— Бать, но там же однушка.
— Что, вдвоём тесно, что ли? Ты же там, как я понял, всё по последнему слову техники оборудовал. Весь мир и так тесный и ютится. Неужто мы вдвоём с ней не поместимся там?
— А внуки?
— А к внукам сами приходить будем!
Боря спорить не стал. И повёл автомобиль в город, затем завёз отца к квартире матери. Звонить в домофон не стали. Сюрприз решили сделать. А поднявшись на лифте на искомый этаж, сын даже своим ключом открыл. Всё-таки официально по-прежнему — его квартира.
Распахнув дверь, батя застыл на пороге с букетом цветов. А Боря — с тортиком. Сюрпризы должны быть приятные и желательно съедобные, ну или хотя бы красивые.
— Гальчонок, ну наконец-то! Я уж думал, ты совсем в магазине том пропала! — вдруг выскочил из комнаты мужик голый прямо перед ними и в маске мальчика-зайчика. И даже успел эффектно прокрутить хоботом нижнего слоника, пока у всех троих от этого действия челюсти не отпали.
Все трое не ожидали. Но каждый — разного. Боря, что мать личную жизнь наладила. Пётр Иванович, что жена изменяет, пока он там на грудь реабилитолога надеялся при исцелении, а Болеслав Дубов, что вместо женщины с пакетами, двое неизвестных в квартиру ворваться.
Не ожидала гостей и сама Галина Константиновна. Ныне Глобальная, а ранее — Дубова. Как ещё ранее — Парасолькина, но на пару месяцев и лишь бы попробовать. А как первого мужа бросила, когда не понравилось, так на Болеслава Дубова и напоролась. И от того ДТП судьбоносного Дуня и получилась. Но судьба дала лихой изгиб, карма отыгралась и на этот раз бросили уже Галину. С дочкой трёх лет. Так как не понравилось уже Дубову. Тогда на арену жизни и вышел Пётр Иванович Глобальный, вручив даме цветы, а ребёнку своё имя и ещё одного завели до кучи, чтобы сплотиться. По итогу Боря вырос, узнав о том, что сестра сводная только к совершеннолетию, когда сам отец убыл на севера за длинным рублём, а мать отбыла в Италию, где тоже не понравилось. Вернулась. Но как оказалось лишь затем, чтобы снова попытать счастья с вернувшимся же в город Дубовым.
Сам Дубов был человеком простым. Выйдя из запоя и даже побрившись ещё пару недель назад, он сидел на кухне в майке алкоголичке, и раздумывал кому бы продать последний не пропитый на съёмной квартире предмет быта — телефон, как ранее пропил телевизор, шкафы, диван и кухню на этой и прошлой квартире, откуда следовало немедленно бежать.
Но говорят, жизнь даёт второй шанс многим. И через этот же телефон вознамерившись поставить последний лайк своей бывшей любви в школе Ленке Соколовой, он как обычно прокручивал ленту одноклассников, когда неожиданно подсветилось новое имя — Галина. А ей всего-то и стоило, что фотографию в новой квартире выставить, когда от тоски выла, что на Восьмое Марта даже сын не поздравил, а муж как в воду кинул.
Болеслав Дубов, не будь дураком. Тут же и поздравил, и вообще не скупился на комплименты ни ей, ни дочери, которую тут же решил увидеть. Так как по заверению той же Галины, дочь тоже жила в отдельной квартире и уже сделала его дедом.
Когда он явился на порог в бритом виде с дешёвой хризантемкой в руках, Галина почему-то бить не стала. Сработал принцип «кто прошлое помянет, тому глаз вон». И обе были не настолько образованы, чтобы знать вторую часть присказки «… а кто забудет, тому оба». На этой теме и сошлись. И почти две недели Дубов не пил, не курил и даже игрался с внуком, побывав на обеих квартирах и приценившись к материальному благополучию.
Дело оставалось за малым — усыпать бдительность, а затем накинуть на бывшую жену и дочь петлю анаконды и начать потихоньку выжимать из обеих всё материальное. Ровно так же, как поступил восемнадцать лет назад. А затем снова сбежать к новой пассии, которую обязательно найдёт за это время, подарив ту же хризантемку и перед свиданием тоже гладко побрившись. Ведь женщин в России много, а он, как чистый изумруд, один. И его ценить должны.
Но и Пётр Иванович, ни Боря о том, что перед ними дрочистый изумруд, даже не догадывались. И когда перед ними в полутьме прихожей выскочил голый мужик в маске, размахивающий хозяйством, сантехник и электрик сработали на рефлексах.
Так Боря засандалил тортом в морду мальчика-зайчика, лишив зрения предполагаемого грабителя (в чём по сути был прав на подсознательному уровне), а затем прописал успокоительное: сначала под дыхло, а после добавив с колена в область лица. Тогда как Глобальный старший включил основной свет в прихожей, повесил букет на вешалку и следом наступив на грудь ботинком, уточнил:
— Ты чьих будешь, зайчик-попрыгайчик?
— Сидел бы с такой «морковкой» дома и горя не знал, — добавил Боря, снял маску с семейного рецидивиста и прижав его следом к стене, уже хотел добавить по лицу для профилактики. — Но нет же, попёрся геройствовать!
Рука занеслась для удара. Но тут батя добавил:
— Слушай, где-то я его уже видел.
— Уверен?
— Да… немного похож на утконоса, правда, но точно либо в «Последнем Герое» участвовал, либо на плакатах висел. Только не помню, предвыборных или «их разыскивает полиция». Умой его! Не могу рассмотреть в креме.
