Боря и не поворачиваясь с кресла, отчетливо услышал, как провернулся замок. Ключ, однако, остался в замочной скважине, едва слышно стукая связку о брелоки и другие ключи.
Сама мозгоправ в лёгком халатике вернулась к столу. Но не села за своё место, а подошла прямо к нему, встала напротив и протянула руки. Даже немного наклонилась, чтобы ему далеко не тянутся. А может и встала так для того, чтобы было лучше видно. Вопрос лишь — куда смотреть?
«Похоже, страдает человек поясницей», — прикинул внутренний голос: «Грудь перевешивает. Ей бы в спорт податься вроде плавания. Но когда ей плавать с нами то, нытиками? Если сантехник на бабок жалуется, то вскоре не руки, а ноги протянешь».
Боря внутренний голос не слушал. На руки смотрел. Вот руки — красивые, ухоженные. Глобальный даже рефлекторно протянул свои в ответ. Дружеский жест же. Вряд ли стукнет сверху по ладоням и скажет «попался, лошара⁈»
Ирина Олеговна действительно бить на стала. Зато взяла ладони в ладони, показывая блестящие, длинные, лакированные ногти.
Свои или накладные, Глобальный не особо разбирался. Но выглядят красиво. Ещё и кроваво-красные, под вечернее платье и в тон помаде. Что даже под очки модные по стилю подходит.
Губы у женщины умной большие, но не накачанные. Сочные такие, с лёгкой тёмной окантовкой. Как фрукт сладкий, (и уже мытый), который сразу хочется взять и употребить жадно.
«Судя по графику работы, прямо с обеда кутить пойдёт», — напомнил внутренний голос: «И в лучшем случае в субботу к утру домой прибудет. В худшем — в понедельник явится на работу. Так что на следующий сеанс раньше будней не стоит рассчитывать. Как говорится, хер тебе, Боренька, а не лечение».
Но Ирина Олеговна планов своих не раскрывала. Она вообще о сеансах молчала. Только высказала немного томным голосом свой вердикт:
— Борис… бабки, немцы… это всё понятно. Это не долго подчинить, поверьте моему опыту. Вы лучше мне скажите, готовы ли вы отдаться всецело… — тут она сделала выразительную паузу, сглотнула почему-то образовавшуюся в горле слюну и её руки вспотели прежде, чем заставила себя договорить, — … лечению?
А Боря может и готов дальше в кресле сидеть и за немцев с бабками переживать, но тесно стало в штанах от голоса того томного. Вроде не на немецком говорят, а так тихо, но нежно, что волнами тело пробирает. Только не страха, а приятного ощущения. И волоски по коже дыбом встают следом.
«Ёбаные ёжики, да она же флиртует!» — заявил внутренний голос, словно прислушавшись к тембру, темпу, уровню громкости и выделив такие намёки, на которые Боря в процессе рассказа никогда бы внимания не обратил.
Картинка мешала. А этот внутренний провокатор всё подметил. Но… правда ли?
И Боря сделал единственное, что мог в этой ситуации. Это, конечно, же, сразу и со всем категорически согласился:
— Да!
Ирину Олеговну просить дважды не потребовалось. Она потянула его к себе за руки. Не сильно, не рывком, но невольно поднимешься.
Когда Боря с кресла предстал, тут же на подлёте его перехватила. Полностью встать не получилось. Глова между грудей угодила. А мозгоправ нет, чтобы отстраниться, дорогу дать и сказать: «проходите, проходите!», так нет же, руками красивыми и вкусно пахнущими персиками голову обхватила и только крепче к себе прижала.
Боря успел только голову повернуть, как в полусогнутом состоянии между грудей оказался. Одна щека так моментально в приятно-мягком утонула, а другая покраснела невольно.
Но что поделать? Не спорить же с человеком в белом халате на рабочем месте. Да и бабок в голове гораздо меньше стало. А о немцах он вообще думать перестал. Как отрезало.
«Работает метода!» — восхитился внутренний голос.
Но мягкость груди в вертикальном положении удобна лишь в том случае, если человек выше тебя. А Боря был выше собеседницы, слушательницы и грудораздатчицы под подушечку.
«Однако, неудобно в полунаклоне», — успел тот и посочувствовать.
Ирина Олеговна словно почувствовала это неудобство и добавила тут же с укором:
— Борис, ну что же вы скрючились в две погибели? Вам же неудобно, распрямитесь!
Боря и распрямился, от грудей отпрянув. А она тут же полшага вперёд сделала, обнимая.
Обнимашкам Глобальный был рад, даже читал где-то, что пять минут жизни добавляют. Или артериальное давление понижают. Тут уж кто что пишет. Однако, был и побочный эффект — упёрлось в неё загогулина! Неудобно получилось.
Тут же Ирина Олеговна как родного его обняла, обхватила даже крепко, ёрзая бёдрами едва-едва, но ощутимо. Словно в попытке удостовериться вилась, что да — не привиделось. Почуять так сказать, всю глубину, а то и ширину с длиной. Халат распахнутый уже не мешает. Платье короткое довольно, что выше колен, даже способствует. А колготки на ней или чулки, сразу и не сказать.
— Я это… это самое, — начал было Борис, но она отстранилась сразу и на губы палец накинула.
Мол, говорить буду я. А ты помолчи.
— Борис, что же вы лечение прерываете? Раз мы начали с грудотерапии, с ней же и продолжим. Только высокий вы мужчина, так что придётся… на кушетку прилечь.
