«Надо! Потому что — положено!» — заявил внутренний голос, почему-то тоже заплетаясь: «Ну а раз так, то необходимо, желательно и обсуждению не подлежит!»
До этого момента тосты за столом на кухне мелькали как крупнокалиберные трассирующие пули, выпущенные из пулемётной ленты. Под вечер уже прозвучало: «за встречу», «за родителей», «за здоровье», «за любовь», «за прекрасных дам», «за дружбу», «за службу», «за повышение», «за раскрытие опасного, но интересного случайного дела», «за собак, как друзей человека, вот был у меня один пёс…», «за котов, потому что… ну… коты, сам понимаешь», «за президента», «за собаку президента», «за мир во всём мире», «за уничтожение англосаксов», «за распад НАТО через резкую анальную боль, так как гантелей нам не жалко», «за тех, кто в море», «за тех, кто на фронте», «за пролив имени Сталина». «Ну или Курчатова, пофиг, лишь бы толк был», за «Байден — лох, Обама — чмо, но Трамп, ты там держись, один нормальный мужик среди тех прочих». И даже «за Маска — всё-таки пиараст, но часто на космос смотрит»…
Ещё час-полтора назад, глядя, как стремительно пустеет пятилитровая бутылка бурды далеко за пятьдесят градусов, Боря о пьянстве не помышлял и просто готовил. Молодой сантехник желал спасти друзей от неминуемого похмельного синдрома.
Словно в отрицании неминуемого, он стремительно подрезал салатиков и сооружал нехитрую закуску, чтобы у желудка были союзники в лице колбасы и сырка. Но ребята за столом не сдавались, и на закуску почти не смотрели. Стасян «лечил живот», а Кишинидзе «обладал отменным настроением в ожидании повышения».
«Эти слова можно занести в протокол», — сразу заявлял внутренний голос Борису. — «Но то — мужики. У них свои причины, а с этой мадам что не так?»
Уволенный одним днём молодой специалист лишь с недоумением смотрел и на Христину-Кристину. Та уже второй раз приняла ванную «в новой съёмной квартире мужа» и ворковала с тостующими. Конкретно, блондинка с немецким происхождением флиртовала с «почти-капитаном с почти обмытыми звёздами» и «крановщиком без особых устремлений». И делала это прямо в халате.
Сама дама европейской наружности была с полотенцем на голове, но никаких масок, макияжей и прочих малярно-штукатурных работ не проводила. И чтобы сильно не бросалось в глаза, что совсем расслабилась, бродила из кухни в комнату.
А по пути всем обещала:
— Вот наведу завтра красоту и Олафа быстро-быстро в чувство приведу! Он же просто не понял, какие здесь возможности! — уверяла она. — Психушка? Что за бред? Он просто соскучился! Женщина ему нужна. И немного заботы. Тогда сразу в себя придёт.
Боря, чтобы сильно не переживала, накормил гостью как следует. Так сказать, показал широкий спектр гостеприимства под оливье и картошечку с мясом. А дальше на кухне баловался уже чисто для себя, закинув в микроволновую печь попкорн и сварив морсика для души и бодрости духа.
«Витамины зимой не помешают», — твердил ему внутренний голос ещё до того, как начал заплетаться.
Но все труды Глобального были тщетны. На заставленный провизией стол мало кто обращал внимание. Мужики пили с локтя и с тыльной стороны ладони. Они слишком заняты, чтобы закусывать.
Тогда Боря переключил внимание на даму в халате. Ничего особенного в ней. Всё-таки замужем. Да и сам — почти женат, плюс-минус. Лишь вниманием мог одарить. Но надо держатся. Всё-таки спинку просила потереть в душе, да и на массаж плечиков намекала. Отнекивался под видом кулинарного сражения всеми силами. Она и обиделась.
Нейтральное предложение «посмотреть фильм», немецкая гостья отмела. И вместо дивана и пледа с попкорном у телевизора теперь её больше занимали разговоры на кухне. Заявив, что «на лысого мужика, спасающего небоскрёб» она уже смотрела, Кристина просто отсела с дивана в единственной комнате и переместилась на кухню с заявлением «пойду сделаю себе чая».
Страхуя служебную кухню от немотивированной оргии, Боре вскоре и саму пришлось смотреть, как пара мужиков стремительно становилась собутыльниками, эволюционируя из «да кто ты такой?» в «да я ради тебя пулю готов поймать!»
Переживал сантехник за гостью не зря. Блондинка сначала смотрела на газовую горелку и споласкивала кружку горячей водой из-под крана без бойлера несколько минут к ряду, а затем допустила грубую тактическую ошибку. Конкретно — присела за один стол с подпитыми мужиками. Тут-то и наступил стратегический проигрыш немки в зимний период на территории Российской Федерации.
— На этот раз пьём, не поджигая, — метко сказал тостующий перед общим подключением к матрице. — Всё-таки с нами дамы.
Затем паук-Кишинидзе мигом расправил свои сети, подлив в третий стакан. А как поставил на стол, заявил громко м почти с хрипотцой:
— Ну! За Германию! Чтобы, значит, одумалась.
Решив, что эти слова достойны похвалы, Кристина улыбнулась и немного пригубила из стаканчика, не в силах устоять перед тостом. Дальше — один большой пробел в восприятии. Без картинок, но с обилием ощущений.
