Сестра с матерью переглянулись. У Бори глаза заблестели. Не искры, что человеку жить помогают, а слёзы, что от тоски выступили. Те самые, что глушил в себе ночами под собачье завывание годами. Потому что некому было выслушать. И тем более — понять.
— Он же ради семьи старался… жить. Сохранить всё пытался, — продолжил Глобальный вдруг осипшим, не своим голосом.
Вроде только что не хотел такого. И вдруг на тебе — полилось. Само собой выходило. Из самых недр.
— Сохранить? — ответила мать. — Он и разрушил!
— Мужчина слаб в силу… обстоятельств, — прошептал почти Боря. И даже Пашка прислушался к нему, ручку маленькую протянул, давая «пятюню» солидарности. — Но я-то всё же с отцом рос. А Рома… нет. Мать его растила. Как могла, но она хотя бы в гараж не сдавала!
Мать стаканом по столу стукнула так, что тот едва не разлетелся.
— Кто ж тебя в гараже жить заставлял⁈ Или из дома кто-то гнал? Ты же упёртый, сам всё решил!
— Как кто? Обстоятельства! Здесь уже новая семья зарождалась, — ответил Боря громче, но всё ещё не своим голосом. — Вы семьи для чего заводите? Чтобы вырастить членов общества достойных. На тех устоях и живут годами. Но когда любовь заканчивается… как говорите… то что же остаётся детям в сухом остатке? Материальное вместо человеческого? — тут он на сестру посмотрел. — Батя старался, понимаешь? И теперь у тебя квартира. У меня — гараж. У Романа вон — машина. Всем подогнал, что смог.
— Ох, нихера себе подарки Роме! А за какие заслуги? — снова воскликнула мать и внука дочке отдала, так как валерьянка не спасала от нервов. Долгий накопительный эффект сразу себя не проявит. А валокордина под рукой не было. — А ты чего ту семью-то защищаешь, Борь? А? Петя твой если бы путёвый был, он бы к ним и ушёл, а не на север подался. А теперь Боречке, значит, братик по душе стал, а мать и сестра — по боку? Так выходит? Кобеля этого старого защищаешь? Да? А он тебе хоть раз позвонил с севера того? Письмо-то отправил?
— А ты ко мне сколько раз в гараж приходила? — возмутился Глобальный. — Или с Италии той позвонила хоть раз? Дуньке-то вон — писала.
— А ты знаешь, как мне там жилось-то? — в глазах матери снова слёзы застыли. — Мне же даже сказать нечего было!
— А чего поехала тогда⁉ — возмутился сын.
— Да дура была, вот и поехала! — ответила мать и у сарафана рукава закатала.
А там синяки.
— Дура! — добавил мать и замолчала.
У самой слёзы в глазах застыли. Боря застыл, не зная, то ли билет в Рим брать и ехать карать макаронников, то ли напиться и забыться по-русски. Тяжело, когда близкие страдают, а помочь не можешь.
Сестра вздохнула и добавила козыря, выигрывая эту партию:
— Да знаю я, чего он о той семье печётся, мам. Ту бабу рыжую они с батей… ну… поделить и не могут.
— Ты чего… городишь, — почти вновь потерял голос Боря от такого вероломства.
Задушить бы ту гюрзу подколодную. Такие люди вообще на свет появляться не должны. Он же всё уступил первый ей. Живи, кайфуй. А она чем ответила? В спину бьет⁈
«Вот она — женская солидарность в крайнем проявлении, помноженная на семейные узы», — подсказал внутренний голос.
— Как чего? — усмехнулась сестра. — Налила я бате как-то вечером. Он и выложил мне правду матку. Говорит мол, не знает, что теперь с Натахой делать. Боря в неё мол… влюбился. А та дура и давай их сравнивать. У кого, мол, больше… положительных качеств. Младшенький то наш… победил, выходит.
Боря тут же краской покрылся. Будь окно открытым, туда бы и сиганул с пятого этажа. Потому что пол под ногами почему-то не проваливался.
Или это сестра должна в ад попасть после таких слов?
«Её там точно черти ждут!»
Мать от накопившихся эмоций торт подхватила и подскочила, чтобы на голову его Боре надеть. А то и одеть. Тут уж как экспозиция получится.
— Так вы что же? В два смычка её жарите там⁈ — заявила Галина Константиновна и на Борю двинулась, тортом шоколадным угрожая.
Уже без обёртки. С розочкой розовой дурацкой по центру. Глобальный только к холодильнику прижался, предчувствуя неизбежную развязку.
Дверь в коридоре распахнулась, никем в суете не закрытая. А там отец с букетом хризантем наперевес. Вошёл в обуви и сразу на таран пошёл.
На жену, то есть. Набравшись смелости, как воскликнет вдруг, лицо цветами теми прикрывая:
— Галина! Я всё осознал! Давай снова вместе жить! Не было слаще жизни, чем с тобой!
И цветы протянул, голову склонив и не смея в глаза смотреть. На ботинки смотрит, что в грязи все. Натоптал же!
Но если бы не натоптал, то пройти бы не решился. А если эту самую малость ему простят, то он простит всё всем и сразу.
— Сейчас я тебе устрою ту жизнь-то! — заявила в ответ супруга и в один замах торт швырнула.
Тот цветы смёл и по лицу супруга законного слоями съехал.
Тишина в кухне возникла.
