— Бывает, — ответил Боря, не очень этому и сопротивляясь.
— О-о-о Боречка! Вы такой устойчивый. — одарила с ходу комплиментом дева. — А вы знали, что раньше у обезьян в члене кость была, чтобы долго-долго можно было?
— Знаю. Бакуль, — буркнул Боря, запомнив в основном только этот ответ из кроссворда Егора.
Шесть букв по вертикали. А как в память врезались.
— А у человека отобрали почему-то. Обидно даже.
Тут голос девушки сбился, а шёпот в стон превратился протяжный. Затем в крики неуверенные переросли:
— Лежите, лежите, не вставайте. Я сама… сама-а-а-а! САМА-А-А!
Хорошо кричит дева юная в свете солнца полуденного. От души старается. Только с наращиванием скорости в сирену постепенно превращается. Как будто в кнопку громкости Боря внутри попал и давай ей звук прибавлять как на пульте Степаныч к телевизору.
— Бо-ря, Боря-я-я, Боренька-а-а! БОРИ-И-ИС!!!
Мотает её, дёргается во все стороны, внутренние те кнопки все подряд нажимая. Была не была. Вдруг за точку G зацепится. Ну а Глобальный и не против особо. Лучше, чем Олаф танцующий. Грёбанное подсознание чего только не нарисует. На груди прекрасной лучше бы концентрировалось.
Но скрипит диван. И сисей столько перед лицом скачет, что на всю жизнь запомнить можно. Может чего и отложится в долговременную память, а после приснится.
Когда дыхание девушки сбилось от переключения передач на его коробке, ревела она уже белугой, попутно разбавляя звуки забавными фразами в стиле «херасе, какой эластичный» и «боже-е-е, царя храни!».
Боря даже не понимал сразу, секс она больше любит или посмеяться. Но на всякий случай улыбался и порой подмахивал. На пике момента начала Лида читать что-то из оперы Ивана Грозного. Но едва Боря прислушался к тому, как царь начинает предавать всех анафеме, как следом она же такую порцию мата выдала, словно демон из горла вылез ненароком на чихе.
Тут-то по батарее и застучали, не выдержав контраста.
Сантехник тут же определил, что сверху стучат, с девятого этажа. А Лида нет, чтобы в подушку орать или от полноты чувств его кулачками маленькими по груди поколотить и затихнуть, только больше кричать стала:
— Боря, Боренька-а-а! Бори-и-ис! Достала меня эта карга старая! Спасу от неё нет никакого! Как начинаю вслух оды читать, так стучит всегда по этой долбанной батарее сразу. Нет никакой литературно-просветительской силы на неё. Так давайте, Борис, хотя бы сейчас бой ей дадим! Вместе мы — сила!
Сантехник даже похвалил себя, что сразу фамилию Лиде не сказал. А то и полные инициалы. А то весь дом бы уже знал, кто виновник сего мероприятия, что ближе к обеду решил диванную войну устроить с оперной дивой.
Чтобы удивить окружение, ей разве что гроулином оставалось запеть. Особо впечатлительные, конечно, сразу полицию вызовут. А там разборки начнутся. А у него бельё ещё сырое. Не в носках же с органами правоохранительными разговаривать. Головняк один. Рад бы ей сказать, чтобы хоть на полтона тише будь, а она разогретая уже. На максималках шумит. Связки срывает.
«Вся в папку, чего уж там», — добавил внутренний голос, капитана Гусмана ор вспоминая.
Батарея невольно стала третьим участником секса. Орёт Лида, молчит Борис, (её лёгким поражаясь), а сверху долбят так, что искры по чугуну высекаются. В какой-то момент так просто долбёжка пошла. Завёлся кузнец. Молотом дубасит, а то и кувалдой долбит. Пощады не знает.
На этой мелодии металлов Лида пик и поймала, честно признавшись после:
— Вот это меня проканаёбило! Да я в раскорячку весь день ходить теперь буду.
«Точно, в папку вся. Полковые словечки. Гусманская школа», — прикинул Боря.
Сантехник было решил, что всё. Можно отбывать. В себя приходить. Но энергии в Лиде было ещё много. Сползла вниз с него только, одеялом с головой укрылась и давай себе продолжать бесстыдство. Распутство даже. Со звуками чавкающими.
Теперь тихо буянит. Рот занят. Но в то же время осторожно, чтобы не зацепить нежную кожу вставками на зубы.
Боря поморгал только. Да уж, нарвался на нимфу оголодавшую. На диете вроде сидела, ни-ни, а как распробовала — всё, во вкус вошла.
«Вот нужен этот секс женщинам? Портит их только», — буркнул внутренний голос.
Боря потянулся. Выспался — будь здоров. Даже контужен немного. В левом ухе звенит. Такую бестию в квартире, конечно, держать нельзя. Надо на природу вывозить прокричаться в берёзовую рощу. Или пусть у ясеня спрашивает, чего хочет. Можно и в дом свой селить, только подальше от людей. И с обязательной звукоизоляцией. А там пластиковые окна и забор подальше, повыше, да и наушники авиационные где-то в микроавтобусе остались.
«К каждой женщине свой подход нужен», — добавил внутренний голос.
Боря прислушался. Вот когда молчит — золотце же дева. Работает там себе как пылесос бесшумный и электричества никакого не надо. И батареек. Его по кровати только елозит как под электрошокером. То ноги дёргаются от полноты глубинных работ, то пресс сводит уставший.
