Толпа встречающих ожидала уже следующий рейс из Санкт-Петербурга. А рейс из Москвы прибыл полчаса назад.
Боря прикусил губу. Опоздал. Неужели мать где-то на улице уже стоит?
— Боря, как ты вырос! — раздалось за спиной.
Он повернулся и замер, разглядывая бледную стройную женщину с морщинками на лице, которые ранее то ли не замечал, то ли отсутствовали.
Она носила длинные волосы, собранные под шляпку, и стояла в летнем сарафане, как будто прилетела на юг к тёплому морю, а не в осенний, промозглый уездный город, где всегда больше туч, чем солнца.
«Мать, ты словно не в Сибирь, а в Турцию прилетела», — хотел он сказать, но губы произнесли лишь:
— Мама…
Она обняла первой, прижав к себе. Такая маленькая для него теперь, и такая беззащитная перед целым миром. А он большой и сильный, должен защищать её, беречь и согревать. Хотя бы посредством надлежащей работы батарей.
Он мигом снял рабочую куртку и накинул ей на плечи. Она хоть и запылилась, но не грязная.
— Вот, немного согреет.
— Ой, да мне не холодно, — привычно хорохорилась Галина Константиновна, но куртки не сняла. Погладила только плечо. — Ты, значит, сейчас сантехником работаешь?
— Работаю.
Боря улыбнулся и подхватил чемодан на колёсиках из её рук. Как вдруг понял, что это весь её багаж.
«С чем улетала, с тем и прилетела», — напомнил внутренний голос: «Добра, выходит не нажила».
— А где… итальянец? — всё же спросил Глобальный.
После этого вопроса Глобальная, что новой фамилии так и не завела, заметно погрустнела. На лбу новая морщинка образовалась.
— Где-где… хохлушку завёл. Их сейчас по Европе, как цыплят по весне разбирают, — ответила мать и первой пошла на выход, давая понять, что не желает разговаривать об этом в обозримом будущем, но сама же добавила. — А по осени на убой пустят, когда надоедят.
Сын вдруг понял, что бледность и морщины — это результат долгого сидения дома и годы нервотрёпки. Они отняли у неё с десяток лет. Из сильной уверенной в себе женщины мать прекратилась в уставшую, одинокую носительницу мудрости.
Мудрость заключается в том, что дома — лучше. А сказка, мечта, сама «жизнь на вечном курорте», разбилась на осколки. Некая цыпа, что подсидела её на насесте, теперь тоже сначала будет купаться в бассейне и делать селфи у моря, а затем окунётся в передовики по всем трём направлениям: «готовка», «комфорт», «ублажение».
Боря, не смея задевать порванных струн души матери, подвёл её к микроавтобусу. Распахнул дверь пассажира и завозился с чемоданом. Позади в багажнике заставлено всё канистрами с водой и бензином, а салон полон пакетов с покупками.
— Ой, ты машину купил, что ли?
— Ну… это рабочая.
Боря вдруг пожалел, что не взял внедорожник. Мог мать и получше встретить. С комфортом. Нет, чтобы времени уделить ей как следует, подготовиться. А он погодя решил забрать.
Ну что за сын?
— А, рабочая. Тогда понятно откуда столько барахла, — отметила мать, пристёгиваясь. — Но запах странно-знакомый. Грезится, что ли?
Глобальный хотел рассказать сразу, что рабочая — это не значит, что на работе выдали. Сам заработал. Да и гаражей у него теперь двое. И уже планы на будущее есть. Потому что вверх по карьерной лестнице идёт так или иначе, когда другие карабкаются. Но вдруг понял, что это лишь хвастовство. А суть она — внутри. Скромнее надо быть.
Счастье любит тишину.
«Что пахнет одеждой отца и забрали кое-что постирать, ты ей не говори. Расстроится», — добавил внутренний голос: «Пусть думает, что ностальгия».
Сев за руль и заведя мотор, Боря решился всё же сказал:
— А, это батино барахло. На участок отвести надо.
— Батино? — глаза мамы расширились. — Он что, в городе?
И тут Глобальный понял, что пока уворачивался от одной струны, задел другую. А та ещё громче звучит.
— Да… вернулся. С севера.
— Да начхать мне, откуда он вернулся, — буркнула она.
Но ей было не начхать. Это заноза всё ещё сидела в сердце. Или того, что от него осталось.
Стараясь даже не упоминать о Наталье или тому, что повёз батю знакомиться с Дашкой ненароком, Боря вновь перешагнул уже не струну, а растяжку.
Как сапёр смотрит на пару проводов, так и он задумался. Какой отключать?
— Мам… всё не просто.
— Как это не просто? — заявила она. — Это у него всё всегда непросто. А у меня вообще труба!
— Ну чего сразу труба-то? — добавил Боря, не зная, как смягчить известие.
— А жить мне где теперь? — вопросила мама. — Он же у Дуньки? На нашей квартире?
Уже не сестры жилплощадь, а общая. Потому что обстоятельства так сложились.
— А-а, за это не переживай, — ответил Боря и даже немного улыбнулся. — Он у меня на участке в теплушке зимовать будет.
«А ведь они даже не развелись», — напомнил внутренний голос.
— Не замёрзнет, — заверил Боря.
— Да хоть бы его волки съели, — снова буркнула мать, но тихо, едва слышно.
