Глобальный возлежал на боку, подложив руку под голову, как патриций. Для неё он был прекраснее любого Аполлона и любого из древних греков, которые хоть и были умными с их геометрией и водопроводами, но зад всё же подтирали ракушками и камешками. Их же и мыли.
Сам же мужчина больше думал о том, как скрыть трещину на жопе. Не стоило сильно сгибать ногу, когда залезал на кровать. Если одна ткань рвётся с сухим треском как эхом в пещере, то другую со слезами в ушах не очень-то и расслышишь.
А значит, пришло время для второго вопроса.
— Мне нужна одежда, — напомнил очевидное Боря. — Твой отец сказал взять у него. Не знаешь где?
— Похоже, нам обоим не помешает переодеться.
Она улыбнулась, поправляя бюстгальтер и с двоякими ощущениями посмотрела на смятый, закинутый в угол кровати монохромный пиджак. А затем с лёгким ощущением освобождения стянула и юбку в тон.
Кире Князевой впервые захотелось надеть вечернее платье. Одно из тех, что весит в гардеробе, но не было надето ни на выпускной, ни на многочисленные званные ужины в ресторанах. А ещё она поняла, что не против выпить вина и молча пожирать глазами весь остаток вечера своего мужчину, слушая, но не слыша ни одной пошлой шуточки отца.
— Комната папы тут слева. Там выключатель сразу справа. На уровне твоего плеча. А ещё правее — гардероб. Ты не мог бы… сам поискать?
— Конечно, — ответил Боря и поднялся, сделав задний ход на кровати.
Затем, словно любуясь шторами, то акцентируя внимание на люстре, он шаг за шагом так же сдал назад, так ни разу и не повернувшись. И лишь выскочив в коридор, позволил себе повернуться задом, а затем и оценить размер шва на заднице. Сантиметров десять. Бесцветный, прозрачный скотч, вздумай он его найти немедленно, выдержит остаток вечера как заплатка едва ли.
А снизу с первого этажа уже доносились весёлые голоса:
— Зина, обосри меня енот! — приветствовал гостеприимный хозяин гостью. — Щас как нахуяримся в щи!
— Да я-то не против, — донеслось в ответ почти тем же басом, только женским. Всё-таки Зина с мороза больше по звуку походила на певца гроулингом, чем Князь на певца фальцетом, вздумай он немедленно получить по яйцам за подобное обращение к даме после работы. — Только подскажи, где тут дамская комната.
— А тебе сикануть или чего посерьёзнее? — уточнил он.
— Сикануть я и в сугроб по дороге могла! — хохотнула Зина.
И оба заржали как кони.
— Галя-я-я, — донеслось по всему дому. — Проводи человека дыню сбросить в мою комнату. Операция «аджика»!
— Аджика с тако! — поправила любезно Зина и оба снова заржали.
«Видимо не одно единение душ на этот вечер на Небе наметилось», — тут же подсказал внутренний голос Боре и посоветовал: «Ускоряйся. А то выглядишь как бич-бичишка!»
Глобальный ускорил шаг, внедрился в спальню Князя и обомлел. В углу стояла надувная женщина с напяленными на неё шипастым ошейником и в наручниках. Всё бы ничего, но поводок от ошейника тянулся к другой кукле, которая не только не была надувной, но даже на женщину тянула весьма условно. Ведь между ног у неё торчал член. Если точнее, то на силиконовой кукле расположился пояс со страпоном. Смущал и ещё один момент. Кукла была чёрная, а страпон белый.
«Развидеть увиденное не получится», — прокомментировал это дело внутренний голос и тут же добавил: «Но и новые глаза не вырастут, если эти выколоть. Так что давай просто сделаем вид, что это композиция никак нас не касается. И не вздрагивай при взгляде на Князя, хорошо?»
Боря кивнул и прошёл в гардеробную. По сути это была отдельная комната в комнате, просто поменьше. А там одной обуви три стеллажа. Количество рубашек стопочками не поддавалось счёту. Висели и костюмы на вешалках. Если много времени, то выбирай и ремни, что покоятся на полочке в скрутке, как мини-кучки. И галстуки есть и запонки. Здесь были даже ручные часы в золотистых коробках. Но сантехник решил, что это будет уже перебором, если и такие прихватить.
Подхватив первую попавшуюся рубашку с подходящим (судя по бирке) размером, Боря разыскал брюки, порылся в пиджаках, а затем нырнул в обувь. И тут же был сбит с толку. Там были чёрные и коричневые, белые и серые, с отливом и просто блестящие. Были из крокодиловой кожи, были блестящие, буквально с блёстками, а когда Боря нашёл пару со стразами, то вместе с кукольным свиданием в комнате, закрались подозрения, что Князю слишком скучно живётся.
Додумать не дали. Перед ним у двери в гардеробную вдруг выросла Кира в чёрном длинном платье до лодыжек с широким вырезом на спине и глубоким декольте. Платье словно собиралось сбежать с хозяйки и лишь тоненькие плечики держались за верх, как альпинист за край скалы. Боря распрямился, поражённые преображением дамы. Если до этого с Кирой хотелось прилечь и полежать в обнимку, то теперь он ощутил острый порыв снять с неё это чёртово платье!
Васильковые глаза смотрели с насмешкой. На миг даже с вызовом. В них читалось что-то вроде «ну давай, самец, прояви себя! Покажи, что ты такой же, как все».