Хорошо, но с непривычки даже плохо.
Пора с этим делом заканчивать.
«Да что ты так переживаешь? Вытрахаешь из неё всех демонов, а со временем напор и ослабнет. Брекеты просто половину взрослой жизни стояли. Передержали девушку в девках, вот душу и отводит».
Резонно говорит, гад. Даже бабка замолчала, перестав по трубе стучать. И только Боря сконцентрировался, чтобы к финалу сладкому подойти в тишине, как слышит вдруг «кап-кап».
Звук падающей воды ни с чем не перепутать. В тишине больше всего бесит. В древние времена пытка такая была. На темечко капали. А если в тишине просто рядом с капающей водой поставить — тоже с ума сойти можно… минут за пять.
Боря взглядом по потолку навесному прошёлся как локаторами-детекторами, к шторкам поближе посмотрел и увидал вдруг, как змея по пластику распятому между стен ползёт. Сначала маленькая такая, едва заметная, но со временем толще и толще только становится.
Протечка!
А когда та змея вдруг в лужу стала собираться у люстры плоской, и потолок начал провисать, руки сантехника решительно одеяло откинули.
— Лида, ты, конечно, классная и я в восторге. Но, кажется, тебя заливают.
— Как так?
— Смотри!
Девушка подскочила. Щёки горят. На губе слюнка. В глазах огонь. В одной руке член. Другой шарит в поисках очков.
Тигрица!
Улыбнулась даже. Только клыков нет. А вот зубки ровненькие все, да и не всё равно человеку как яблоко кусается. Наперёд подумала с брететами, на перспективу прикинула. Год-два мучений, а потом хоть на сцену топай и там уже зубами ровными в ряд под софитами блистай.
Но Боря был чужд сцены. А вот с протечками каждый день почти сталкивался. Подскочив, он в ванную заскочил почти на трёх ногах. Из стиралки бельё сырое достал и вышел уже на двух. Потому что штаны напялил влажные с подтяжками. Холодно и мерзко. А потолку хоть бы хны — только ниже провисает.
Лида застыла и смотрит на него, как сорока на блёсточку.
— Вот же стерва старая! — заявила она. — То ей Булгаков вслух не интересен в полнолуние, то «молот ведьм» она слышать не желает в Вальпургиеву ночь на балконе в оригинале.
— Какая вредная старушка, — буркнул Боря, пытаясь прикинуть могла ли вылить пару вёдер воды на пол из вредности?
Лида, наконец, нашла очки и снова посмотрела на сталактит водный:
— Ты что там, белены объелась⁈ Что за диверсия⁈
Она даже сама по батарее застучала:
— Сейчас то что, гарпия бесхвостая⁈ Днём как хочу, так и кричу!
С тем заявлением Лида пару баллов потеряла в глазах Бориса.
«Всё-таки старость уважать надо. Да и не стоило полуденный сон старушки прерывать… так интенсивно», — тут же пояснил внутренний голос: «Есть женщины и потише и потактичнее. „Ах“ и „ох“ для них норма. Пошалили и хватит».
— Борис, ну что же вы стоите? — улыбнулась Лидия. — Решите проблему дамы? А я, так уж и быть, зачту нам ка за то, что вместе прошли воду… — тут она на диван запрыгнула и на потолок указала. — Вперёд, мой верный рыцарь, свергните тирана!
На новые звуки пёс в комнату только прорвался, сначала на диван запрыгнул, а потом под него залез.
— Старушка? Понял! — заявил тем временем Боря, снял носки и прыгнул в ботинки в прихожей.
Дверь распахнул, и на суете, наверх поднялся. Собака за ним, конечно, выскочила. Чего время терять? На прогулку, так на прогулку.
— Джек, стоять! — крикнула ему Лида запоздало, но из-за порога на лестничную клетку предпочла не показываться.
Одно дело кричать за плечом мужским (и довольно широким). А другое — самой в бой отправляться. И краснеть там стоять перед старушкой. Злобной и вредной. «Гарпией» в лицо никогда не назовёт, всё-таки.
Боря о нормах морали уже не думал. Только сожалел, что в туалет забыл забежать после пробуждения. От того только интенсивнее в дверь колотил, потом даже звонить начал — молчок в ответ.
Молчит старуха вредная. Наверняка над вёдрами хихикает, в угол подливая.
Боря в глазок заглянул, да куда там? Закрыт с той стороны. Ручку дёрнул. Заперто. А дверь такая, массивная. Не картонка, подбитая деревяшками и дерматином обёрнутая, а почти сейфовая, прочная на вид и по сути. Стучать о такую кулаком больно. Внутри гула нет. Словно монолитная, укреплена что надо. Килограмм сто в той двери.
И зачем только такая старушке?
Соседка не открывала. И тут Боря вспомнил, что может превысить полномочия и отключить к чертям собачьим всему подъезду отопление, пока заливать не прекратит. Старушка сразу первой замёрзнет и начнёт звонить в диспетчерскую. А там Леся её и пожурит. Ну а дальше разговор на лестничной площадке, выскажутся, придут к компромиссу и чай вместе пить сядут.
Но пошарив по карманам, Боря вдруг вспомнил, что телефон у дивана оставил. Пришлось в квартиру вернуться. Ключ разводной для устрашения взять из сумки рабочей.
Раскольников был глуп, потому с топором на бабушке ходил. А нужно с разводным ключом было — любят бабушки сантехникам доверять разным.