— Вот и я перепробовал всё, — признался Сатана, который не вытягивал работу «по человечку». — Почему он просто не смириться? Он ведь должен был лишь просто исполнять предначёртанное. Кому начертили? Ему! А как можно вести Игру, когда каждая пешка начинает делать не то, что от неё ждут? Люди лицемерные существа! Никаких игр по правилам, никаких условностей соблюдения. Творят, что хотят порой.
Бог отхлебнул шоколада и поморщился:
— Нет, определённо нам эту частицу Творца никогда не понять. Вот пусть Сам с ними и разбирается.
— А если всё же дом построит? Что потом? Жить в нём будет, как хочет? А как же мнение соседей? Да и вообще, что это значит — «жить как хочет»? Он должен «существовать как нужно»! Законодатель не поощряет долгого бездействия. Должна быть хотя бы имитация дела. Значит, нужно снова найти виновных. Так почему бы и простому сантехнику не ответить? Тоже мне — «хочет». А пусть «будет!» — хмыкнул Сатана и протянув стакан, добавил. — Будьмо!
— Будем! — согласился Бог и поддержал тост.
Стаканы соприкоснулись. Содержимое осушилось до дна…
Словно от этого звука соприкосаемого стекла Боря открыл глаза.
Он в комнате. Спальне. Если точнее, то спальни Раи, не зря же ей комнату выделил. А вот как сюда просочился ночью — почти не помнил. На автомате. Хоть и трезв как стёклышко.
Но если просочился и предпочёл досыпать здесь, это — много значит!
Часы на телефоне показали пять ночи. А может, это было уже утро? Вроде только прилёг рядом с ней. А теперь Раи рядом нет.
Боря поднялся и прошёл на кухню. Раиса, так и не сомкнув глаз, смотрела в одну точку, сидя перед советской металлической кружкой чая, послужившей не одному поколению.
— Почему не спишь? — спросил Глобальный, присаживаясь рядом и вдруг заметил листик вырванный листик из тетрадки теперь прижат с одного края той самой кружкой, чтобы не сгибался и было проще писать.
А на листике было написано ужасающее в моей смерти прошу никого не винить.
Боря вдруг понял, что его пот прошиб.
— Ты чего? Дура, что ли?
Раиса молча подняла на него холодный взгляд. Она села писать последнее сообщение перед тем, как лезть в петлю. Так как ещё часа в четыре ночи, когда он открыл своим ключом замок и пробрался в спальню, пришла к выводу, что что вещи собирать уже поздно. Домой в деревню никак, а он обманщик, лжец и вообще обесчестил, пообещал, а потом спать домой пришёл лишь под утро. А от самого чем только не пахнет. И запахи явно не из карцера.
А дальше всё понятно — на балконе турник, верёвку из шарфа. И в другой мир без обязательств. Но что-то никак не клеилось. Как села писать прощальное письмо, так и наступил ступор. Мысли мешали чувствовать.
— Я решила помыться, — вдруг глухо обронила она. — Долго стояла под струей жёсткой воды, грубо натирая себя варежкой с гелем для душа. А потом вдруг резко поняла, что жить больше не хочу. Но под душем особо не утонуть. А полную ванну воды набирать — тебе же потом такой счёт придёт, что закачаешься. Цены у вас в городе на воду, конечно…
— Рай, — обхватил её за плечи Боря и затряс, чтобы в себя пришла. — Ты чего?
— А чего? — ответила она бледными губами. — На ужин ты не пришёл. Стася сказал, что посадили тебя. Потом вроде выдворили. Сижу, жду. Чую, девственность потихоньку возвращается. Но он вернулся, а ты нет. А теперь ты вернулся, но лучше бы не возвращался.
— Почему это? — не понял Боря.
— От тебя же… женщинами пахнет!
— Пахнет, — кивнул Боря тут же, даже не думая затирать следы и смывать улики «преступления». — Я по женщинам весь день мотаюсь. То к одной будущей матери моего ребёнка заскочу, то другую проведаю, то третью из долговой ямы достану. Но по итогу даже маму с сестрой поздравить не успел. Разве это дело?
— У тебя… есть дети? — так же глухо добавила она в лёгком шоке.
Вроде видела кого выбирала, а вроде — подвезли телегу с подарочком. С другой стороны, должен же был в мужчине какой-то недостаток быть. Всех нормальных давно разобрали. На яхтах катаются и в бассейнах нефтяных купаются шутки ради. Надо брать, что дают, чтобы потом не брать, что осталось.
— Пока нет. Но будут, — ответил Боря. — И как ты понимаешь, началось это задолго до тебя.
— Ты женишься на них? — тут же уточнила Раиса, очень надеясь, что хоть кто-то на кому-то женится по итогу, как во всех российских или бразильских сериалах, которых детям можно показывать с категории 0+. Но если хочется, чтобы выросли здоровыми людьми с нормальной психикой, то лучше не показывать.
— Ну как я могу на всех жениться? — ответил Боря в манере Кобы. — Я бы раз на всех жениться. И тебе в том числе, но многожёнство у нас запрещено. Демографическая яма не запрещена, низкая рождаемость по факту, а многоженство, мать его, запрещено! А как двое должны этот вопрос решить? Рабочему мужику бы троих-четырёх, пока молод. А они чего? Даже на двух жопятся квоты выделить. Но если ты иностранец, то можно. Просто не регистрируйся официально. Так и живут. Семьи большие, жён много, детей куча, а незаменимый специалист один и видимо очень нужен стране. Потому что я, как родной специалист, конкурировать с ним просто не успеваю. Официально. Вот неофициально и приходится… в гости захаживать.
