Боря кивнул отправился за телефоном и дедом. Затем все трое спустились в подвал вместе с Ларисой.
Она же первая и начала разговор, едва зашли в комнату с кирпичными стенами. Там среди стиральной машины, ящиков и сушки и валялись на бетонном полу то ли заложники, то ли задержанные. Присмиревшие, но всё ещё не довольные.
Лариса решительно подошла к самому грудастому из них и скинула ему повязку с глаз:
— Диадема, гондон ты дырявый! Ты вообще головой своей думал, что делаешь?
Серёга замычал. Для ответа ему требовалось освободить рот.
— Где мои бабки, баба ты с яйцами! — решительно добавила Лариса и развязала следом кляп.
Он сначала отплёвывался от грязной тряпки, потом хмыкнул и только спросил с усмешкой:
— А что, мальчики не справились и девочки теперь за главных?
— Сука! — бросилась к нему Лариса, чтобы расцарапать лицо, но Боря её перехватил.
— Погоди, погоди, — остановил сантехник. — Дай я попробую.
Диадема прищурился, предчувствуя новые пощечины и допросы. Но сантехник лишь похлопал деда по плечу и сказал:
— Степан Степаныч, а вы, говорят, на подводной лодке служили? Расскажите, а?
Дед хмыкнул и начал рассказывать. А там вроде бы и не на подлодке, но на корабле был, и в лодке был, но рыбацкой, а на той рыбалке подводника видел, с ним же пил и курил, а потом рыбачил, и вот вон уже говорил ему, как там служится. А вообще он больше по колонизации Марса скучает и ждёт, пока следы человека появятся на пыльных дорожках иных миров, а не это вот всё. Но что конкретнее — тут поподробнее рассказывать надо.
Дед всё говорил и говорил. Благо у него было сразу четверо слушателей, которые никак не могли покинуть помещение.
Тогда как Лариса первой осознала новый тип пытки и прошептала на ухо Диадеме многообещающе:
— Ну что, Серёг? Тут послушаешь или пойдём на кухню поговорим по-людски?
Диадема сначала внимательно слушал, потом прислушивался, потом поморщился и впал в ступор. После чего вздохнул и ответил:
— Хер с тобой! Пошли на кухню.
Глава 9…дед
Одинокая большая лампочка в подвале словно начинала немного раскачиваться, если на неё пристально смотреть. Дед Степан Степаныч сидел на стульчике-качалке и сложив руки на груди, старался смотреть в потолок.
Он предпочитал качаться сам. Мерное укачивание на пару минут погружало его в сон, успокаивало, а когда пробуждался, храпанув, снова доставал все свои воспоминания и задействовал фантазию на полную мощность. Некоторые бы сказали — брешет. Другие — делится опытом.
Но кто ж различит?
— Так что, мужики, сажайте почаще горчицу в поле. Перемёрзнет, разложится, а земля уже другая, — добавлял Степан Степанович как будто бы в конце разговора, но когда слушатели расслаблялись, тут же подхватывал. — А как бывалый токарь, чётко вам скажу. Детали надо делать по микрометру. На глаз только одна пизда сделана. К ней все хуи подходят. И вообще мы как матрёшки. Нас не завалить! А тем, кто попробует, всегда можно дать в ухо. Не зря же мы Чебурашку любим. Уши у него что надо! А вот от чая в пакетиках лучше отказаться. Там больше вредного, чем полезного, говорят.
Один из четверых то ли заложников, то ли задержанных, (а может и просто группа лиц на перевоспитании), вдруг упал и заплакал, заревел в голос.
— Нет! Не надо больше! Не надо-о-о!
Другой беспрестанно качал головой, дёргаясь телом. И судя по виду, уже не собирался останавливаться. А третий мычал. И то ли молился, то ли матерился, впадая в истерику.
И только четвёртый молчал и слушал, притихнув, словно нет у него ни языка, ни эмоций, что было подозрительнее всего.
Когда Боря вернулся на цокольный этаж и заглянул в пыточную комнату, четвёртый оказался настолько подозрительным, что Глобальный решился на неполное освобождение.
Сначала он освободил ему глаза от повязки, потом рот от кляпа. Но молчаливый лишь кашлянул и когда Глобальный навис над ним, и добавил без претензий:
— Мужчина, вы не могли бы отойти? Вы мешаете мне любоваться гуру.
— Гуру? — переспросил Глобальный, но шаг назад сделал.
Дед тут же улыбнулся и закивал с видом знатока. А потом важно поднял указательный палец и продолжил:
— Так на какой скоростью должна лететь муха, чтобы остановить на трассе фуру? А? Знаете? А я знаю! — и Степан Степанович с радостью в голосе добавил. — Знаю, что… пылесос ест котов всех сортов!
— Всех сортов, — как в гипнозе повторил парень освобождённым ртом и тут же добавил. — Гуру! Ещё мудрости!
«Ну всё, пиздец, один сломался», — добавил внутренний голос.
Тогда как сам Боря задумался сразу над двумя вещами и одним выводом. Во-первых, самоходное психотронное оружие работало. И не нужны миллиарды для его разработки, обслуживания и поддержки. А может даже, само психотропное не нужно. Нужен просто один одинокий дед и свободные уши. И если бы парень был свободным от наручников, наверняка бил бы поклоны великому учителю и благодарил за высшую мудрость.