Её голос вроде начинался как властный, а с этим предложением прервался почти. Истончился весь, тонким стал и невесомым. И сразу как-то больше таинственности в кабинете стало, а то и всей комнате приёмной.
— Идёмте, — сказала она уже почти шёпотом и взяв его за руку как маленького, сама повела.
Боря повернулся к кушетке и пошёл. А идти неудобно. Мешает нижний Борис. Тот, что без отчества.
Но было одно «но»!
Ирина Олеговна тоже едва шла. Ноги её немного потрясывало, тело подрагивало, а один раз даже едва не подогнулась левая коленка, тогда как во второй раз подломился правый каблук.
Боря только под руку подхватил, удержал. И сразу, и потом. А она и рада. Улыбнулась, довольная. А в качестве благодарности халат сняла.
Тогда Глобальный сам улыбнулся. Всё-таки халаты — это для работы. Они бывают грязными и пыльными, повседневность отображая. А вот платье точно чистое, как новое даже, блестящее, опять же.
«Его бы снять, чтобы не испортить», — тут же предложил внутренний голос: «А то чего оно мятое будет? Но человеку виднее. Человек старше тебя лет на семь-восемь и умнее в два раза. Иначе бы сам в халате ходил, а не спецовке. Тут уж кто на что учился, Борь».
Ирина Олеговна, однако, превосходства в интеллекте показывать не стала и первой на кушетку легла. Только тут же требовательно рукой повела, ладошкой подмахнула.
Сюда, мол, не ошибёшься.
Боря медицину головного мозга сразу зауважал сильно. Если каждую депрессию, психоз и невроз грудотерапией лечить, тогда вообще никаких лекарств не понадобится. Это ж какая экономия на семейном бюджете может быть. Ну или для начала, на личном бюджете, что рано или поздно семейным станет.
Боря рядом на кушетку прилёг на бочок. А его тут же щекой придвинули к мягкому. Молча так. Раз и всё, в неге купайся.
Он бы рад и ближе подвинуться, только пролегло между ними препятствие.
— А вы настойчивый, Борис, — сказала так, словно одобрила мозгоправ со стажем.
И пусть стаж тот за кадром остался, рука своё дело знала. Она тут же ухватилась за препятствие, пощупала требовательно. А когда удостоверилось, что точно стоит и падать не собирается, Ирина Олеговна даже ниже по кушетке сползла. И уже тщательно мять начала.
Тогда-то Боря и понял, что грудотерапия была лишь первым этапом лечения. Но как второй этап называется, спросить не решился. И так приятно было. А эффект это плацебо или нет, какая теперь разница? Главное, что рука тут же под свитер нырнула, лямку рабочих штанов с плеча отстегнула. А когда Боря на локте приподнялся, чтобы вторую снять, штаны так быстро до колен откатились вместе с подштанниками. Даже пикнуть не успел.
Ирина Олеговна была опытной девушкой. И тоже пищать не стала. С возгласом:
— Очуметь! И где ты раньше был⁈ — только за член схватилась, а затем так быстро по кушетке в область таза скатилась ротовым отверстием, что платье задралось.
Жадно накинувшись на головку губами, она едва глаза не закатила от удовольствия. И столько эмоций на лице у человека отобразилось, что сразу видно — изголодался по торчащим где надо предметам.
Такой человек, может быть, и висящим бы рад, лишь бы хоть как-то приключилось. Но когда долго — никакого, а потом сразу «палка-копалка», то поневоле начнёшь эволюционировать в сексуальном плане. И требовать больше и больше.
Пока фантом на растаял, Ирина Олеговна чудеса эквилибристики показывала и проворности. Крепко держась одной рукой как за мачту моряк в шторм, (и работая губами и ртом как пылесос, чтобы не сдуло), другой рукой она платье расстегнула и колготки сняла. Вскоре перед Борей трусики белоснежные появились, да с кружевными орнаментами.
Только рассмотреть их попытался, как их тут же и вручили.
Боря трусы аккуратно взял и под щёку подложил. Не то, чтобы вместо подушки подошли, но вместо покрывала — вполне. Мало ли кто на кушетке до него сидел? Забота о здоровье — прежде всего. Мир только недавно от ковида отошёл. А теперь то ли обезьян ебут, то ли ещё кого из мира животных пытаются приспособить под новые вирусы.
«Вот какие могут быть животные, когда женщина голодная рядом с грудью пятого размера?» — заявил внутренний голос и Боря от него даже подскочил.
Чего это она там на локте вертится, страдает, бедняга. Лечение началось. Нужно продолжать. Но чтобы «таблетки» действовали, пациент двигаться должен. Или двигать.
Боря отстранил женщину, поднялся. Глаза у той мгновенно стали грустными-грустными. И капелька слюнки на губе повисла. Но вытирать не торопится. Если уйдёт потенциальный донор, штаны через плечо повесив, то всё пропало. А если не уйдёт, то какая разница как она сейчас выглядит. Главное, что внутри.
А внутри — пожар!
Боря, стараясь о тот пожар не обжечься, приподнял её с кушетки за руку, но целовать не стал. Он всё-таки почти в отношениях. Лида человек надёжный. Сделает вот ей ремонт, с отцом познакомиться как следует и заживут же! Только к этому моменту надо уже подлеченным подойти. Без бабок в глазах и мыслях о немцах мёрзнущих.