Дверь открыла девушка с васильковыми глазами. Короткая причёска ёжиком. Серьги в ушах с каменьями в тон глазам. Губки тонкие, ботексу не подвластные. Взгляд строгий, оценивающий. Брови есть, что уже радует. Если и побриты по краю, то не видно. А вот нарисованного нет ничего по линиям. На голову ниже его девушка. Каблуки невысокие, роста не стесняется. Довольно стройная. Только вместо платья вечернего пиджак приталенный серый, но из сочетания белого и чёрного. Монохромный, одним словом. И юбка чуть ниже колен того же сочетания цветов. А ножки то ли колготки, то ли чулки скрывают. Чёрные, как ночь. Под чёрные же туфельки с узкими носиками.
— Здравствуйте… Кира? — первым обратился Боря, на взгляд сверху вниз две секунды потратив, из которых секунда на грудь и ещё секунда на всё остальное тело.
Грудь ничем себя не выдавала, но всё-таки обозначала контуры. Размер второй, если навскидку. За пиджаком много о женских прелестях не сказать.
Сантехник ляпнул первым, так как понятия не имел по этикету это или нет? Но раз уж пришёл, надо проявлять себя.
— Здравствуйте, Борис. Рада знакомству, — ответила девушка лет двадцати.
Боря протянул бутылку через порог, затем запоздало шагнул. Она запоздало шагнула внутрь, впуская его вместе с даром.
«Хрен её знает, расстроилась отсутствию цветов и конфет или ещё не успела», — прикинул внутренний голос.
Но пока шагали, соблюдая дистанцию, синхронно, проблем не было. А затем бутылка её руки коснулась. Пальцы невольно соприкоснулись, прозвучало женское «ой!» и Кира разжала хватку, отстранившись.
Сантехник с лёгким недоумением проводил падающую бутылку взглядом, запоздало дёрнулся. Но успел лишь коснуться края стекла пальцами. Со звоном стекла о кафель первый подарок женщине разбился и словно алая кровь побежала по кафелю за порогом входного коврика.
«Холодная же, дурень!» — тут же вдарился в критику внутренний голос: «Пальчики тоненькие, мягкие, вот и отдёрнула».
Кто в этом ситуации первый должен был извиняться, не ясно. С одной стороны, Боря не думал, что за пару минут на лёгком морозе бутылка может обледенеть до причинения коже боли. С другой — мог сначала в дом войти, потом протянуть.
«Торопыжка безмозглая!» — продолжал накалять внутренний голос: «Хорошее первое впечатление произвёл, да?»
Гость рефлекторно присел, поднимая самые большие осколки. Брюки, что и так были коротки, оголили и без того короткие носки. А костюм сказал «хряк» в наклоне и пошёл трещиной между лопаток. Всё-таки Шац несколько уже в плечах. Батарей много не носил.
«Смею заметить, зачем ты вообще застегнул на эту пуговицу⁈» — добил внутренний голос.
Боря распрямился, красный как рак и понял, что дальше — развилка. Снимет куртку — пиджак рваный рано или поздно себя проявит. Снимет куртку и пиджак — с рубашкой спалится. От безнадёги ситуации аж в глазах зарябило.
Но Кира оказалась не пальцем делана. Выросла не в тепличных условиях, а в промежутках между похищениями и вызволениями из плена. Кем? Конечно, папкой!
Жизнь научила её многому. Например, определять звук разрываемой ткани. Применив психологический приём «ой, я первая заметила», она разбавила его дополнением «я же первой и накосячила».
Коснувшись пуховика Бори, девушка чуть понизила голос и произнесла:
— Борис, мне кажется или что-то пошло не так?
Глобальный кивнул, не в силах ответить. Во рту мгновенно пересохло. Он и куртку-то не застёгивал, чтобы не показывать, что молния разошлась, а перешить некогда. В салоне автомобиля, мол, и так сойдёт. А тут столько подстав от одежды, хоть голым приходи.
Но ещё до того, как он представил себя в одном полотенце перебегающем с улицы на улицу, адреналин уже сделал своё дело. И тут тоже возникла развилка. Сердце мощно застучало, по телу быстрее побежала кровь, активировалось периферийное зрение. А последствия всего два — либо дно продавит, либо более привычный стояк. Организму всё равно как от лишней химии в крови избавляться.
Боря, как человек, который собирался на знакомство, не рассчитывал ни на одно, ни на другое. Сейчас Князь придёт, в конце концов. Но выбор был сделан за него, когда и без того коротковатые брюки натянулись.
Тут же отвернувшись, Глобальный попытался прикрыться курткой, но Кира уже протянула руки, чтобы взять куртку. Ведь даже в лучших домах Парижа принято предлагать гостям снимать верхнюю одежду. А если ещё и неловкая ситуация, то даже помогать её снять.
Гость запоздало повернулся, вспомнив о трещине на пиджаке. И невольно они оказались в такой близости, что девушки коснулась уже не рука, а ткань. Конкретно, бугор нагло и бесцеремонно упёрся в девушку.
Кира словно изобразила движение, что собирается извергнуть из себя остатки обеда, но когда Боря приготовился к извержению и закрыл глаза, вместо рвотных порывов прозвучало лишь протяжное, томное и запоздало приглушённое «а-а-а».
Кира тут же отпрянула на полшага. Лицо покраснело. Улыбнулась неловко. Сглотнула судорожно и глядя на причину своего моментального оргазма, начала подбирать слова:
— Знаете что, Борис?
