по-социалистически». Но как-то быстро забыли. А вот западные немцы о восточных как раз не забыли. И до сих пор серьёзное производство на восточную сторону переносить не собираются. Как я понял, пока в Германии тусил, восточные немцы «своими» так и не стали. Интеграция интеграцией, а промышленность врозь! Кстати, случай кстати вспомнил, как арабов русскому учил. Говорю: «Ислам, запомни. Фраза: „Я тебя никогда не забуду“, звучит нежно и ласково, а вот фраза „Я тебя запомню“ уже как-то угрожающе»… Он тогда пообещал, что в Россию никогда не поедет, а немцы пусть сами арабский учат. Им нужнее… Но самая корка была, когда пытался объяснить почему «бесчеловечно» и «безлюдно» не синонимы. Тогда даже африканцы сдались.
Боря улыбнулся. Похоже, брат на срочке не унывает. Это у них семейное. Добавил только:
— Тебе мож прислать чего туда?
— Да зачем? Всё есть. Кормят исправно, обмундирование выдали. Отслужу год и не замечу. Следующей весной встретишь. Ну а если полтора попросят остаться, тоже против не буду. Осенью даже приятнее возвращаться. Под Новый Год как раз. Можешь даже на моей тачке встретить. Как она там?
— Да… служит, — припомнил Боря о вишнёвой легковушке, которой не дал постоять и месяца у дома.
«Чего стоять, когда можно работать?» — кивнул внутренний голос: «Механизмы должны служить, пока до восстания машин не догадались».
Тут Ромин голос снова до встревоженного шёпота упал:
— Ладно, брат, пора мне. Служба! Бывай!
Связь отключилась. Но не успел Глобальный убрать телефон, как снова звонок. А на дисплее Степаныч. По видеосвязи.
— Боря, здорова! — появился седой профиль у бассейна в шляпе с кожей цвета разбавленного, но всё же — кофе.
— Приветствую, Василий Степаныч.
— А я тут смотрю у бассейна на сиськи упругие. Знаешь, такие, что не опадают и всегда как мячики. Ну явно — силикон. Потом стринги смотрю, а там… многовато. Даже для самого большого клитора. Ну и понимаю резко — не мои кореша! Зато вспомнил, что у корешка моего как раз — повод. Так что поздравляют тебя с мощным поводом, Борис. Подарок привезу, как только прилечу. Хотел почтой отправить, но в Россию напрямую отправлять отказываются. Это через Италию надо, потом Германию, Беларусь. Потом в Москве где-нибудь в метро обязательно заблудится. А через месяц я и сам вернусь и лучше в руки доставлю. Идёт?
— Степаныч, да мне сегодня хватает подарков, — отмахнулся Боря. — Как там обстановка? Что в мире делается?
— Да как-как, хмыкнул Дедов и поправил шляпу, оглянулся. — Вон в баре якут с финном в шахматы играет. Если наш проиграет, то до конца отпуска будет говорить «Бахмут» с кислой миной. Если выиграет, то интурист с кислой рожей должен говорить только — «Артёмовск» и важно кивать при встрече. И никак иначе.
— И кто ведёт?
— Пока один-один по партиям, — пожевал губы Степаныч. — Но это ещё «Хэпи аур» не начался. Дальше определить будет сложнее. В этот счастливый час солнце так жарит, что даже фигуры лень в теньке двигать. Тем более думать. И тем паче — действовать.
Следующий вопрос Бори был резонным, как улыбка одинокой женщины при покупке огурца на вечер:
— А украинцы есть?
— Конечно, есть. Куда бы они делись? Вон в волейбол играют с белорусами на победителя.
— И кто ведёт?
— Я пока не могу понять, — всмотрелся за ограждение Степаныч. — Все же по-русски матерятся.
— Так все такие… спортивные и культурные?
— Так все, кто против спорта на дискотеку упёрлись. Под белые розы плясать. А потом гитару где-то достают постоянно и пол ночи Цоя играют. Или Сектор Газа исполняют у моря. Якуты — хором, белорусы — акапельно. А я сижу у костра и слушаю с интересом тех и других. Всё равно не спится.
Из Малого зала в окружении компании официантов, временно исполняющих обязанности уборщиков, вышла Аглая. Зато туда сразу заскочили привезённые ей девушки, чтобы продолжить вторую часть развлекательной программы.
— Степаныч, пора мне, — глядя на все это, сказал Боря.
— Давай, развлекайся. На связи… Купаться пойду, — ответил наставник по сантехническому делу и отложив, но не отключив телефон, с трудом поднялся с шезлонга.
«Всё-таки чтобы отдыхать, тоже здоровье нужно», — пробормотал внутренний голос. И Боря уже хотел вернуться, но был перехвачен Лаптевым.
— Боря, я одного не пойму, — начал тот издалека, как и положено разведчику с парашютом за спиной. — Тут и так девушек для шоу достаточно. А ты мне решил ещё и персональное устроить? Нет, ну я благодарен, конечно, но мог бы и предупредить. А то мой подарок по сравнению с твоим, получается, не катит.
Глобальный сначала прищурился, стараясь через эмоции передать помехи в голове. Но понятней не стало. Пришлось уточнить с обязательным пояснением:
— Ну да… только о чём речь?
Лаптев кивнул и обнял тут же. Вместе с тем сам пробормотал:
— Хороший ты, Боря друг. Хоть и полон сюрпризов.
Телефон в руке зазвонил снова. Глянул. «Официантка Оля».
«Походу, подлечили», — пробубнил внутренний голос.