— С радостью! — добавил Боря и подхватив вторженца под руку, потащил по полу коридора к ванной, по пути как следует приложив головой о дверной проём. Затем повторив плечом.
За этим занятием их и застала Галина Константиновна.
— Что вы делаете? — раздалось позади Петра Ивановича, но жена почему-то не к нему на шею бросилась, а лишь пакеты бросила. А затем его отодвинул и протиснулась в выкриком. — Болик!
— Болик? — повторил Боря, разглядывая отключившегося «семейного предшественника».
— Болеслав! — бросилась к нему мать, даже не подозревая, какой план для неё и родной дочери подготовил Дубов.
— То есть это чмо Дуня папой называла? — бросил его Боря как есть, распрямившись.
— ЧТО⁈ — тут же вспыхнул Глобальный-старший в прихожей, так не разогреваясь ни до, ни после по жизни. — Что ты сказал⁈
— Дуня… папой… называла, — медленно повторил Боря, понимая, что сболтнул лишнего, нащупав как мастер восточной медицины ровно ту уязвимую точку в организме родителя, в которую нарочно не попадёшь.
— ГАЛЯ! — крикнул он, багровея лицом. — ЭТО С ХУЯ БЫ ЭТО ЧМО ВДРУГ — ПАПА⁈
Боря мгновенно оказался между матерью и отцом. И решив, что в этот момент лучше подвинуть Глобального-стершего подальше, просто подхватил его на плечи и вышел с ценным грузом на лестничную площадку, не смотря на дёргающиеся ноги.
— Да я ему ебало сейчас разобью! — уверял отец, даже повёрнутый вверх ногами. — Вот же пидор шерстяной! Вспомнил, блядь!
— Разобьёшь… успеешь, — успокаивал его Боря, унося уже вниз. Этаж за этажом. Подальше от скандала.
«Всё-таки только реабилитацию прошёл», — напомнил внутренний голос.
И чем ближе к выходу из подъезда они спускались, тем тише кричал и меньше обещал Пётр Иванович.
Когда оба оказались на улице, Боря поставил отца на ноги и смахнул пот со лба. А батя принялся обстукивать себя по карманам в поисках сигарет, чтобы успокоиться, но вспомнил, что давно не курит. Вместо этого извлёк из кармана пачку денег и без всяких сомнений вручил сыну.
— Ты это… бери всё нахуй! — начал он вроде сгоряча, но останавливаться и не планировал. — Ты у меня умный почему-то. И всё как там планировал, так и делай! С домиком этим ёбанным, с мастерской и кафе… Добавишь, да? Я это… это самое… верну всё… ебись оно конём!.. Ну, не сразу, но со временем точно.
Боря деньги взял машинально. Кто бы не взял? Но сунув за пазуху, тут же отца приобнял. Они уже никуда не торопились. И оба ничего от жизни не ждали. Так как оба понимали, что как ту жизнь построишь, так и будет.
— Построим, батя, — пообещал сын отцу. — Конечно, построим. А пока это… У Наташки поживёшь.
— Наташки? — повторил тупо отец.
— Ну да… там же внук это… внимания требует, — ответил Боря и улыбнулся. — А кому мне её ещё доверить, если не тебе? Любовь к рыжему цвету мне же от тебя передалась, а не от соседа.
И оба ржать начали. Сначала тихо, а затем во весь голос. Нервы всё равно выход найдут. Но лучше смеяться, чем ругаться.
Глава 30От судьбы не уйдешь
Поговаривали, что у прадеда всех Сидоренок все зубы — свои. Вроде как к столетнему юбилею природа сделала ему подарок и в «девяностые» вылез третий ряд. Такое редко, но бывает.
Ну или сыграли роль акульи гены. Благо, что однажды Макар Берёзович был на море и за неимением наживки из деревенских червей или иной приманки, рыбачил прямо на руку. Да так акулу и поймал вместо золотой рыбки. А вот о чём они там договорились, сказать не решился бы никто.
Во всяком случае, так рассказывал сам Макар Берёзович. И насколько помнил Стасян (и как рассказывали ему родители), он никогда не носил бороды. Сам прадед говорил на этот счёт, что походит с ней на Льва Толстого в последний период. Потому последние лет семьдесят нещадно с бородой боролся. Проблема была лишь в том, что волосы к этому времени, пропитанные железосодержащей деревенской водой без фильтров, приобрели крепость стали. Ни одна бритва их не брала. Даже с тремя лезвиями. А одноразовые станки так просто ломались в районе ручки на втором-третьем движении по подбородку.
Оставалось лишь надеяться на опасную бритву! Таких у прадеда всех Сидоренок было сразу четыре: две из Российской империи и две из Советского Союза. Раз в месяц он затачивал лезвие каждой о наждак вручную, а затем брился раз в неделю каждой по очереди. Тем паче, что после отмеченного столетия волосы активно росли лишь в ушах и носу и бриться каждый день или через день, как правнуку, не приходилось.
Само бритьё патриарх никому не доверял. Ещё и обладал зорким зрением к своим преклонным годам. То вроде как тоже само восстановилось, когда в лесу потерялся, гуляя по мари и болотам. Там три недели одной черникой и голубикой с кустов питался, пока на волчью стаю не вышел… Ей же и поужинал. Ну а пока костёр разводил и мясо разделывал, с вертолёта увидели «и на огонёк залетели». Так и закончилась его командировка на севера, куда однажды рванул за северным сиянием.