то и каску мнёт. Расписываться надо и — за ленту. Ну или рядом с ней, там тоже людям помогать надо.
«Поляки сами себя пятый раз не разделят», — подчеркнул внутренний голос, и перечислять начал: '«Не, ну сам подумай. Лида девушка ответственная. Молодая. Девятнадцать — это всё-таки не тридцать пять. Рожать как из пулемёта может. Бёдра, конечно, поуже будут, но ничего… разносим».
Стиснув зубы, Боря вновь об отце вспомнил и автомобиль на участок повёл. Продукты тоже сами себя не доставят. Везде нужно человеческое участие. Любой робот-доставщик в сугробах застрянет. Но до весны вряд ли сохранится. Раньше не металлолом сдадут.
«А насчёт Натахи — будь мужиком, держись!» — только подстегнул внутренний голос: «К тому же по ту сторону окольцевания может тоже анал есть. Но сначала — мужиком! Да?».
Боря кивнул, не в силах избавиться от привычки соглашаться сам с собой. Конечно, об этом стоит поговорить с психологом. А также сказать ей, что если будет брать плату сексом, то ничего не получится.
Брак — это святое. Всё-таки уже начал вести себя как мужик, а не как малолетка безмозглая. С Оксаной вон — раз, два и нету. А дальше — больше. Только с рыжей пока пробел. Но вернётся к этому вопросу, как только, так сразу.
«Но почему именно „брак“, а не „союз?“ — тут же начал сыпать догадками внутренний голос: „Хорошее 'бракованным“ не назовут. А может, ну его, а? Мало ли до чего ещё доебаться можно? А стоит ли?»
Стараясь выключить внутренний голос, Боря музыку включил. И пел на весь салон про цветы, потом снова про цветы, и поразительно, но третья песня тоже про цветы была. А потом даже вроде бы про цветовода. На ней и выключил. Если на эстраде одни цветолюбы остались, то слушать там нечего.
В дачный посёлок Боря подъезжал уже за сорок минут до назначенного с майором времени. Это означало, что есть минут десять, чтобы поздороваться, отдать пакеты и отвлекая ими внимание родителя, проникнуть в контейнер и спереть хотя бы одну игрушку Ирине Олеговне. А паллету для Яны может и позже опустошить. Там всё равно сразу много не унести. Да и коробки нужны, чтобы перекладывать куда было.
Бывший дачный посёлок, что хоть и был переведён частично в садоводство летом, пока постоянных жителей не обрёл. Здесь по-прежнему были дачи, которые бросали с первым снегом и вспоминали о них только в том время, когда тот снег растает. А это означало ровно два момента — никаких магазинов в радиусе десятка километров. И заснеженные дороги, которые никто и не думает чистить.
К счастью для Бори, его участок был не далеко от дороги, и часть выпавшего снега уже сдуло до образования снежной корки. Внедорожник, приминая то, что осталось, порой касаясь пузом, порой повышая обороты, всё же пробился к его переулку.
Мелькнуло что-то по дороге. Глядь, а на переулке том мужик на столбе висит, с верёвкой у ноги. Боря остановился, присмотрелся — ценитель цветмета?
Не то, чтобы за шею висит. И не то, чтобы на верёвке. Провод просто, кабель даже. Изоляции почти никакой.
Прищурился Боря. Не самоубийца, точно. Скорее, мужик в электрики подался, с поясом дровосека-древолаза взобрался за проводами как собиратель дикоросов на кедрач за шишками.
Но нет на столбе шишек! А у ноги вместо того пояса только что-то светло-оранжевое виднеется. Под жопой почти.
Моргнул сантехник и вдруг отца узнал, открылся рот в удивлении:
— Батя?
Боря из машины только выскочил, а мужик, (оранжевым зад подпирая, и
в проводах ковыряясь), даже помахать не успел. Сверкнуло вдруг мини-молнией! И полетел подальше от столба метеоритом. А рядом оплавленными осколками полетели оранжевые снаряды.
Отец мгновенно такой заряд бодрости получил, что тут же в сугроб угодил! Охлаждаться. Оранжевое, да подгоревшее, рядом упало. Чуть медленнее.
Боря наперерез к столбу рванул, в ботинки снега набирая. Подскочил к сугробу, а от телогрейки бати пар валит.
— Бать?
В небо смотрит глазами осоловелыми недоэлектрик. Но пока не застывшими. И на том — спасибо!
Моргнул для верности Глобальный-старший. А рядом — кукла надувная валяется. Да не одна, а две. Связанные. Одна с лицом недовольным, оплавленным. Губы такие, как будто электрошокеру минет пыталась сделать. Да так и взорвались. А второй жопу порвало, как будто носорог просунул. И всё — без смазки.
— Батя, ты чё удумал? — спросил Боря, пульс щупая, а на секс-куклы внимания ничуть не обращая.
— Боря… я твой отец, — заявил отец.
Видимо, раздел логики в мозгу как следует встряхнуло.
— Да я в курсе! Но ты нахера на столб полез, дурак⁈ Ещё и с бабами надувными⁈
— То не бабы, то контрафакт ебучий! — заявил вместо этого батя. — Нет там ни резины, ни силикона. Химия одна. А вы это ещё и писькой трахаете? Что за молодёжь пошла? Суют куда не попадя. Совсем хер отвалится с такими присадками!
Пульс родителя зашкаливал.
«Живой, вроде», — заметил внутренний голос: «Ему на троих жизни хватит, раз сразу двоих дёрнул из прицепа!».
