— Да ёбаный в рот! Что за люди? — прикрикнул Боря, но краем глаза белый пакет зафиксировал за подъездом.
Метнулся туда сантехник, готовый пиздюлей развешивать по такому случаю. А там Оксана стоит. И пакеты в обоих руках держит. Глаза только по пять копеек. И шапочка спортивная в придачу.
— Дай сюда, блядь! — заявил Боря, и первый пакет из рук на раз вырвал.
Но Оксана второй к груди как сына родного прижала и обхватила плотно-плотно. С ходу забрать не получилось.
— Да что с тобой происходит? — спросил тогда Глобальный.
Припомнилось, что раньше Оксана другие наряды носила. И если шапка на ней была, то только норковая.
«А вместо куртки шуба должна быть», — добавил внутренний голос.
— Что-что, жрать хочу! — заявила Оксана, пакет продолжая к груди прижимать.
И понял Боря, что с тех пор, как Антона посадили, всё у соседки по жизни по наклонной пошло.
«Так бывает, когда живёшь содержанкой, а потом тебя перестают содержать», — прикинул внутренний голос.
— Работать не пробовала? — буркнул Боря, но забирать второй пакет не стал.
Это же ломать человека придётся. А если решилась на такой шаг с воровством чужой провизии, то дела совсем плохи.
Это ж не мужичок, который всё не прикрученное и не приваренное погодя под руку подхватывает.
Это женщина, которая жила в тепле и уюте всю жизнь и чаевые не считая раздавала. Потому что не её это деньги всегда были. А дальше всё просто просматривалось: пыталась завести хахалей, да видимо, без толку.
«Хватку растеряла. Не те годы уже, чтобы цену себе набивать», — хмыкнул внутренний голос.
Стоит и смотрит на него Оксана со смежными чувствами. Вроде ненависть в глазах звериная, как у голодной на последнем издыхании, а вроде — раскаянье человеческое.
— Ты это… давай, береги себя, короче, — попятился назад Боря, об отце вспоминая. — Покушай там, а мне пора.
Чем ещё помочь Оксане сейчас он даже себе не представлял. Со своей бы семьёй разобраться. А соседка своим путём пошла. И не его забота, что стоит у обрыва.
Конечно, сложно человеку работать начать в зрелом возрасте, если никогда не работала в юном. Но это был её персональный выбор — не работать. Как у человека, что свастику фашистскую на кожу наносит, нет пути назад. Ни на художника-татуировщика, ни на состояние алкогольного опьянения уже не сослаться.
Это — её сознательный выбор!
Глава 9Боцман
Когда в ванной плескался отец, Боря устало вытирал пот со лба. Дотащить мужика из коридора в санузел не проблема. То дело одного рывка. А вот раздеть и через борт перенести — тут уже сложности начались. Жарко. Сам потеть начинал, пока окончательно не взопрел.
Это в детстве все молоком пахнут, а лет с двадцати подмышками начинает производиться терпко-пыточное, с привкусом заправок в лапшу быстрого приготовления. Но надо терпеть. Следом в душ не залезть — занято.
И пока в стиральной машинке крутилось бельё, а пушистое полотенце ждало своего часа, Боря на кухне сидел и чай пил, приказывая телу не потеть, чтобы не смущать хозяйку. Но как в случае и с контролем страсти — ничего не получалось. Само работает.
Наташка, словно выговорившись в прошлую встречу на кухне, теперь молчала, о своём раздумывая. Не часто прошлое привозят с доставкой на дом.
Сантехник присмотрелся к ней и так и этак. Да, самое время о главном поговорить. Похоть ослабла, а само желание страсти подугасло после пары раз. Нет, можно, конечно, и в третий, но это уже если самому напросится. С избытком. А не глубинное пожелание подсознания и подспудные природные инстинкты.
Контроль организма ослаб. Внутренний зверь притих. Теперь как человек он сам за всё в ответе. Когда не на грани выживания и не голоден, а расслаблен и может думать о постороннем.
— Наташ, я понимаю, как это всё выглядит, — начал было Боря издалека, подготавливая почву для разговора.
Она подняла взгляд. А там бездонные глаза с тысячью копий-ресниц. И все свет полуденного солнца отражают. Скажешь лишнее — пронзят. Обидишь — влагой покроются. Как быть?
«Верные слова только подбирай, нужные», — предупредил внутренний голос, а сам, гад, начал дорисовывать картинку, где халатик с плеча её спадает. И грудь смотрит на него в упор.
Казалось бы, ну какая грудь? Вот только что же смотрел, щупал и целовал в сосок и ореолы поглаживал. Так нет, раз тканью прикрыта, значит — тайна. А где тайна, там исследователь просыпается. Познать желает.
Стараясь унять волнение и участившееся сердцебиение, Боря попытался не думать о груди, но тут губы влажные словно свет отразили. Блестят и ничего с ними не поделать. А там, где губы намокли — там уже снова воображение дорисовывает. То ли от поцелуев крепких смазаны, то ли иной влагой покрыл.
«Соберись, тряпка!» — подкидывал внутренний голос.
Кровь уже из мозга утекала и ниже собиралась. Ладно бы в губах или груди, но — нет. Ещё ниже. Там, где хорошо. Там, где — приятно. И только резервуары в тестикулах уныло сообщали, что нечего спускать. Времени бы немного. Поднакопить, приготовить. Но если надо, то можно!