Глобальный напялил последнюю туфлю, не глядя. Распрямился и не зная куда деть руки, взял себя за пояс. После чего медленно двинулся к выходу. Кира сделала шаг в сторону, но скорее условный. Пространства, чтобы выйти, не коснувшись её, не хватало.
«Комплимент, идиот! Сделай ей комплимент!», — подсказал внутренний голос.
Но Боря понял, что этот поезд ушёл. А вот сам сантехник уйти не мог. И едва начав просачиваться в щель-проход, замер. Замерла и Кира. Если до этого между ними как будто собиралась невидимая потенциальная энергия, то хватило одной искры, чтобы она полыхнула и превратилась в кинетическую, энергию действия.
Боря вдруг понял, что целует желанную женщину. Да не просто касается губами осторожно, а жадно пожирает лицо. Но в ответ напора не меньше.
Следом лишь одно движение и Кира запрыгнула на него с ногами, оплетая бёдрами как лиана дерево. Он подхватил её гибкое, почти невесомое для него тело. Плечо и не думало о себе напоминать. Силы внутри столько, что сердце разорвётся! Но только от мощи и удовольствия.
Вопрос приземления долго не стоял. Аэродромом был признан ближайший траходром. Она же — кровать Князя. Боря в этот момент не думал о том, что там могло происходить под этим покрывалом. Мозг просто отключился и выполнялся последний посыл, самая яркая и понятная команда — взять эту самку!
Платье словно задрало подол и пресс напрягся до предела. Он вдруг понял, что смотрит на бритые лобок, и мокрая щель отражает свет люстры. Кира впервые в жизни была без трусиков. И это понимание просто снесло ему голову. Зарычав от великого желания, Глобальный едва не разорвал на себе ремень голыми руками. И лишь успокаивавшие юркие руки дамы помогли справиться с ситуацией.
Запах мужчины ударил Кире по обонянию. Тогда снесло башню и девушке. Это был не пот и не муторный белок, но лёгкий мускус с тонким признаком собачатины. Собак она любила, а от этого взопревшего кобеля вовсе была в неописуемом восторге!
Одежда уже не складывалась робко на кровать. Она полетела в разные стороны по комнате. Ракета нашла цель и мгновенно была поражена.
Кира ощутила, что её разрывают надвое. Но с уст не сорвалось ни звука. Она только замерла на мгновение и после чудовищной боли на входе тут же последовал крышесносный оргазм. Организм словно решил, что рожает и выдал единственное обезболивающее, которое нашёл «под рукой». Девушка рефлекторно подалась вперёд, изгибаясь дугой. Чем только глубже насадилась на ракету.
В глазах девушки мелькнули звёзды. А Боря, приняв это за удивление, начал немедленно двигаться. Тогда-то Киру и расстреляло сразу очередью. Следом за большой волной удовольствия пришла серия маленьких волн, но длинных, протяжных. И каждая последующая волна словно накатывалась на предыдущую.
Выделяя большое количество смазки, член скользил в ней свободно, то достигая матки, то почти извлечённый, но полностью не выходил. Его плотно облегали стенки и с таким жаром слали сигналы, что мозг захламило ощущениями. То ли тело молило о помощи и пощаде, готовое умереть, то ли купалось в неге и готовилось вознести. Полный набор ощущений был настолько велик, что Кира в начале забывала дышать. А когда заставила себя проталкивать воздух в грудь, обратно вырывался уже не стон, а полноценный крик.
Крик довольной жизнью женщины, что всю жизнь жила в подвале дома, и теперь выбралась на крышу и впервые наблюдала за звёздами.
— А-а-а! Да-а-а!
По телу Бори же словно огонь бежал. Сначала по коже, а затем проник внутрь и кровь заменилась лавой. Когда приходила лёгкая усталость и замедлялась скорость, стоило лишь посмотреть на приоткрытый рот и полные удивления глаза, где стреляли фейерверки, а не просто горели искры, он снова начинал двигаться быстро и проникать глубже.
А когда в ухо в очередной раз раздалось протяжное женское «а-а-а!», мозг послал сигнал — пора. И тестикулы поджались, ствол закачало, передавая драгоценную жидкость по «древу жизни» от истока к зароду.
Тогда Боря и понял, что лава уже не в крови. Она стекла ниже, скопилась, а теперь зарождает пожар в отдельно взятом человеке. И пламя настолько горячо, что хватит на двоих.
Он, конечно, ещё принесёт веток и бросит пару палок. И все вместе это назовут — семьёй. Но семья — это не трое. Семья — это семеро. Потому они будут пылать снова и снова, пока один из них не сгорит, пытаясь. Или не превратиться в пепел.
Дверь неожиданно открылась. На пороге возник Князь.
— Бля, Зина, отбой! Без нас начали! Возвращаемся жрать кабана… Пусть знакомятся.
— Так подвинем! — тут же донеслось вслед. — Пошевелимся, растрясём, потом больше влезет!
— Сдай назад, окаянная! С дочкой в кровати я ещё не лежал, — ответил отец и закрывая дверь, задумчиво добавил. — И вообще это теперь их спальня после того, что я увидел.
— А чего так?
— Ну его нахуй, Зин. Мне теперь лучше исповедоваться. Неси кадило!
— Как скажешь дорогой, — зазвучало на удалении. — Но по части еды ты, конечно, пожопился. Пиццы что ли закажи следом! Чё этот твой кабан? Тощий подранок.