— Боже, что за вид⁈
Разве он позволил бы себе носить что-то похожее на тулуп и телогрейку разом? В дизайнерском плане у русских полный провал. Одна военная форма получается. Но практично, надо признать. На деле же хоть иди расстёгнутым. Даже подмышки вспотели. Снегопад, метель, но с каждым новым шагом — жара! Только дыхание сбивается. Тяжёлая одежда. Не из пузырьков воздуха.
А ещё эта чёртова шапка! Не слышно ничего под ушками. Головой приходится вертеть как лебедю на пруду. Лоб ещё потеет. Неудивительно, что русские коварно уши этой шапке всегда подворачивают. Но стоит загнуть — сразу и уши мёрзнут и шее дует.
Есть, конечно, решение в виде шарфа, но Борис (чёртов эгоист!) пытался предложить ему настолько колючий шарф, словно стекловатой обматываешься. Кожа в нём через минуту как будто шнапсом намазана. Жара двойная приключается. Ещё и воняет горюче-смазочными материалами, словно в гараже хранили. Пришлось отказаться. Зачем такой, когда ездишь в автомобиле с почти личным водителем?
Зачем же он изгнал этого личного водителя из квартиры? Этот вопрос терзал Олафа все пятьсот метров, что преодолел до остановки в темноте, подсвечивая снег фонариком на айфоне. Теперь он продолжал терзать и в автобусе на заднем сиденье, пока немец разглядывал вязанный свитер под расстёгнутой курткой у школьника рядом. Пожалуй, даже слишком пристально, так как ухо шапки-ушанки краем глаза коситься не позволяло.
Не удержавшись, пощупал ткань, поморщился. Удобные свитера с оленями канадцы придумали, конечно, скандинавы и прочие жители Гренландии. Русские могли только сверхколючее недоразумении придумать, чтобы грело и пытало одновременно.
Нихт! Он такой носить не готов. Хоть Боря и предлагал вместе с носками вязанным, чтобы совсем уж его запытать, ничего не выйдет. Ведь весь этот набор пах так, как будто в бочке с дизтопливом вымачивался.
«Тоже пытка, только для обоняния», — вздыхал немец неблагодарный.
Нет, вот сложно было этому негостеприимному человеку постирать подарок как следует? Всё равно же полы намывал, посуду мыл и стирал на руках вещи их обоих в тазике вручную. Пылесос-то им со стиральной машинкой начальство к казённой квартире не выдало почему-то. Но этим всем и жена сможет легко заниматься. Чего ей тут ещё делать, пока от снега будет укрываться в тёплой квартире?
От этой мысли Олаф даже улыбнулся и в окно посмотрел. Краем лба прислонился, остывая и расслабляясь. Мысли уже другие накатили. Сначала ты хочешь власти, денег, самореализации, социальных изменений, потом тебе чуть за тридцать, и ты просто хочешь поспать утром, никуда не двигаться в темноте, и конечно, отдыхать в выходные… Но не будешь, потому что некогда.
— Эй, гражданин-хороший, — донеслось откуда-то сбоку от женщины с сумкой на боку. — Проезд оплачиваем.
Почему он хороший, Олаф даже не догадывался. Едет себе человек в полу-тулупе, полу-телогрейке, в ушанке и валенках на работу и в ус не дует. Потому что усов нет. Не растут!
Да и платить за проезд как-то отвык за последний месяц. Ну а что щёки розовые и нос красный, так это от прилива крови. Улыбается, кислорода надышавшись.
Пошерудив в кошельке, Олаф достал один евро монеткой и протянул.
— Вот. Должно хватить.
Освещение в ПАЗИке было на любителя, и кондукторша приняла евро за юбилейную монетку в десять рублей. И с протянутой рукой ждала новых монеток. Всё-таки за десять рублей далеко не уедешь. Инфляция.
Но Олаф не реагировал. Только отвернулся и снова попытался прислониться к стеклу Тогда кондуктор присмотрелась и возмутилась:
— Что это?
— Как что? Евро! — заявил Олаф. — Международный платёжный инструмент. Курс посмотреть? Он же много рублей стоит.
Тут Олаф невольно на курс на дисплее телефона скосил и добавил со вздохом:
— Стоил… нихт себе! Вот это просел на фоне роста стоимости газа!
«Россия что, дошла до Берлина, пока я тут работаю?» — ещё подумал немец.
Похоже, за месяц в мире много чего произошло, а он и не в курсе.
Рядом подскочил мальчик и что-то на ухо кондукторше прошептал, фотографию улыбающегося Олафа показал с глазами пьяненькими.
Женщина дородная с расстёгнутой курткой и шапкой спортивной набекрень тут же рассвирепела и как давай кричать на весь салон:
— Да нахер мне твоё евро, бомж вонючий. Рубли гони или уёбывай из автобуса! С мальчиком ещё сел рядом и пялится на него как удав на добычу.
— Я… я… нихт! — залепетал Олаф, немного растерявшись неожиданному напору.
— Нет, он ещё и издевается! — заявила кондукторша и на мужиков посмотрела. — Парни, помогите вышвырнуть педофила.
— А чё не помочь? — первым поднялся мужик толстый. — Ругается ещё при детях.
— Пялится на детей. Смотрю, ёрзает чего-то — добавил другой, щуплый, в очках, но с боевым задором в глазах. — Щупает украдкой, походу. Извращенец чёртов! А ну пошёл вон отсюда! Или в другой стране щупай за свои евро!