Боря поднялся, обошёл стол, у подоконника встал, тяжело вздыхая. Любить — это понятно. Это хорошо и приятно. Не понятно только, что делать, когда тяга не изживаема? Хоть до дна ты иссякни, хоть до дыр сотрись. Чуть отдохнёшь и — по новой хочется. Потому что можно, потому что нужно, потому что — хочется. И так по кругу!
Наташка следом поднялась, сзади подошла, обняла. Носом в лопатку уткнулась. Не заботят её рабочие запахи. Её чутьё на иное настроено. Все рецепторы иначе работают, распознавая только одно «свой мужик» или «какая-то херня».
— Да не беспокойся. Я понимаю. Ты переживаешь за отца, — заворковала она. — Ничего страшного. Помоется, поест, поспит, а там и в себя придёт. Бельё к утру высохнет и как новенький будет.
Боря кивнул. Наташка права. Но ведь совсем не это хотел сказать. Повернулся, чтобы договорить, но тут в штанах телефон завибрировал.
Достал его сантехник, присмотрелся. Наташка отпрянула, как предполагает этикет, но на полшага. Вроде ещё к посуде не повернулась, в процессе только, но и рассмотреть кто звонит — без проблем можно.
Сердце Бори забилось. Член только окреп. Но уже от волнения. Вот сейчас подсветится «тесть» и всё, на разговор сами выйдут. А там — слёзы, ругань, пощёчина.
Без пощечины никак.
Сглотнув, Боря смирился с неизбежным и вытащил телефон. А там «Стасян» подсвечивается только. Выдохнул сантехник украдкой и принял связь.
Наташка тут же отвернулась. О крановщике наслышана. Напарник, это понятно. А что чудной, так где других друзей найти? Все чудные. Поэтому и — дружат. А нормальные все от одиночества страдают. И спокойно себе в петлю лезут. Или в кибермир уходят. За аналогами дружбы. Виртуальные бокалы за дружбу ту поднимают.
Наташка уже к посуде повернулась, пытаясь вспомнить момент в жизни, когда собственных подруг и друзей растеряла всех. Наверное, в то время, когда живот начал расти. Тестов ещё не было с двумя полосками. Но был улыбчивый электрик. Молодой, с шутками-прибаутками. Он словно всё-всё знал о жизни и кольцо на пальце этому никак не мешало. Он просто вошёл в их общагу, прошёл до её кровати в общей комнате. И даже когда все одногруппницы отпрянули, выйдя вон, она осталась сидеть рядом. И с интересом смотрела, как розетку без отключения света меняют.
«Рисковый», — тогда ещё подумала Наташка.
Нет, она уже видела парней, что глазом или зубом пиво открывают. С синяками, беззубые, они потом все были дико крутыми для её подружек в ПТУ, но только не для неё. А серьёзный мужик, который смело играл с напряжением у неё на глазах, привлёк внимание. И чем больше она на него смотрела, тем больше понимала, что поплыла.
Что случилось потом, толком сказать никто не может. Они оказались в кладовке, где света никогда и не было. Потом редкие встречи, цветы, кино. А диплом она получала уже со свёртком в руках, даже не думая остаться на выпускной. Ведь дома ждали пелёнки-распашонки и бутылочки-соски.
Семья электрика не знала, что Петя «поступил по-мужски». Собрав все свои накопления, что откладывал на собственных детей, и заняв у мужиков до кучи, он выкупил у каких-то бичей для неё однушку после пожара. Там сам поменял всю проводку, сделал бесхитростный ремонт и даже притащил с мужиками необходимый минимум мебели. Да только затем — пропал.
Со временем для Ромки появился садик, школа и однушка превратилась в двушку при удачном стечении обстоятельств. Наташка даже немного встала на ноги и пыталась бороться с жизненным потоком. Но электрик так и не появлялся… Пока Боря не привёл.
Но теперь того самого электрика она видела исключительно в Боре. Разве что возраст поменялся. Боря был — ТЕМ САМЫМ. А она — вдвое старше. Но Глобальным, по её мнению, было всё равно. Порода такая. Значит ей — всё равнее. Она всё-таки одна на двоих. Эксклюзив. Другой не будет.
И Наташка спокойно принялась мыть посуду. А Боря ответил на звонок, выходя в коридор, чтобы лучше слышать и не мешал плеск воды:
— Да, братан?
— Боря, здорова, — донеслось от Стасяна. — Я короче упакован уже. Стою курю в каске и новых берцах у плаца. Я хер знает, как они мой размер нашли. Говорят, у них и не такие медведи служили. Шьют по спецзаказу. Короче, магия армии работает — зимнее обмундирование выдали, спальные мешки и сухпаи на неделю вперёд тоже есть. Просроченные, правда, ну да хрена тем галетам будет-то? Сейчас вот за карточками стоим. А потом, походу, поедем оружие получать и на полигон рванём… Да, Шац?
— Шац? — переспросил Боря.
— Дай сюда! — послышалось из динамика и уже другой знакомый голос перехватил телефон. — Боря, меня короче тоже упаковали. Добровольцем не успел, хе-хе. Выбор был не велик — вилкой в глаз или… в том смысле, что служить-то я всегда готов. Стасян со своими мотострелками и видом залихвацким Одессу и без оружия по самую Румынию возьмёт по дорогам общего пользования. А мы с морпехами с моря прикроем. Так вместе на Приднестровье и выйдем. Давно хотел молдаванских яблочек с ветки пожрать. Или они молдавские?