Когда Боря в очередной раз вернулся на кухню за попкорном, было уже поздно. Не то, чтобы двое распечатывали даму прямо на столе, сместив его кулинарные потуги на столешницу, но лучше бы так… Вместо этого за столом отныне сидел манекен в халате. Христина Мергенштольц пропала для мира как личность на неопределённый период времени.
Сантехник (а бывших сантехников не бывает, просто кочуют они из одной управляйки в другую по своему усмотрению) тщетно ходил рядом с девой, махал перед лицом рукой, щёлкал пальцами, водил тряпкой по лицу. Как сухой, так и мокрой. Лоб протирал. Да всё без толку.
«Сломали, супостаты!» — подытожил внутренний голос.
При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что в глазах женщины загорелись звёзды и не желали гаснуть. Блондинка смотрела на гудящий холодильник перед собой, но существовала не здесь, а где-то ещё. Она скорее была пилотом большого космического корабля русско-немецкого проекта с ёмким название «да ты закусывай!» на борту.
Следуя ему, Кристина держала вместо кусочка хлебушка с колбасой в руке настоящий штурвал. Хлебни зелья, присмотрись к холодильнику и видно будет, как она летела на большом космическом корабле к Марсу, планируя колонизировать его буквально на днях. И всё с улыбкой. Яркой, космической, неземной. Чтобы инопланетяне сразу признали, что воевать с ними люди не желают, но подвинуться попросят.
Люди вообще за мир во всём мире. Иначе зачем им столько топлива «для полёта»?
Боря с тоской посмотрел на пятилитровую бутыль. Пожалуй, пили его зря. Но будущий капитан Кишинидзе знал, где брать самогон на районе после двадцати трёх ноль-ноль. По рукам не надаёшь. Список в телефоне домашних самогонщиков внушительный. Но ведь и патологоанатомы тоже профессионалы. И без этикетки смогут сказать, что последним пил клиент зелёного змия.
«Опознают. Переживать не стоит», — заявил пока ещё трезвый внутренний голос.
История хороша, но детали ускользали. И по какой причине на спиртосодержащий продукт на черносливе потянуло даму, сказать никто толком не мог уже после нового тоста.
«Возможно, расстроилась из-за подслушанного разговора в коридоре, что муж её не такой уж и специалист. А может акклиматизация врасплох застала», — вздохнул внутренний голос, принимая неизбежное.
— Стасян, что это за адское варево вы пьёте? — всё же спросил Боря.
Чисто для себя. С целью — поинтересоваться, а не достать адрес.
— А что? — сразу набычился крановщик и показал большой палец, миролюбиво улыбнувшись.
Он был всецело за зелье. И на весь вечер позабыл про большую любовь. А это уже — не мало для подраненного, но чуткого сердца. Впереди лишь остаток безрадостной жизни, если не найдёт своих Глори-Холов.
— Да нормально. Как сочок идёт, — добавил Стасян. — Да, Кишка?
— Я — Арсен! — напомнил Кишинидзе, так как был уже не просто литёхой-лепёхой, а мог гордо поправлять «капитан Кишинидзе!»
— Сеня, ты чё такой хмурый? — тут же распознал этот намёк на элитарный настрой Стасян. — Напился, что ли?
— Я? Да я трезв как осколок… картонка… которое… стёклышко, — перечислил капитан с ходу, упившись до состояния пирата, но пока без воображаемого попугая на плече.
— А чё почернел весь? Загорел? — ржанул крановщик, доставая мягкий козырь расизма из рукава. Он не в стиле «убить всех чёрных», а с намёком на — подколоть, как и положено с собутыльниками. С улыбкой, но без последствий в виде колюще-режущих ран и прочих проникающих со вмятинами в черепе. Ведь если все свои, то можно. А с чужими не пьют.
Кишинидзе кивнул открывшемуся варианту действий, но предположений делать не стал. У гор свои законы. Даже — миропорядок. Можно только принять. Просто шеф почему-то не одобрял больше двух драк на неделе с непонятливыми. А лимит был превышен ещё в среду. Больше — нельзя! А то не видать ему капитана.
В поисках скорого решения, Арсен на Борю посмотрел. Тот сделал вид, что не слышал.
«Нет, при свидетелях точно не стоит разборки устраивать», — решил потенциальный капитан. И тут же подлил в стакан дамы из баклажки, долив почти до краёв. После чего чиркнул зажигалкой, чем опалил очередные края очередного стакана поднявшемся над стаканом пламенем. Тут же дунул на него как на свечу и смахнул дымок, как будто и не было.
Наконец, оттопырив мизинчик, Арсен протянул стакан Боре:
— Ты давай это… без этих вот самых, Борь, — на всякий случай уточнил Кишинидзе. — Захочешь, догонишься и разберёшь, кто прав.
— Это же чистый яд! — возразил сантехник, даже не думая брать стакан в руку. — Эталонный! Хуже просто уран добывать. А глядя на вас, я понимаю, что добавили бы и его, если бы в аптеке продавался!
— Не ссы, я… это… обезвредил. Так что давай это… ну с нами… простуды изгонять… И вирусы преду… предупержу… зачем пержу? А-а, предупреждать давай… С нами!
— Какой с вами — всё ещё делал попытки вернуть даму в чувство Боря. — Что с Кристиной? У неё даже мышцы не расслабляются. Это вообще, что? Шок? Кома? Спастика?