Стоит батя, лепесток хризантемы жуёт, кремом шоколадным закусывает, с усов собирая корж и розочку.
— О! — заявил Пашка, к розочке той тут же потянувшись и пукнул как в последний раз.
Да с сюрпризом.
— К деньгам, — вздохнула мать, цветочек из бороды отца доставая.
— И большой удаче, — добавил отец, дочь в сторону отодвинув и супругу к себе прижимая.
Первый поцелуй за пять лет. А слаще его ничего нет.
Оставив родителей целовать, Боря племянника подхватил у сестры и понёс отмывать.
— Я — сантехник. Мне не привыкать. Сейчас всё исправим и ка-а-ак заживём… Правда, Пашка?
— Угу, — ответил ребёнок так нечаянно, но вдруг камня на камне не оставив от семейных неурядиц и бытовых проблем.
Уже плескаясь в ванной, что-то подсказывало Борису, что всё теперь у Глобальных хорошо будет. Главное, что вместе все. А работа сегодня подождёт. Завтра доделает. Всё равно сантехника заграничного встречать. С ним и поработает.
И только стены слышали, как присев за столом на кухне, родители посмотрели друг на друга, и мать сказала:
— Борька-то наш вона как вымахал!
— И не говори, — ответил отец. — Того и гляди, в люди выбьется. А там и нас подтянет.
Cтепан МазурТот самый сантехник 3
Глава 1S. O. S
Близилась ночь, но мужчина не спал. Позади тяжёлый день, тело молило о пощаде и первый песок в глазах словно говорил: «отдыхай! Завтра на работу!».
А всё дело в том, что уже предвкушая мягкую постельку и блаженную прохладу подушки, мужик возраста «немного за сорок» стойко листал новостную ленту. Чего греха таить? По большей части промышлял по группам с грудастыми улыбчивыми девами без принципов. Или немного с принципами, чтобы не так очевидно было и оставалась лёгкая недосказанность за полоской материи.
Интернет — вот где глазами зацепиться можно за женщин! Душой порадоваться за выдающиеся формы в свободное от домашних обязательств и рабочих процессов время.
Разглядывая родинки на словно отшлифованных мелкозернистой наждачкой лобках, мужчина держался до последнего, борясь со сном. Что отдых? Надо ещё и для себя немного пожить! Хоть десять минут в день. А лучше — полчасика, чтобы до верного. Но жизнь сурова и беспощадна. Смотри, не смотри, а рано или поздно ноги затекут.
Не доводя до последней стадии посинения конечностей, данных природой, мужчина решительно отложил телефон и сказал себе:
— Ну, пора и честь знать.
Избегая последующей борьбой с онемением с кряхтением у стены, усталый защитник семьи поднялся рывком и долго смывал воду. Этим самым он как бы подавал сигнал семейному прайду, что вожак сделал дело и его снова можно мучать и докучать разными вопросами. На часть даже ответит.
А думая о бесстыжих титьках, даже что-нибудь пообещает сделать из запросов. Конечно, завтра. Сегодня-то уже куда на ночь глядя? Всё бросить и за дело браться, что ли?
Осмотрелся — чистота. Профессионально сработано. Ёршик сухим останется. А это уже показатель, что как человек он настолько по жизни чист, что грязь к нему не прилипает.
Как, впрочем, и деньги.
Потянулся, выдохнул. Теперь с чистой совестью и отполированными электрической щёткой зубами в царство Морфея пора. Нырнуть в совершенный мир, где он проживает с блондинкой-коллегой по работе. С грудью третьего размера. А не с какой-то невзрачной женой-одноклассницей, с которой со школы вместе.
Откуда взяться той блондинке на работе? Да хотя бы оттуда, откуда директора миллионерами становятся. Очевидно же, что у Деда Мороза просили ещё в детстве. И письма начали доходить. Это он, как дурак, в чудо не верил и старательно таблицу умножения учил вместо того, чтобы открыть вселенной свой разум и всё-всё захапать. А может даже — заграбастать.
Они с женой других партнёров не знали. Поэтому лишь в мечтах и немного во сне можно было покуражиться. Под утро, до проклятущего будильника занырнуть в такие дебри разврата, что даже щёки гореть начинают. Но это уже подсознание. А в сознании перед сном мужик сам себе король.
Во сне — хорошо. Там у него не трое детей-девочек, а один ребёнок. И тот — сын. Он не тройки приносит со школы и просьбы сдать на шторы, а шпарит на трёх языках и сам подрабатывает. Медалями и кубками вся стена со стеллажом завешана и заставлена. Спортсмен же ж!
Гипотетический стеллаж сын, конечно, тоже сделал сам. На уроке труда. И сам договорился с трудовиком доставить и установить. Так уж и быть, папа оплатил материалы и работу принял не сразу, а с оговорками, чтобы было куда развиваться.
Эх, хороши мечты-фантазии… Но тут на грани слуха донеслось падение капли, разбив мимолётную мечту мужика как поток молока сухую печеньку в кружке.
Кап!
Мужчина застыл в проёме двери, прислушался.
«Хоть бы — нет. Ну хоть бы — нет», — пронеслось в голове.
Кап-кап.
Да куда там? Сразу две наглые капли упали на кафельную плитку.
Склонился мужик недовольный, залысину начинающуюся почесал. Взгляд суровый сделал. Такой, чтобы пристальный. Чтобы само всё чинились от одной концентрации на задаче.