Тишина наступила. И до самой квартиры Глобальных молча ехали. Боря хотел рассказать и про третью категорию сантехника, и про то, как отслужил, как на гитаре научился играть и вообще мастер на все руки.
Но молчал. Потому что сначала спросить должны. А если им не интересовались несколько лет, то не так уж и нужен, чтобы вдруг начать навязываться свою персону.
«Да и вообще, акклиматизация», — добавил внутренний голос: «Дай ей в себя прийти».
Всё же Боре хотелось сделать приятное семье. Он заскочил в магазин, где купил большой торт по случаю общего семейного сбора.
— Ммм… шоколадный, — отметила мать и торт сразу себе на руки забрала, пока он её чемодан из автомобиля забирал и коробку с видеокартой.
— О, а мама-то к нам с подарками… сладкими, — встретила её первой на пороге сестра, обняла крепко.
Даже Борю в щёку поцеловала, чего ранее за ней не замечалось. Брат только чемодан от удивления у входа поставил.
Может ещё и магнитик из Рима перепадёт. Кто знает?
Но пока только Лёха с сыном на руках подошёл, тёще вручил.
— Держите, мама, знакомьтесь заново. Да только поосторожнее. Только последние памперсы снял и колготы одел. Следите за повышенной протекаемостью.
Игнорируя все инструкции, Галина Константиновна только давай целовать внука с ног до головы. Отвлеклась уже и нет ей разницы, в колготах родное чудо маленькое или в слоистой впитывающей броне. Хуже пахнуть, чем старый итальянец, всё равно не будет.
Боря Лёхе руку пожал следом.
— Держи бонус, — тут он подарок следом вручил. — Клип с тебя для Ромки только!
— Вот это нишутя себе! — воскликнул Лёха, снова погружаясь в детство, где зайчик подарки приносил, пока не повзрослел, устроился на работу и не стал приносить квитанции.
Стоит такой мужик бледный, толстый, а глаза горят. Радуется! И слов больше подобрать не может. Только в зал по итогу убежал, тапочки растеряв по ходу.
— Какого Ромки? — тут же спросила мать, внука качая, покачивая и улюлюкая.
— Рома? — переспросил Боря, понимая, что на растяжке то следом и подорвался. — А так это… брат мой.
В прихожей повисла тишина. На миг стало слышно, как кричат соседи снизу. А через стену в соседнем подъезде кто-то делает новых людей.
Первым неловкую тишину оборвал Пашка, с рук бабушки к матери обратно попросившись. А то руки ещё не помыла, а сразу за внуков хвататься — непорядок.
Боря его тут же и подхватил, следом в зал уходя, от возможных криков подальше.
— Так Петя что… совсем распустился? — мать даже слов не нашла сначала, а когда заговорила, сначала шёпотом начала возмущаться, а потом распылять себя с каждым словом начала. — Он ещё и сына с севера привёз⁈
— В смысле привёз? — удивилась Дуня и по-простецки выдала все тайны, что слил ей отец под селёдочку. — Тот тут всегда рос, в городе. Дылда уже такая рыжая. Выше Бори. Они почти одногодки.
Мать побледнела больше прежнего, воздух ртом хватать стала.
— Так ты что, не знала, что ли? — удивилась Дуня и мать под локоть подхватив, на кухню повела.
Усадив за столом напротив торта, валерьянки принялась капать в стакан.
Кап-кап-кап.
А сердце у матери бух-бух-бух. И электрочайник вместо слов шумит минуту-другую.
— Ну теперь понятно, что у него за подработки после работы были, — ответила мать, выпив первый стакан с успокоительным, бутылёк отобрав и тут же во второй начав капать.
Боря, заметив, что Лёха выпал из окружающего мира едва видеокарту в слот корпуса вставил, племянника вновь обратно на кухню принёс. При нём может меньше кричать будут?
Интересно же, что говорят!
— Я что-то не понял, — начал Боря, чисто для себя уточняя. — Вы обе не знали, что у меня брат есть, выходит. Но… разошлись не поэтому?
— Да уж не поэтому! — поддала мать, но голос тут же понизила, внука забрала обратно и присела с ним, в себя приходя. — Хотя, какая теперь разница?
— В смысле какая⁈ — не понял Боря. — У нас у всех жизни по пи… шву пошли. Я в гараже жил. Ты вон в Италию отчалила. А батя на север. Поговорить не могли, что ли? Решить всё.
— Боря, что решать? — осекла сестра. — Любили они друг друга. Жили, пока могли. А как невмоготу стало, разошлись. Не маленький уже, чтобы разжёвывать всё тебе. Понимать должен.
Но Глобального, как единственного представителя мужской части населения, что уже умел говорить и ещё не выпал в виртуальную реальность со звуком загружаемой винды и комментарием «нихрена тут обновлений повыходило!» из зала, было уже не остановить.
Возмутился:
— Понимать? А что я должен понимать? Да, я понимаю, что отец гульнул разок, когда я пешком под стол ходил. И что это ему потом пятнадцать лет подряд припоминали. Капали на мозги, крышечку отвинчивая. Сначала одна, а потом вторая, как повзрослела. Он и сбежал от вас. А мне… — голос сбился. — Мне его не хватало, понимаете? В том возрасте, когда отец больше всего нужен был! Когда розетки надо учиться чинить и в автомобиле копаться! А я в мусорке копался, хлам на растопку собирая!