Пётр Иванович за пальцем перед глазами следил пристально.
«Жив, точно тебе говорю. Но может мозги испеклись и в „овощ“ уже превратился?» — предупредил внутренний голос.
— А хули делать? — заявил отец, вариант тот сразу отметая. Ибо не будет овощ матерится, лёжа на снегу.
Только кашлянул то ли паром, то ли дымом. И нос почесал в перчатке сварочной сизый. А на баб сдутых даже не оглянулся. Те свою работу выполнили. Только итог не важный.
— Ты трубку не берёшь. Бензин кончился. Света нет, всё разрядилось, — перечислил с ходу родитель. — Тоска на участке. Жрать нечего. Снежный чай утомил. Решил вот себе щиток провести превентивный. Ну как щиток… с кабеля начать захотелось. А пояса нет, лезть не с чем. Вот я твоих баб и решил приспособить. Под жопу одной мало оказалось, мелкие все. Но если обеих связать — нормальный пояс выходит. А на морозе даже дубеют — прочные становятся. Лезть можно. А член я один из коробки достал и над перчаткой сварочной расплавил. Прорезинил, так сказать. Да видишь, как вышло — хреновая изоляция получилась. Не фартануло нынче подключение, Борь. Прости за порчу товара.
— Батя, так-то не гони! Какой товар? — ужаснулся, восхитился, а затем снова ужаснулся такому чётко продуманному плану лицензированный сантехник. — Как тебе такое вообще в голову пришло?
— А с кем посоветоваться? С тобой что ли? — возмутился родитель. — Ты занят весь от рогов до копыт.
— Конечно, занят, я же в армию иду! Потом, женщины у меня далеко не надувные, а с приложениями встроенными по общению и обязательствами в придачу, — перечислял уже сын. — Работа ещё… бывшая… Да и над будущей подумать надо. Ну и… свадьба, — с испугу тут же выложил все веские доводы Боря. Так привык делать в детстве, когда родители сильно ругали. Чем больше оправдаешься, тем меньше попадёт.
Хотя где-то внутри он точно знал, что не прав. Мог бы и раньше приехать. Но вместо слов «прости, батя», только патриарха рода из сугроба выволок на дорогу и сам наехал.
Превентивно обложил:
— Как бы я до тебя по такому снегу добрался? Вот только… размело.
— Ну да, ну да, — ответил отец, глядя на трясущиеся ноги, что почему-то не желали слушаться.
И руки, что даже за перчатками получили такой разряд, что смотреть не хочется. Кончики пальцев наверняка посинели.
— Курить хочу. Есть? — всё же настраивал себя на неизбежное родитель.
Посмотреть-то придётся. А потом долго сокрушаться. И тут же забыть, как всё подлечится. Потому что — бывает.
— Да ты чего, бать? — удивился Глобальный-младший. — Я же не курю.
— А выпить? — с надеждой переспросил батя и уточнил. — За армию.
Не дожидаясь, что третье предложение будет про женщин и в честь гусар, Боря сразу всё снова превентивно пообещал:
— Щас, бать! Щас всё будет! Ты главное, дыши ровно. А я тебе и курево, и выпить, и помыться организую.
— Эх, подсоби! — потребовал отец. — Рвани перчатки на себя. Не снимаются что-то.
Тогда сын батю к автомобилю приволок, ухватив подмышки, усадил на заднее сидение и рванул на тебя как следует. А внутри — чернота.
— Батя… давай в больничку, — сказал первое, что пришло в голову Боря.
— Какую нах больничку? — возмутился отец. — Что я там не видел? Я как носки сниму, они все и попадают. Я же сейчас как бомж вонючий… К киоску давай!
Прежде чем сесть за руль, сын на участок с тоской посмотрел. Тот расчищенный от снега внутри стоит. Видно какой-то мужик при световом дне не только дорожки от кунга до сортира за пару дней проложил, но и лопатой для снега как следует убрался. Дворник бесплатный вокруг контейнеров протоптал, гуманитарку пользуя и прочий товар изучая. А потом вовсе костры жёг из мусора в центре, дрова рубил заготовленные на пятачке. Снеговиков вон целую семью слепил, один из которых подозрительно был похож на самого Борю, потому что с рогами. Но и хером снежным выделялся неплохо. Всё-таки баланс должен быть у человека. А рядом так просто хер-снеговик стоял. Два шара и голова, головища целая!
«Ухоженный участок», — прикинул Боря: «Может и не полезут, если решат, что обитаем. Кунг в снеге утонул, не дёрнут. Контейнеры не видно под снежной шапкой. Да и дойти не так просто по снегу мародёрам. Даже если по дороге с санками нагрянут, то есть шанс, что оступятся и провалятся, добро по пути растеряв».
Кивнул сам себе хозяин участка, сел за руль.
«Контейнеры ещё взломать надо. А кунг с таким снегом не угонят. Разве что внутрь пробраться могут или грейдер вызовут. Ты не о том думаешь. Увози его в тепло уже! Чего как дикарь живёт?» — потребовал внутренний голос.
Боря автомобиль на трассу задним ходом вывел и прокладывая маршрут в голове, спросил:
— Бать, раз в больничку не хочешь, может домой? Мама доктора вызовет. А хирурга или патологоанатома — там уже сами решайте. По-семейному.
— Не, они меня бесят все! — заявил отец. — Не хочу в семью. И семью не хочу. Одичал я. Ветра наслушался.
— А куда тогда?