времени. То есть именно так и спросил:
– Скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени?
Директор был очень бодрым стариком с пышными усами, на нем был синий сатиновый халат, его фотография висела на стенде у входа с подписью «Николаенко И. П.». А на самом стенде было написано огромными желтыми буквами: ОНИ ВИДЕЛИ В. И. ЛЕНИНА.
И этот старик Николаенко И. П., который где-то видел Ленина, обнял меня и сказал:
– Запомни, сынок, так спрашивать нельзя: «Скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени?» – передразнил он. – Так, сынок, спрашивают одни недобитые вшивые интеллигенты. Ты же не из таких?
– Нет, не из таких, – энергично замотал я головой. Кому ж, думаю, охота быть недобитым, да еще и вшивым.
– Нормальный рабочий парень так никогда не скажет, – продолжал директор. – Нормальный рабочий парень подойдет и спросит: «Который час?» Понял?
– Понял, – говорю, – чего не понять.
– Ну, вот и славно, – отвечает директор, – а час уже пятый, пятнадцать минут пятого, если точнее.
– Спасибо, – поблагодарил я. За спасибо, наверное, я вшивым интеллигентом вряд ли стану, хотя кто тут разберет, может, как раз нормальный рабочий парень должен как-нибудь по-другому сказать.
– Ну а чего ты тут по коридорам целый месяц отираешься, я же тебя каждый день вижу? – спрашивает меня старик Николаенко.
– Да вот, – говорю, – жду не дождусь, когда мастер Трофимов поправится, а то уж больно мне хочется модель одного парусника сделать.
Директор внимательно посмотрел, зачем-то снял очки и стал долго протирать их носовым платком.
– Парусник, – задумчиво произнес он, – парусник это хорошо.
Потом снова нацепил очки и опять взглянул на меня:
– А скажи-ка мне, сынок, не хочешь ли ты овладеть настоящей рабочей специальностью, не кораблики-лодочки клеить, а такой, которая всю жизнь тебя кормить будет? – И весело подмигнул.
Ну, насчет профессии, которая меня кормить будет, я почему-то сразу подумал, что мне поваром предлагают стать, но спрашивать постеснялся.
– Согласен, сынок? – продолжил директор. – По глазам вижу, что согласен, пошли тогда со мной.
И он повел меня в подвал, где, вопреки моим ожиданиям, не оказалось никакой кухни с поварами, а была тяжелая дверь с табличкой «Слесарно-механический кружок».
Директор толкнул плечом дверь, мы вошли в огромную комнату, где вдоль стен стояли большие станки, а за столом одиноко сидел рыжий, кудрявый человек и откусывал от батона, запивая кефиром прямо из бутылки.
– Здорово, Валентин, – поприветствовал того директор.
Тут Валентин прожевал, проглотил и отвечает:
– Здорово, Игнат Петрович, с чем пожаловал?
А директора нашего, значит, Игнат Петровичем зовут.
– Да вот, – говорит Игнат Петрович, – ты же мне вроде жаловался, что совсем без учеников остался.
– Да, почитай, уж с весны учеников нет, – вздохнул Валентин. – Сижу целыми днями, кроссворды разгадываю. – Он отложил батон и потряс газетой. – Сегодня уже второй кроссворд разгадал, только слово одно не знаю, город в Индии на «К» начинается, на «А» кончается. Не знаешь ли, Игнат Петрович, что за город за такой, по клеткам Караганда подходит, но она вроде не в Индии.