«Так как первым сошёл с ума от этих рассказов на фоне общего стресса последних суток», — добавил внутренний голос: «А деду хоть бы хны! Ему же там в Таиланде совсем не с кем было поговорить!»
Во-вторых, один слушатель и собеседник у гуру всё-таки был. И близость бабки сказывалась на самом Степане Степановиче.
«Как говорится, муж и жена — одна сатана», — тут же отметил внутренний голос.
Боря кивнул. Похоже, дед настолько привык к ней, что за последние часы порой просто воспроизводил возможную речь своей спутницы, которая даже не сидела рядом и не порола всякую чушь, (перебивая его житейскую мудрость), а пританцовывала под заставку из сериала в зале у камина. И напивала в расчёску как микрофон.
Совсем как в детстве у трельяжа, пока родители трудились в совхозе.
А вывод в этом всём был совсем простой — если в ближайшее время налётчиков не вытащить из комнаты добровольно-принудительных рассказов, то следом придётся сдавать прямо в дурку.
«На улицу таких уже без смирительных рубашек не пустят», — подтвердил и внутренний голос.
Только Боря об этом подумал, как в подвал спустились Лариса с Диадемой. Тот был уже без наручников и судя по поникшему виду, вернул украденные миллионы, перебросив обратно на счёт.
— Лариса, да бес попутал, — доносилось от освобождённого. — Никогда больше! Честное слово. Я же что? Я же не для себя. Эти вот просто мешают, — и он потрогал себя за грудь. — Ни прикурит никто толком. Ни сигаретку не стрельнуть, — заявил бывший Серёга, застрявший в трансформации на полпути и оказавшись в патовой ситуации. А вот на колени его жизнь поставили или в лёгком наклоне согнула, уже никто толком не присматривался.
«Своих дел по жизни хватает», — добавил внутренний голос Борису.
В попытке пойти на мировую, Лариса в ответ лишь обещала Серёге оплатить услуги хирурга, чтобы больше не грабил честных людей в попытке избавиться от сисек.
— А с подельниками сами разбирайся, — добавила она и посмотрела на потенциально освобождённых.
Их давно разоружил Володя, немного надломили спецназовцы, много — дед. Но как поведут себя дальше — большой вопрос.
Первого расстегнули молчаливого. Но он даже подниматься не стал, только на колени перед Степаном Степановичем встал. И руки на них положил, как прилежный ученик. И весь превратился в слух на время сессии.
А деду только это и надо. Тут же о весеннем клёве карася заговорил и плавно перешёл на туристов-альтруистов, которым в отдалённых деревнях в Африке в ухо такой червь на ночёвке заползает, что человек в зомби превращается.
— Вроде живой, а всё равно уже за кого голосовать, — рассказал дед. — Так что лучше на дождевого червя рыбачить. На кой нам эти забугорные наживки-то?
Молчаливый лишь кивнул, вкушая мудрость.
А пока дед Богатырёва не основал секту прямо в подвале, Боря рыдающего начал освобождать следом.
— Я не могу! — сразу сказал тот. — Убейте меня!
— Чего не можешь? — спросил его Диадема, которому тоже доверили постепенное освобождение подельников.
— Не могу понять, как одно с другим связано! — признался освобождённый. — Как это миру может быть семь тысяч с чем-то лет «от сотворения мира», если динозавры десятки миллионов лет назад вымерли? А нашей планете, вообще, миллиарды! Не говоря уже о том, что Вселенная старше раза в три.
— Тише-тише, — даже обнял его Серёга, придавив щеку стоящей в любых ситуациях грудью. — Всё уже закончилось… Дыши.
— Но чем дышать? Мы же все живём в голограмме. В массовой симуляции, — добавил тот, истерично всхлипывая. — А ангелы несут роль исправления «багов». Или нас тестят и патчят инопланетяне? А может мы сами — боги? Те, которые всё забыли, а раньше все могли и… были?
— Дыши, просто дыши! — успокаивал его как мог Диадема.
Убедившись, что и от этого освобождённого налётчика проблем не будет, Боря вытащил кляп у того, кто раскачивался.
Тот массовому гипнозу не поддался. Его всё время что-то отвлекало. Поэтом дал самое короткое пояснение из возможных. Подскочил и в ходу заявил:
— Я срать хочу! Не могу!
Глобальный отвёл его в туалет. А когда вернулись, освободили уже всех.
Так молящейся-матерящийся налётчик сразу заявил, что с преступной жизнью покончено и уйдёт в волонтёры.
— Двину на Селигер или в Крым, — прикинул тот. — Там всегда какие-то конференции, в которых можно даже разобраться. Это в любом случае интереснее, чем в будке на КПП в посёлок сидеть и кроссворды разгадывать.
Это оказался тот, кто исполнял роль охранника в последние месяцы.
Боря вздохнул, оглядев всех присутствующих. Выходило, что в себе остался лишь водитель, который и терпел до последнего.
Он первым и спросил:
— А моя ласточка ещё во дворе?
— Твоя-то во дворе, — хмыкнула Лариса и сложила руки на обширной груди. — Но ущерба от вас вышло на четыре миллиона. Это по миллиону на каждого выходит. Как расплачиваться будете?
Боря о цене ущерба для автомобиля не догадывался. Четыре, так четыре.