А торчит, потому что крановщик уже понял, что дама в берете — опытная. А это дороже молодости. С такой и за жизнь можно поговорить и ценам на хлеб и масло повозмущаться. Возбуждения процесс запущен оказался моментально! Не остановить его никак. Первый кусок консервов как достиг желудка, так сразу и предал сил. Даже в жар бросило и выпить захотелось. А как выпил в уме, да закусил по сути, так боец нижних войск в бой и приготовился!
Нацелился он на новую претендентку на счастье. Вот она, как бы говорит. Тыкает даже. Того и гляди залп даст вхолостую.
Зоркая претендентка на выстрел покраснела сразу. Когда уже вымрет это человечество за пределами их общины? А задумываясь, плечом подругу и двинула. То ли поддержки запрашивая, то ли от удивления сильного отступившись.
Вроде и хочет сказать, «ты зачем человека из душа вытащила? Халат жены только и успел что накинуть!». А не может. Потому что картинка перед глазами растёт и крепнет. Аж слюноотделение началось.
Первая, глазастая и в шапочке, даже поговорливее оказалась. Очки только поправила, вниз посмотрела мимоходом и с восклицанием:
— О, мой бог! — полшага вперёд сделала, как только подтолкнули сзади вероломно. А запнувшись о порог высокий, сразу за ближайшую ручку схватилась.
Тут Стасян и понял, что пленила его женщина коварная. Взялась за самое дорогое. Ещё и удержалась. Не, ему-то не жалко. Но кому род потом продолжать? Пригодится ещё.
От удивления, однако, он сам полшага назад сделал. Сцепились пальцы тонкие на боеголовке алой. Надёжно, как следует.
«Таким девушкам в скалолазы бы, а не по цыганской стезе бродить», — ещё подумал крановщик.
Вот и получилось в целом, что от толчка напарницы девушка внутри квартиры оказалась, а консервы на пол полетели.
А вторая, что в берете, звук включила и как давай возмущаться:
— Вот вы консервы норвежские из всяких тухлых акул едите и деликатесами каждый день давитесь, халаты модные женщинам дарите, ванны огуречные принимаете, а денег на бога нету, что ли? А если поискать⁈
И сама за порог шагнула, чтобы продолжить словесный натиск. Дверь прикрыла. Соседям-нищебродам тут делать нечего. Золотая рыбка — не для всех.
Стасян и рад бы сказать, что денег у него теперь действительно полный стол на кухне, да помешаются почему-то лишь в две купюры. Но сказать он не смог. Слова в горле застряли. Всё-таки пальцы нежные оказались, а он не испорченный. В деревне то дрочить некогда, как и сексом заниматься. Ебутся только порой, а чаще заёбываются люди, пытаясь в люди выбиться. Но то даже прелюдией не назвать.
Просто труд от зари до заката облагораживает. И напрочь избавляет от желания шалить в тёмное время суток. Когда ни ног, ни рук не чувствуешь, блуд сам собой уходит. А что кто-то в кого-то и заливает при случае по субботам после бани, так это чаще самогон, чем жидкости для деторождения.
Поэтому вместо ответа крановщик на кухню пошёл задним ходом, издавая звуки:
— Э-э-энд… ват… вау!
Очкарик не поверила, конечно, ни единому слову. Но на всякий случай за ним засеменила мелкими шажочками. Ей патриарх Уклейманов на курсах повышения квалификации чётко говорил, что если ухватилась за клиента уверовавшего, то держись крепко, пока монеты не посыплются. Слабину не давать — это понятно. А там и купюры появятся. А если очень повезёт, то и квартира общине отойдёт, когда окончательно дожмут… убеждениями.
Стасян креста не носил, поклоны не бил и церковной утвари не брал и даром, но пока до стола дошёл, попутно в бога уверовал и даже немного от сексизма подлечился. Всё-таки есть толк от женщин с их мягкими пальцами!
Сам-то если член в руки возьмёт, то только за кончик и исключительно — отлить. Дальше держать опасно — то занозу загонишь, то тосолом измажешь. А тосол в качестве смазки плохо подходит. В носу потом ковыряться не получается. Один раз попробуешь и насморка с обонянием весь сезон нет. Куда там ковиду в деревню пробраться!
Но не все оказались расслаблены и задумчивы в этот момент. Так женщина в берете позади подруги уже за телефон схватилась, чтобы в полицию звонить.
Она начеку! Не зря старшей в паре поставили. А пока звонить будет показательно, кричать громко-громко надо и жаловаться превентивно.
Всякий знает, чем больше шума, тем больше пожертвуют… Чтобы не так шумно было. Парадокс? Аксиома? Жизнь!
Но тут её взгляд за евро на столе зацепился. Подобрела сразу. Стасян мычит чего-то, в купюры тыкает в стиле «а-а-а… гуд… ух-х… ши-и-ит… йес!».
«Точно иностранец!», — подумала тут же ответственная за сбор средств на нужды секты дама и решила до последнего держаться.
Ошибки быть не может. Евро разглядев, сопоставив консервы с деликатесами заморскими и дверь мощную входную, дама в берете сразу проще стала. Берет тот стянув, с подругой плечо в плечо встала. Глаза жадные-жадные. Блестят хищно. От вида купюр или члена налитого, сразу не ясно.
