— Бензин кончился, пока спал, — начал отец издалека, с ложкой к трапезе присоединяясь. Так как вторую вилку с собой не возил. — Сижу, значит, вечер коротаю. Тебе звоню — не берёшь. Лёхе звонить этому Дунькиному бестолковому — нет смысла. Рома трубку не берёт тоже. Да и что он сделает, если машина у меня осталась?
Боря кивнул, буркнул:
— Не до телефонов было, работали мы.
— Так по жизни и бывает. Хрен кого дозовёшься. Ну вот и сижу на капоте, кумекаю: то ли костёр разводить, то ли на трассу пёхом через поле и на попутках в город, — добавил отец и из-под низа картоху достал. Та, что не подгорелая, но с нагаром ароматным. — Куда податься? Тут слышу, шум. Оборачиваюсь, смотрю, грузовик снова на поле въезжает. Первый.
— Первый? — уточнил Боря.
— Да, он ещё днём заезжал. Про тебя спрашивали, да ты… вне связи был.
— Работали же, — повторил Глобальный-младший.
— Первый взъезжает грузовик, значит, — продолжил отец. — Такой я уже днём видел. Сразу понял, что он. Так как через соседнее поле заезжал.
— Соседи-то не обидятся?
— А, так это я теперь сосед твой, — ухмыльнулся батя. — Купил участок поблизости на остаток. Свет проведу на двоих — эх, и заживём!
Боря посмотрел на отца. А у того глаза горят. Не брешет. Как бы сразу дал понять, что ни в каком гараже жить не будет. Простор, мол, глобальность. А там, где свет, там всегда скважину пробить можно, баню поставить. А там и до шамбо не далеко.
И вот уже — автономность.
«Белья ему только купим постельного и провиантом с дровами обеспечим, пока все бревна не спалил», — тут же подсказал внутренний голос: «И всё, лучше сторожа контейнерам не придумать. Останется только с ружьём сообразить до верного».
Батя кожуру от сала достал, на палец положил и резво в форточку приоткрытую запустил, как соплю с пальца. Затем продолжил неспешно, смакуя подробности:
— Потом второй рядом с дорогой заехал, а оттуда Шац твой выскакивает, прицеп отстегнул и ко мне. Говорит, бери, батя, пользуйся. Тебе — не жалко. Мужик ты, что надо. И Боре, мол, привет. В расчёте теперь. В разведку говорит, в следующий раз вместе пойдём. Ну или на охоту. Спрашивал ещё, нравятся ли блондинки? Ты как по блондинкам, кстати?
— Шац? — пропустил все подколы Боря, подхватил особо горячий кусок картофеля, принялся дуть, обжигая щёки внутри. — А ты когда успел с ним так законтачить, что в номинацию «мужик года подался»?
— Да было дело одно, — отмахнулся отец. — Не перебивай, а то забуду. Короче, Шац что с картинки «после боя» явился. Повязка на ладони в крови, щека поцарапана, как будто мордой по асфальту повозили. Правой брови нет. Днём была, как сейчас помню. На ночь глядя, сгорела, значит. Штанина ещё рваная. Словно собаки погрызли. Чистый пират! Ты прикинь?
Боря кивнул, справляясь с куском. Смолчал.
— А из фуры первой кореш его выскакивает и дверь за бортами высокими открывает, — продолжил батя. — С важным видом доску-«пятёрку» достал, другую на пару метров вытащил. Внутри исчез, а затем по доскам тем на микроавтобусе уже выезжает.
— Вернули, значит, — хмыкнул Боря и невольно вспомнил как снаряд через лобовуху во врагов Шаца полетел.
Разброс оказался таким большим, что кунгом накрыло в придачу. Теперь не ломать голову, куда отца определить. А то ведь снова на север подастся, но уже вряд ли вернётся.
«Скорее на якутяночке женится. С него станется», — доставил внутренний голос.
— А как вылез — ко мне, — продолжил отец. — Идёт, хромает. Ухо рваное у кончика, как будто сережку сорвали, на левом глазу фингал, синева небесная, грозовая. Костяшки сбиты словно со стеной спорил. Ну чистый Лапоть. Шац его так и называл, кстати. И такой говорит: «трофеем не назову, но своё вернули. А Бита его походу, отремонтировал». И ключи мне протягивает от микрача. Ну я, грешен, ключи взял и в магаз за картохой на ночь глядя сгонял к тушёнке в придачу.
— Откуда тушёнка-то? — не понял Боря.
— Так вон, полный контейнер жратвы, — ответил батя и прищурившись, осторожно добавил. — Щац сказал, твоя вся. А там припасов не целую деревню. Я же здесь с ней зимовать теперь могу.
Боря притих, озадаченный известием.
— А утром потом впотьмах дров по округе пособирал, печку растопил, сел на шконку — душа отдыхает. В окно звёзды такие крупные-крупные светят, — продолжал рассказывать Пётр Иванович. — Красота, Борь. Как на севере.
Боря снова на отца посмотрел. А глаза того горят пуще прежнего.
«Нет, сегодня на север не рванёт», — подсказал внутренний голос: «Надо пользоваться возможностью. Ну а что гуманитарки часть пожрёт, так то за службу плата. Пусть территорию охраняет».