— Да, Оль? — отстранился от Лаптева Боря, чтобы снова в чём-нибудь подозрительном не поблагодарили. А то смотрит как Буратино на папу Карло и словно благословения ждёт, чтобы с Матрёшкой срослось всё. А пока стоит, лыбится и тряпку какую-то из кармана достал с рюшечками, и лоб стоит промокает.
— Борис Петрович, здравствуйте, — начала Оля скомкано, как газета в сельском туалете летом.
— Привет-привет. У тебя… всё в порядке?
— Борис Петрович, всё прекрасно! — тут же раскрылась Оля, но сразу добавила. — Только трусики привезите. А то одеяло мне сразу выдали, но сами понимаете… дует. Не май месяц, всё-таки.
Ещё раз поморщившись, Боря всё же на тряпку в руке Лаптева посмотрел снова. И умножив дважды-два, отдал телефон другу.
— Держи… кажется это тебя.
— А кто? — только уточнил Лапоть.
— Да насчёт трусиков.
— А-а! Ну тогда ладно, — тут же подхватил телефон Роман Геннадьевич и убыл на крыльцо.
Тогда как сам Боря вернулся в Малый зал. А там уже дамы себя в бараний рог на площадке у шеста сворачивают. А одна даже на него запрыгнула и вертится, как на детской площадке, а сама в кренделёк заплелась ногами и словно за пятку себя укусить пытается.
— Вот так номер, что б я помер! — воскликнул от обновлённого стола на это дело Вишенка и тут же уточнил. — Это в каком ведомстве люди работают, чтобы так изгибаться?
— Дурак, что ли? — опухшими губами донесла до него жена. — Какое ещё ведомство? Это ж — артисты!
— Вот и я говорю… красиво, — тут же присмирел Вишенка и погрузился в искусство, где обтянутая ягодица то у щеки мелькнёт, то титька у шеи покажется. — Жаль, что ты так не гнёшься. Уж мы бы пошалили!
И улыбнулся. Шутка мол, не бей. Но жена тут же отвернулась. Обиделась. И Вишенка сразу понял, что супружеский долг ему в эту неделю отдавать не придётся.
Но в этот момент в Малый зал вошла Леся с такой пышной причёской, что никакой шапки не надо. И с ходу начала поздравлять именинника и извиняться.
— Прости, Боря. Опоздала из-за ногтей. Никогда бы не подумала, что на эту хрень на пальцах по два часа уходит, и ещё столько же на причёску. Но сам понимаешь, статус. Теперь надо выглядеть как миллионерша. Держать марку.
— Понимаю, — кивнул Боря, всё же не понимая как безработные и отовсюду уволившиеся и бросившие учёбу могут ещё и опаздывать.
Но подарки с ходу вручили. Вместе с букетиком. И на душе сразу отлегло.
— Да ты проходи, присаживайся где удобно. Ты в принципе… ничего и не пропустила, — добавил юбиляр, стараясь на смотреть на простреленный им же потолок. — Но торт уцелел. Это главное.
Шоу закончилось раньше, чем предполагалось. Одна из гибких как молодой прутик девушек ещё только пяткой чиркала себя по уху, а другая чесала подмышку носом, как вдруг в Малый зал забежала таинственная женщина в чёрном и едва отыскав взглядом Вишенку, закричала. Причём ему же:
— Ага! Жрёте? А Гришка мой сидит из-за обид ваших! Свободу Григорию Маливанскому! — И метнула приоткрытый пузырёк с зелёнкой прямо на заранее заляпанный китель.
Но если мгновенно позеленевший полковник следующие десять секунд только пытался осмыслить ситуацию и снова накачивал лёгкие воздухом словно насосом, то жена его подскочила первой и тут же в мужа ткнула пальцем:
— Как это… сидит? Ты что же, карлика в тюрьму посадил? Ты в своём уме?
Жена Вишенки тут же присоединилась к неизвестной даме в чёрном и создав таким образом мини-пикет, они начали с двух сторон требовать от Бронислава Николаевича много и сразу. Но тут дама в чёрном резко оборвала себя на полуслове и только спросила:
— Как это… карлика? — тут она подбоченилась и тут же вышла из временной коалиции в угоду оппозиции. — Мой Гриша что, карлик по-вашему? Да как у вас язык только повернулся сказать такое?
— Ну ваш Гриша может и нет, а Гришка Маливанский — точно, — тактично разъяснила ситуацию Вишенка, как будто фанатки заключённых её мужа каждый день по ресторанам отыскивали. — Но разве это ему помешало… эм… быть хорошим человеком? — тут же выкрутилась Елизавета Валерьевна, пока Вишенка тёр зелёную как кочан созревшей капусты залысину.
Наконец, треснув по столу кулаком, полковник начал выдыхать. И на этом почти минутном выдохе Вишенка узнала много нового о себе, тогда как дама в чёрном предпочла не дожидаться окончания выговора, и сама поспешила на выход.
«Вот это я понимаю — мгновенная карма», — сказал внутренний голос, пока Боря прошёл мимо этой компании, чтобы посмотреть хотя бы часть шоу-программы. Что само по себе — подарок.
Присев на свободный стул прямо перед закреплённым к потолку шестом, чтобы лучше было видно, он даже ногу на ногу закинул. Всё-таки новые туфли порядком натёрли ноги и требовательно намекали на то, что весь мир вокруг — хаос и безумие. Но ему с натёртым мизинчиком сейчас ещё сложнее.
Рядом подставила стул и тут же присела Ирина Олеговна. Чёлка в соевом соусе только добавляла пергидрольной блондинке шарма. Но предпочитая не замечать её, она тут же спросила: