— Спасибо за пятёру.
— Тебе спасибо за помощь, — ответил в свою очередь Борис, но тут же добавил. — Но не вздумай копить на кольцо раньше тридцати.
— Почему? — не понял рыжий.
— Знаю я одного такого затейника… хреново вышло, — вздохнул Глобальный. — Лучше загранник делай. Там ещё визу оформлять, все дела. Скажешь потом, я добавлю.
— О, точно! Германия же! — тут же отмёл всю идею со свадьбой «с самой лучшей женщиной на земле» беспечный Ромка и добавил отсебятину. — Слушай, а если за границу свалю, то не призовут же?
— Ты как-то странно всё понял, — скривился Боря. — Я тебя отправляю опыта набраться как молодого специалиста, а не скрываю от службы Родине.
— А что? Можно и задержаться. Эпидемии кончились, мода на мову прошла, — припомнил рыжий всю геополитическую ситуацию в мире, о которой не давали забыть многочисленные ток-шоу. — Европа теперь, конечно, голодает, но сколько эмоций!
— Ладно, эмоциональный ты наш. Всё равно вернёшься и отслужишь так или иначе. Немного дисциплины тебе не повредит.
— Это если вернусь, — подмигнул брат, уже создав альтернативный план по развитию жизни и её дальнейшего виденья, где весь Берлин рукоплещет его группе, а Рамштайн стоит на разогреве.
— Да кому ты там нужен в этой сраной Европе? Если от них к нам лучший сантехник уедет, а ты туда полетишь дела делать, то ещё и немытая будет, — тут же «поддержал» Борис, как и положено старшему брату и подмигнул, закрывая стекло.
Мина заложена.
— Чё сразу не мытой! — запоздало воскликнул задетый работник месяца, тут же на ней подорвавшись.
За день он научился на практике больше, чем за сессию в ПТУ, но пробелов ещё хватало.
— Просто нищей духом, — добавил он, немного подумав. — Всё дело в колониальном прошлом. К халяве привыкли и горам золота. Ничего, отучим. Лучше свой Старший брат, чем заокеанский. Они у нас ещё поработают!
— Мамке «привет» передавай… историк.
— Ага. Передам.
Едва Боря высадил пассажира, как тут же схватился за телефон. Тьма звонков. Но самый важный сейчас — Стас.
Должен был забрать его сколько часов назад? Да и Дашка, наверняка, волнуется. Восемнадцать пропущенных, как намёк на обострение отношений.
Трубку долго не брали. Духовно обогащённый сантехник на грани распада тела уже собирался звонить участковому и выяснять обстоятельства, но затем раздался знакомый голос. Словно в лёгком подпитии или спросонья:
— Да?
— Стасян!
— Боря?
— Да! Ты как там?
— Как, как… как в сказке, — ответил суровый мужик, говоря почему-то полушёпотом.
Это состояние, когда хочется сказать погромче, но рядом сложились некоторые обстоятельства, которые не дают этого сделать.
«Вот только, какие? Что вообще может случиться в участке на ночь глядя?» — тут же начал спрашивать внутренний голос.
— Ты где?
— В госпитале, — легко ответил крановщик, тут же уточнил. — Военном.
— Что⁈
— Сам себе удивляюсь, — усмехнулся Стасян. — Ты учти, я от наркоза отхожу. Болтливый малость. Одного генерала уже заболтал, но он ответить не может — челюсть сломана.
— Зачем?
— Так вышло.
— В смысле «вышло»? — сон сантехника как рукой сняло. Включился внутренний резерв. — Само у нас только в форточку выходит… Какой ещё наркоз? Что случилось? Нихрена не понимаю.
— Ну как что, — прикинул Стасян, воспроизводя события почасово. — Подарили чипы, значит.
— Какие ещё чипы?
— Какие-какие, да хрен знает. Но чипы были, точно. Майор же обрадовался. Даже пожурил за траты. И так дело последних лет раскрыли, вроде. Всем отделом радоваться надо, говорил и Хромова с ходу в центральное отделение полиции порекомендовал перевести.
— Это какое дело? — прервал Боря. — Со Степанычем которое?
— Степанычу телек, кстати, сразу вернули. Под расписку, — уточнил Стасян. — Остальное в течение месяца получит. На описи осталось.
— Улики, значит, — понял Боря. — Как там Степаныч?
— Всё с ним хорошо. Радуется, про мировую интеграцию в глобальные процессы слушает, про баян забыл. Просто так матерится. Что-то про Вангу рассказывал и Каземира Малевича, но я не особо слушал.
— Да хер с этой Вангой! Ты как в госпиталь попал? — снова прервал Глобальный. — Ещё и военный!
— Да как… как? Чудом! — выдал вновь расплывчатую суть крановщик, на мысли которого влияли химические вещества. Но не со зла, а сугубо из медицинских показаний. — Подарки, значит, подарили. Потом сидели, выпивали. Все вокруг красивые, нарядные, в форме парадной. И я в пиджаке с карманами.
Голова Бори уже тоже работала плохо. Долго держать внимание не получалось.
— В смысле в пиджаке? — потёр глаза Боря. — Где взял? А… чего-то припоминаю. Участковый подогнал?
— Да, капитан подарил. С туфлями, — тут же похвастался пациент военного госпиталя. — Точнее, они с Кишкой и Сомом скинулись на материал, а мать пошила.
— Чья мать?
— Так сотрудника.
— Сотрудника чего?
— Боря, блядь, остановись! — воскликнул чуть громче, чем следовало Стасян. И тут же рядом предложили заткнуться с веским аргументом «или пизды получишь».
— Я сейчас запутаюсь, — добавил крановщик тише. — Не сбивай.
— А, хорошо, — сбавил обороты и Боря. Но тут же уточнил. — Так Хромов теперь майор?
— Ой… это сложный вопрос, — прикинул Стасян. — Вроде бы майор, но это не точно. Понимаешь, за его звёздочки ещё не пили. А теперь вообще сложно будет пить. Челюсть у него выбита. Хотя через трубочку можно, раз такое дело.
— Так что случилось? — вновь подвёл к главному вопросу засыпающий за рулём сантехник.
— Так то и случилось, что всё и сразу, — снова сказал крановщик так, что побить его захотелось.
Боря рыкнул. На том конце намёк поняли и к сути вернулись, перестав лить воду и катать вату.
— Ты суть! Суть давай!
— Всё вроде бы хорошо было, — продолжил крановщик, зевая. — Потом я начал фокусы спортивные показывать. Ну как фокусы. Мне кусок металла дают, я гну. Сгибаю, то бишь. Гвозди то я еще в школе в узлы заворачивал. Скрепок то не было, чтобы человечка сделать.
Боря зарычал громче, так как не собирался слушать этот рассказ до утра.
— Стою, значит, гантели гну. Никого не трогаю. А в майоре вдруг коньяк заговорил. Подскочил, подбежал, вспылил.
— И что? Ударил?
— Да если бы, — протянул Стасян. — Так оно может быть вернее вышло. А не так, как случилось.
— Стасян! Короче!
— Дай, говорит, гантель проверить. Чего ты нам тут детский сад устроил, говорит. Обидно так кричит, волнуется. Слюнкой изо рта брызжет. Ну да я не брезгливый. Просто пиджак жалко. Мать Кишинидзе всё-таки старалась.
Мысли — это просто буквы, что складываются в слова. В худшем случае из них снимают фильмы.
— А ты чего⁈
— А чего я? — немного заплутал в дебрях размышлений крановщик. — Ой, маме забыл позвонить.
— Так и чего ты⁈ — почти не выдерживал Боря этого диалога, что перерастал в допрос с размягчением мозга.
Безумно хотелось выспаться, чтобы назавтра разгрести все дела и как следует поработать.
И поэтому снова воскликнул:
— Стасян!!!
— А-а… так я и говорю, что протянул гантель на вытянутой руке. Держи, говорю, — ответил крановщик, словно от чего-то отвлекаясь. Рядом вроде бы даже послышалось «да завали, бля!», но у крановщика руки длинные, а костыли на раз-два ломает.
— Он её пытался двумя пальцами взять, — продолжил Стасян почти совсем тихо. — Типа надувная, думал. И не удержал, конечно. На ногу себе уронил. Обиделся чего-то потом. Как давай кричать и охать. Уволю, говорит.
— Так, а почему ты в госпитале? — уточнил Боря. — ТЫ, а не он!
— Так, а полковник какой-то и говорит: «Кого, ты блядь, увольнять собрался? Фокусника?». И давай ржать. Однокашник он Вездесуева. Или друг детства, вроде. Так по лицу и не скажешь. И весь зал угорать начал, как майор на одной ноге по сцене скачет, а уволить уже никого не может. Сначала, значит, все военные подхватили. Ну, в целях поддержать товарища полковника. Солидарные они к начальству. Ну а потом по инерции и полицейские в хохот.
Только Хромов подскочил, по столу кулаком ударил и говорит. Не позволю, мол, товарища майора обижать. И все уже полицейские такие — да, не позволим. И ржать прекратили. Кричат военным заткнуться. Один даже соком облил другого. В общем, Хромову первому табуреткой по челюсти прилетело. Это последнее, что помню. Очнулся на полу. Смотрю, гантель на ноге, моей, а вокруг хаос, как на рынке в чёрную пятницу, где носки за сто рублей по такому случаю за сто пятьдесят отдают. Смотрю, гости от доблестных войск дерутся во всю с гостями от внутренних служб. Первых меньше, но у них по физкультуре показателей больше. А вторых больше, массой давят.
Глобальный посочувствовал только:
— Гантелей то по ноге зачем? Как позволил?
— Да кто их разберёт? Беспредел! — был солидарен крановщик. — Короче, менты с вояками как давай драться во всю. Я и поник. Ни тех, ни других бить нельзя. Либо посадят, либо осудят. А потом смотрю, Сомова на удушающий взяли. Глаза на лоб полезли, лицом подмоги просит. А у него Хруничев дома в общаге к батарее наручниками пристёгнут. Думаю, нельзя ему отключаться. Ну я эту гантель и метнул с пола. Хорошо промазал, люстру сбил только. Зато как свет потух, всё сразу и затихло. Включили потом и замерли. В мясо все хлебала разбили друг другу и только смеются. Майор с полковником так вообще самые довольные сидят. У одного передних зубов нет, второй сломанной рукой туда-сюда суставом машет. Гибкий стал. Всё хорошо закончилось, Борь. Отлично погуляли. А потом нас на семи или восьми скорых по больничкам-то и развезли. Самых тяжёлых — в военный госпиталь. Ближе всего оказался. Слушай, давай завтра поговорим. Я троих на одной ноге одной рукой уже не удержу. Не дай бог швы разойдутся.
Связь отключилась.
Боря только за голову схватился. То ли от осознания, что крановщик неплохо погулял, то ли от того факта, что и завтра он на работу не выйдет. Как возможно и ближайший месяц. Гантели и ноги всё-таки не совместимы. А дальше уже на вахту поедет.