Боря хмыкнул и добавил:
— Бать… помоги мне микрач в гараж отогнать мой…твой… наш… А я тебе к гуманитарке ещё и солений с вареньями определю. Потом в магаз заедем, белья возьмём. Ну и продуктов. Хлеба, там, молока. Да?
— Дело говоришь. Чего не помочь? — тут же загорелся отец и снова пообещал. — А свет я проведу на участки. Коробку только собрать. А потом и разрешение получим, как приспичит.
— Бать… давай не всё сразу, — отмахнулся сын. — Сегодня, короче, со мной покатаешься. Часть работы разгребём. С перфоратором поможешь?
— А ты что сверлить так и не научился?
Боря насупился. Опять в субстанцию макают, да всё не сгущёнка.
— Я-то научился, да доктор не велит!
— О, я как трипак поймал, тоже неделю людей сторонился, — ответил отец. — А потом ничего, рассосались сомнения!
— Бать, ну харош брехать.
А он только куртку накинул, сковороду прикрыл крышкой и кофе в кружку налил. Та оказалась одна. Да и сахара не было. Не нащупал ещё в контейнере. Зато была баночка мёда и маленькая ложка. На двоих и распили.
Затем Глобальные отбыли по делам, от теплушки подальше. Много времени отогнать микроавтобус в гараж не заняло. Но Боря решил, что он ему нужнее в работе. И внедорожник на хранение поставил вместо него.
В микроавтобус перебрался с отцом. Катались они долго. То за бензином на АЗС, то за канистрой металлической в магазин, (так как в пластиковую не налили), то химию батя решил купить, чтобы посуду мыть, то воду начал набирать в канистры питьевые на колонке. Затем вовсе в магазине пропал.
Боря, глядя как сокращаются часы до прилёта матери, уже понял, что в «семьдесят второй дом» сегодня до обеда не успеет. Впрочем, вода в первом подъезде имелась. За яйца не подвесят. А с самым беспокойным разобрался.
«Всегда можно сослаться на подготовительные работы» — прикинул внутренний голос: «В подвале, мол, работал. Трубы бесплатно людям поменял, чтобы вода чище была. С этой целю труб в управляйке и наберёшь при случае»,
Пока Боря отца у очередного магазина ждал, Рома позвонил. По видеосвязи.
Пришпандорив телефон на держалку магнитную, сантехник смотрел как брательник с гитарой сидит на стульчике. В одних трусах и с грустным видом. Струны перебирал и охрипшим голосом бормотал разное, пока не признался:
— Слушай, Борь. Я тут песню Оксане написал. Послушаешь?
— Ну, — брат оглянулся в поисках отца, но тот либо брал по скидке чистящие средства, либо торговался за помидоры с таджиками. С него станется.
Ничего не оставалось делать, как ответить:
— Давай.
Рома потёр нос, скривил лицо как от душевной боли и начал бубнить:
Моя кровь — твоя любовь.
Между нами как морковь.
Только мягче и нежней.
Окси, ты ещё проверь.
— Так, ну-ка завали быстро! — осёк Боря, не выдержав и первого куплета. — Ты что творишь?
— Как что? Песню… Оксане.
— Песня по-твоему — это набор мутных рифм? — скривился Глобальный. — Или ты из этих ебанатов, что слова ни одного не могут внятно в микрофон произнести?
— Но так модно! — заспорил рыжий.
— Да в жопу твою моду на день! Твори для вечности! — возмутился брат и тут же сделал голос помягче. — Ты ещё недостаточно богат и популярен, чтобы хернёй страдать. Где загадка? Где подача? Куда делась экспрессия? Я же Лёхе сегодня видюху завезу и можно клип снимать. Тебе вторая полноценная песня уже на альбом нужна. А ты что пишешь?
— Но так… модно, — снова повторил Рома, но уже без прежней уверенности. — Ты сам сказал, надо веселее и попсовее!
— У меня уши кровоточат от твоего исполнения моих замыслов! — добавил старший брат, подпирая авторитетом. — Бодрее надо, Рома. Бодрее.
Рыжий поник, удручённо кивнул и вздохнул, принимая поражение:
— Не, ну надо ещё подумать. Только у меня даже мозг болит после вчерашнего! Ты бы помог, а?
Боря глаза закатил, бардачок открыл, листик с ручкой из барсетки достал и начал из головы накидывать текст. Времени примерно пять минут. А песня столько же и звучит. Должен успеть.
Гитары под рукой не оказалось и Боря начал экспромтом:
— Короче, людей надо удивлять. Так что давай замутим песню-наоборот. Да так и назовём «Наоборот»… Готов?
— Готов.
Ломай систему: воруй цыган.
И кофе с мёдом — назло врагам.
Мы кашу жизни, да с топором
Варить умеем.
Кому расскажешь — вон.
Дурной же тон!
Спаси полицейских,
сядь в зону комфорта
и оттуда никого не кошмарь.
А если ты будешь в стразах под песню
пояснять Пенкину за мораль,
то лучше отстань.
Есть же ещё Моисеев.
За неимением гитары под рукой, Боря сделал «брынь» ртом и продолжил второй куплет после припева и «бриджа».
Застегни свою душу
и с каменным сердцем
всю зарплату гадалке отдай.
А если начальник даст тебе денег,
то зарплату потрать на врагов.
Да, мир таков.
Спаси полицейских,
сядь в зону комфорта
и оттуда никого не кошмарь.
А если ты будешь в стразах под песню
пояснять Пенкину за мораль,