Да только рука рядом на ствол тут же легла. И по яйцам погладила. Тут Стасян дважды в бога уверовал.
— Ну чего же ты, Глори, смущаешься? — заявила она напарнице уже не требовательным, но томным тоном. — Действуй, раз начала.
— Но, Холи, старейшина не велит… так зарабатывать, — напомнила девушка, очки поправляя.
— Глори, — подчеркнуто-строго обратилась старшая наставница, и прошептала на ухо. — Если снова не соберём нужной суммы, нас община бесплатно по кругу пустит. Человек всё-таки издалека прибыл. Устал… Расслабь его, дура!
При этих словах Глори ещё решительнее обхватила ствол и прошептав едва слышно:
— Ладно, хоть раз как следует заработаем, — очки сняла и на колени перед Стасяном присела.
А он на макушку только смотрит. Коснуться — неловко. Не коснуться — может обидится. Что делать? Не знает. Мычит только немного, но лицо умное оставаться должно. Человек на него с надеждой смотрит!
Градус только повышался с каждой минутой. Глаз не закатить. Звериную натуру не проявить. Да и зачем рычать? Если рот открыть, то консервами нести начнёт. Спалят.
«Хотя хрен знает, как этот тухляк деликатесный пахнуть должен. Может и подойдёт как раз», — подумал крановщик.
Но тут вторая напарница тоже на колени присела и сразу легче стало. Стасян голову запрокинул и одними губами в потолок прошептал:
— Спасибо!
Разряжаясь, он уже и не видел ничего, что в мире происходит. Не важно всё это, когда впервые влюбился. В деву, что кровь с молоком. А может и в настойчивую с руками сильными.
Пока не понятно. Но сразу видно, что такая и корову подоит на раз. И козу за рога подержит. По хозяйству, как водится, больше пригодится. Зато та, что моложе послушнее выглядит. Обучить можно всякому.
Открыв глаза от блаженства великого и освобождения неимоверного, Стасян голой жопой на стол облокотился, потянулся в неге, а когда в себя пришёл, понял вдруг, что нет уже ни одной, ни другой. Дверь только приоткрытая стоит.
Оглянулся потерпевший. Глазами захлопал.
Вопросов много. А денег — нет.
Глава 25Христина
Симпатичную блондинку с голубыми глазами звали Христи́н. С ударением на второй слог. Христин Мергенштольц, если по полному.
Об этом Боря узнал в процессе. А сначала просто подошёл и вклинился между ней и охранником, которому она что-то быстро и сумбурно доказывала, тараторя на немецком как «язык» в плену партизан.
— Гражданин, а гражданин? Ну что же вы так грубо с туристкой? — обратился Глобальный к охране, приблизился вплотную, но вместо того, чтобы тоже качать права, сунул в ладонь блюстителю порядка пятьдесят евро одной купюрой.
Украдкой получилось. Вроде как руку пожал. Камерам не должно быть видно. Ну а раз его всё равно за взлом и проникновение посадят, то кто на дачу взятки-то будет смотреть?
«Плюс-минус год уже ничего не решат», — добавил внутренний голос: «Сгорел сарай — гори и хата!»
— Сходите, что ли, чая попейте, успокойтесь, — посоветовал Борис.
Охранник оскалился, подбирая вслух слова по инструкции. Но купюра в ладони шуршит. А если в карман положить, видно самым краешком периферийного зрения, что оранжевенькая. Это значит, что в лучшем случае — пятитысячная, рублёвая. В худшем — полтинник, что в евро. Он всё-таки нумизмат и знает о таких тонкостях. Да и человек вроде культурно просит.
А туристы… Да что с этих европейцев диких взять?
Конфликт оказался исчерпан. Вернув чемодан туристке, охранник удалился. Глобальный сразу повернулся к девушке с тугой косой и принялся изображать пещерного человека. То есть тыкать пальцем себе в грудь и говорить нечто вроде «май нэйм из Боря. Айм Олафс френд».
На этом познания в иностранном закончились, пришлось договорить на полуиностранном:
— А… тьебъя ках зъовут?
Христина, которую Боря для себя тут же начал называть Кристиной по-свойски, улыбнулась. Прыснула даже. Затем представилась на том же английском.
И вдруг почти на чистом русском ответила:
— И не обязательно изображать из себя идиота. Я отлично понимаю русский. Бабушка — русская. Или вы думаете кто Олафа научил русскому? Кстати… где он?
— О, это большая, интересная история, — тут же заявил Боря, подхватил чемодан на колёсиках за ручку и покатил к выходу. — Идёмте, расскажу. Автомобиль на платной стоянке. А я даже расценок не знаю.
— О, я слышала, что в России бедно живут. Понимаю, — добавила она и Боря нахмурился.
Сердцем закаменел даже. Вот так и знакомься с симпатичными блондинками на курортах. А они тебе начнут втирать про медведей и ушанки и сочувствовать.
Кристина и вправду спокойно продолжила, как будто сказала всё верно и извиняться за то не спешила:
— Так вы работаете вместе с Олафом, значит?
— Да, мы сантехники, — проглотил первое впечатление Глобальный, но осадочек остался. — Полтора месяца прожили вместе плечом к плечу. Я ему основы нашего рабочего процесса показывал, пока…
— … не прилетела я? — добавила приятная девушка, от которой пахло хорошими ненавязчивыми духами с запахом смородины и каких-то диких ягод.