Немчик и рад бы сказать больше, но евро ему тут же на лоб наклеили без клея. А пара мужиков подозрительно быстро поднялась со своих мест и без всяких объяснений заехала в глаз и вышвырнула на следующей же остановке.
Олаф как был с евро на лбу, так лицо из сугроба и достал в снежном колючем безумии.
— Швайне! — крикнул он, но тут же закашлялся.
Задумчивым взглядом проводив автобус, немец подскочил и давай ему кулак, фак и локоть согнутый показывать. По очереди. И чем дальше отъезжал, тем активнее показывал. Сразу нельзя. Всё-таки в руке айфон, а не шмайсер.
Приложив снег к глазу подбитому, расстроенный падением курса евро и своим собственным позором, Олаф свободным глазом на дисплей посмотрел. А там по маршруту рядом банк подсвечивается.
Тут же в голове практичного немца и созрел план, что хоть валюта и обмельчала так, что за неё уже бьют в морду, а не улыбаются как раньше, всё-таки обменные пункты работают. А с рублями он уже и за русского может сойти.
Одобренный тем размышлением, Олаф тут же по направлению к Берибанку, проигнорировав Наеббанк и Объебанк рядом. Но тот оказался открыт только с девяти утра. А ещё и семи нет.
Несогласный с графиком, Мергенштольц тут же ругаться начал на родном языке. Но через пару минут все ругательства повторяться начали. Тогда на русском продолжил. Но быстро устал. А пока дух переводил, заметил с крыльца, что банкоматы-то внутри работают в круглосуточном режиме.
Обрадованный немец тут же внутрь пробрался. А внутри тепло, светло и бомж в урну с чеками срёт, бумагу используя по назначению. От вида этой картины Олаф и застыл.
Бомж, словно за своего принял. Подтёрся и показал на пол с картонкой, добавил миролюбиво:
— Чего застыл, коллега? Милости прошу к нашему шалашу, так сказать. Ох и несёт от тебя дизелем, конечно. Как насчёт совместно распития сгущёнки любимого мужчины?
Олаф пулей вылетел из предбанника банка и предпочёл полтора часа гулять по району, чем пить с бомжом на брудершафт, (а тот даже руки не помыл).
Что за напасть — ощущать себя бедным, когда полный кошелёк евро в кармане?
Конечно, эти полтора часа дались ему не легко. То в продуктовый зайдёт погреться, пока у продавщиц терпение не лопнет, то на турнике повесит на детской площадке. Там и подтягиваться не надо. Снега намело на метр. Стой на нём и веси. Рад бы на скамейку присесть, да те ещё откопать надо.
Но с детской площадки его быстро дворник прогнал. Пришлось остаток часа у банка куковать. Благо, бомж из предбанника уже выбрался и больше прилечь рядом никто не предлагал. А урну с чеками даже вынесли.
Наконец, открылся банк и Олаф сразу талончик взял на «денежно-валютные операции». Ждать долго не пришлось и его первым же к кассе вызвали. Обрадованный сервисом, немец в кабинку зашёл, поздоровался с оператором — молодой девушкой-блондинкой, которую в арийцы бы не глядя взяли. Та поздоровалась в ответ и начала на него смотреть пристально.
Олаф с глубоким чувством собственного достоинства в карман за кошельком залез. А того — нету.
«Вот до чего занятие спортом на детской площадке доводит», — невольно подумал немец и глаза вдруг грустные-грустные стали.
— Мужчина, вы долго? — подстегнула блондинка, не рассчитывая долго дизельными парами дышать.
Чтобы совсем не расстраивать девушку, Олаф из кармана один евро достал. Протянул.
— Это всё? — даже не удивилась девушка, исходя из внешне-оценочных характеристик субъекта с фингалом под глазом.
Он кивнул. Грустно и неторопливо. Если в движении можно передать всю тоску и отчаянье, что свалились на него в этот момент, то это был тот самый жест бровями. Но хотя бы на проезд до работы должно хватить. А там помогут. И дворника хитрожопого за решётку посадят. Выгнал-то точно в тот момент, когда кошелёк на снегу увидал. А это уже преступный умысел!
— Хорошо, давайте паспорт, — продолжила девушка красивая, да ставшая вдруг такой недоступной, что зубы невольно стиснулись, а губы сжались.
И тут Олаф взвыл. Паспорт то со всеми документами на квартире остался! Зачем его с собой на работу таскать?
Он даже по карманам зашарил с тревогой, но рука лишь на ключ наткнулась. Иисусе! Домой он всё-таки попадёт. А потом всё-всё исправит.
— Маша, да обменяй ты ему один евро без паспорта, пока мы тут все не задохнулись, — прошептала старшая сотрудница младшей, показавшись рядом. — У человека трубы горят. Ты посмотри на него. Трясёт всего.
— Как скажете, Лариса Сергеевна, — усмехнулась сотрудница, взяла одну монетку, отчитала монеток взамен и тут же побежала руки мыть с мылом.
Олаф с обречённым видом сгрёб в руку мелочь и снова поплёлся на остановку. Зачем на квартиру? Ясно же, что дворника никто не найдёт. Или скажет — не видел, не брал. Да и дворник ли взял? Или просто в снегу валяется?
Вспомнив, что по теории вероятности есть пару процентов, где он может найти свой кошелёк целым и невредимым, Олаф даже от остановки обратно на детскую площадку пошёл. И начал в снегу рыться.
Тогда его снова быстро дворник окликнул.