— Боря! — ответила она, и тут же прикрыла рот.
— А что Боря-то? — поднялся Глобальный. — Раз я на тебе обещал жениться в состоянии не стояния, значит это для чего-то было нужно. К остальным же я только присматривался. Никого замуж не звал. Просто дружили. Ну и… дети как побочный эффект от той дружбы получатся. И не будь у меня долгов больше, чем за всю жизнь отдавать, я бы даже алименты всем платил исправно. И помогал по мере сил. Но по факту даже на одну свадьбу не хватит. За папу должен, Шацу должен, будущим матерям обязан, и тебе, выходит, должен, раз ты из-за меня решила покончить с собой. А как мне этот ребус разгадать? Не подскажешь?
Рая листик взяла, порвала на мелкие кусочки и в мусорку выбрала, слёзы навернувшиеся тут же в раковине старенькой смыла. Затем снова за стол присела и сказала:
— Это всё из-за родителей. И чести. И моей гордости. Раз ты меня замуж не берёшь, то вернуться я не могу. А раз некуда возвращаться, то честь моя задета. Ну и как дальше жить?
Боря кивнул, сходил в коридор и вернулся со всеми деньгами, которые день вчерашний принёс. Тут же на стол выложил купюры вместо цветов. И сказал твёрдо:
— Вот что. Свадьба будет! Умирать из-за меня не надо.
— Правда? — мелькнула в её глазах такая надежда, что едва искрой скатерть не прожгла.
— Но свадьба будет для родителей, — тут же уточнил Боря. — Для вида погуляем. Съездим в деревню, там покажемся с кольцами. И обратно сюда уедем. Твоя честь будет не задета. Слухи прирежутся на корню. А том может ты уже и беременная, заодно и живот покажем или сразу ребёнка.
— А как же те… матери твоих детей?
Боря хмыкнул и выпив чай залпом, ответил:
— Раз на всех женитсья не могу, то ни как ком жениться не буду. Официально. Но это не значит, что меня в вашей жизни не будет. Построю большой дом. И рядом дома построю. Поселю вас там всех. И хоть всем кварталом детей растите. Всё, что от меня, как от мужика потребуется, я выполню. И если в отца-героина запишут, не против буду. А попутно с этим буду работать хоть на четырёх работах, лишь бы долги скорее раздать и жизнь вашу светлее сделать.
— Отца-героина? — улыбнулась Рая, тоже не совсем понимая, почему мать-героиня есть, а отца-героя нет.
Боря кивнул и подхватив её на руки, понёс на диван. Раз уже трое друг о друге знают, то для начала неплохо. Это — большинство. А ещё на пару свадеб для вида он насобирает. Главное не сдаваться по жизни и продолжать добрые дела творить. Лишь бы не перегнуть, чтобы никогда больше в жизни такие записки на столах не видеть.
Конечно, Глобальный мечтал лишь о том, чтобы снова глаза закрыть и провалится в красочные миры, где сами боги с тёмными силами за его судьбу спорят. Ну или какой-нибудь мудак сидит и пишет его страницы жизни каждый день без выходных и особой цели. С него станется.
Но Рая хоть деньги на свадьбу сгрести со стола успела и аккуратно их в тумбочку положила, всё же была ещё и женщиной, которая была очень не против повторить те манёвры, которые и заставили его сказать под градусом, что женится. Ведь если повторит на трезвую голову, без участия самогона, то её женское очарование победит и наяву. В состоянии сознания, не доверяя это дело подсознанию.
Боря понял это на раз. По запаху. Хочет женщина.
«Значит, вынь, да положь!» — добавил внутренний голос, передавая эстафету тому самому подсознанию.
Глаз в конец уставший сантехник не открыл, но на край кровати присел. Обнял за плечи, чуть прижимая к себе. Рая повернулась и тут же ответила, покрывая поцелуями лицо, а затем проведя языком между губ. Это — линия сдачи в плен. Откроет — пропал парень. Но хотя бы в её хорошие руки пропадёт, а не каких-нибудь городских шалашовок. Понятно, что в городе женщины любить не умеют. Шубы им подавай, машины в кредит бери, детские садики со знанием французского оплачивай. А то ещё и во Францию потребуют свозить. Ну, потому что так принято.
И не понять этим шкурам, как прекрасна вечерняя заря на берегу озера и как красива заря утренняя на фоне дымки из тумана. Там, целясь с любимым на фоне красного светила, да уползая в палатку на траве, ей-то как раз никакие Парижи не сдались. Чего она там не видела? Главное это то, что под рукой, что рядом. Тот, на кого всегда можно положиться. И если рассказал ей всю правду-матку в глаза как на духу, то готов на диалог. А кто она такая чтобы не выслушать, принять и попытаться помочь?
Всё-таки свадьба ей для вида нужна или человек рядом хороший? Ей же уже не шестнадцать, чтобы принца ждать на белом коне. Не восемнадцать, чтобы самого трезвого в драке подбирать. После двадцати коридор ожидания сужается. Не до Кольки-хромого, конечно. Но всё же умерить аппетиты стоит.