— Что? — почти одними губами добавил он.
— А вы мне сразу понравились, — призналась она горячим шёпотом. — С козырей зашли?
— Козы…рей? — выдавил потрясённо сантехник, который уже держал в руках куртку.
Даже прикрылся ей. Но лучше лицом к девушке стоять. Спиной повернёшься — позора не оберёшься.
— Отец разве не говорил вам, что я… ну… гиперчувствительная? — почти протараторила девушка, пытаясь справиться с участившимся дыханием.
— Э-э-э… Это самое… Ну-у-у… Нет.
Глобальный, конечно, слышал о женщинах-«скорострелах». Но, чтобы прямо вживую увидеть? Не было!
«Это что же получается?» — тут же вклинился внутренний голос, перестав изображать душнилу: «Если она скорострелка, то тебе достаточно её просто коснуться? Выходит, когда бутылку взяла, то это было оно? Борь, короче не холод это был. Она кончила!»
Гость глаза округлил от удивления. А плоть только крепче стала.
«Феромоны наверное, в помещении летают, просачиваясь через мокрые трусики».
А Кира трусики не показывает, стоит только и тараторит:
— Я же и одеваюсь уже строго, чтобы никто не касался. Общества сторонюсь. Из дому работаю. И волосы обрезала, чтобы поменьше внимания к моей персоне было, если куда выходить приходится. И губы не трогала, натуральные. От мамы остались. Брови вон вообще скоро как у Брежнева будут! Да мне как-то по боку. Как растут, так и пусть растут. Дальше прогрессировать — только юбку в пол надеть. Или сразу в монастырь. Но я… — тут она подняла на него васильковые глаза и добавила тише. — … я не нагулялась, Борис.
«Бывает же!»
Боря аж сглотнул. Сложно, конечно, отношения строить, когда за руку девушку берёшь, а она стонет сначала немного, а потом уже и не хочется вроде как. Но, может, пройдёт?
«Как пройдёт?» — фыркнул внутренний голос: «Типа, перебесится? Ты думаешь это заболевание типа герпеса на губе? Хочешь, мажь его. Хочешь нет — всё равно пройдёт?»
Не обращая на него внимания, Глобальный во все глаза на девушку смотрел. А та прямо на глазах и без всякого вина похорошела. Щёчки горят. Губку прикусила у краешка. Руки не знает куда деть. За спину спрятала. Тут грудь и подалась вперёд. На пиджаке даже пуговица натянулась. А блузка соблазнительный край обозначила так, что хочется заглянуть поглубже. Там последняя пуговица расстёгнута… А то и две.
Но тут громовой голос с лестницы со второго этажа донёсся.
— Кира, ебите меня семеро! — прикрикнул Князь. — Ты опять как планктон оделась? Я тебе что говорил?
— Что? — повторила глухо девушка, не глядя на отца, но исключительно на Бориса.
— Стринги напяль, говорю. В стрингах вся женская сила! — уверил отец.
— Я и… надела, — почти прошептала девушка.
И по лёгким движениям тела и ладони, моментально прикрывшей рот, Боря понял, что прямо сейчас произошёл невольный ментальный тройничок. От чего самому только больше раздеться захотелось.
Князь не спустился по лестнице. Не то, чтобы быстро, но всё же спустился. И не обращая внимания на алую лужу, подошёл, приобнял Борю.
Глобальный старательно между собой и тестем куртку подсовывал.
Не акцентируя на этом внимания, хозяин дома заявил:
— Пришёл? Молоток. Я в тебе не сомневался! — тут он перевёл взгляд на смущённую дочь и добавил. — Ты опять, что ли?
Она кивнула, не став отрицать очевидного.
И любящий отец тут же добавил:
— Ох и дождёшься ты у меня. Найму тебе стаю негров с ручными анакондами. И на необитаемый остров отправлю на неделю. А если и это не поможет, то…
На глазах девушки слёзы навернулись. Не выдержала и не дослушав, рванула прочь из просторной прихожей.
— Ну… блядство, — проводил её взглядом отец. — Кир, я не хотел! Кира-а-а. Ну ты ж меня знаешь. Я с детства ебанут. Мы же гудрон вёдрами жевали и карбид взрывали. А я его походу ещё и в жопу совал. Слышишь меня? Я ж безмозглы-ы-ый!
Дочь не отреагировала, умчавшись в одну из множества комнат. А Князь вздохнул и повернулся к гостю:
— Женишок, говна ты кусок. Ты чего как бомж с рублёвской помойки выглядишь?
Боря сконфузился немного, но всё же ответил, защищая и пятна на куртке, и пиджак треснувший, и брюки в обтяжку разом:
— Да я там пока шёл… упал. Ну вот порвал, короче. А это… в поясницу как отдало при ударе, так и стоит… видимо, от боли. Нерв задело.
Эссе получилось на любителя.
Но Князь заржал, довольный кратким пересказом:
— О, братан, да ты походу такой же ебанутый, как дочя моя. Что, тоже от любой хуйни возбуждаешься? Вот же два сапога — пара. Да обе левые, что б вас!
Не успел Боря ничего ответить, поражённый продолжением устоявшейся поговорки, как Князь повёл его в столовую и сам спросил:
— А как же ты Зинку собрался тогда пялить? Или ты это… удалённо?
— Как это?
— Ну, фотку послал, считай — отымел. Морально. А она там пусть себе доделывает чего хочет. Женщины они всё-таки старательнее нас, Боря. Видишь, как филиппинки носятся?