Но главное оружие пока молчит в необитаемых, телеуправляемых боевых модулях. Скорострельная 30-милиммитровая пушка 2А72 надёжна, как Калаши. А приборы дают возможность стрелять на расстоянии до трёх километров, что позволяет десантироваться, держа врага на почтительном расстоянии.
«Лишь бы на танк не нарваться. У БТР-82 против него нет козырей», — только подумал Стасян, как автомобиль свернул с относительной дороги в такие ебеня, что только каску держи: «Может, для этого и прихватили гранатомётчика?»
Затрясло так, что голова в штаны проваливалась цвета хаки. Двигатель КАМАЗ-740.14‑300 мощностью 300 лошадок уверенно тянул их в лесополосу, где механик-водитель распознал свежую колею, куда могла заехать разведка. Ранее над территорией пронёсся БПЛА и некое представление о возможном местонахождении разведчиков было. Но не в лесу.
Плотность лесного массива увеличилась и мехвод сначала скинул скорость, а затем сказал:
— Всё, ребят, дальше сами. Ночью дорога ещё подмёрзшей была, а теперь совсем расхлябалось. Сядем.
Десант покинул БТР. И совсем вовремя, так как по территории начались прилёты. С обширным разлётом по местности, но задевая верхушки высоких деревьев, разброс осколков только возрос по площади.
— Рассыпаться! — приказал Могила. — Миномётами работают! Спалили нас.
Солдаты бросились в рассыпную, укрывшись среди деревьев и кустов. Выходило, что порой деревья защищали, а порой помогали поразить мишень.
«Тут уж как фишка ляжет», — быстро понял Гробовщик.
Петро залёг среди корней могучего кедра, прислонился спиной. Стасян прилёг рядом, сняв из-за плеч автомат и глядя как БТР дал по кустам из пушки для острастки. И теперь, описав круг, старался выйти из зоны обстрела, удаляясь всё ближе к трассе.
Могила почесал нос прикладом и проверив гранаты, просветил:
— А ты знаешь, что изобретателем миномёта считается русский офицер и инженер Гобято? Полную Ф.И.О. не помню, я тебе не энциклопедия. Но могу сказать точно, что это разновидность мортиры. Отличается отсутствием противооткатных устройств и лафета. Их заменяет опорная плита, через которую импульс отдачи передается грунту.
— Херасе, — только и ответил Стасян, приглядываясь к кустам. — Что делать-то будем?
— Будённый, связь! — крикнул брат.
— Есть, связь, — ответил связист и принялся за рацию.
Едва включил её, как послышалась польская речь. Их потока слов разобрали только «курва».
— А, братский народ пожаловал, — буркнул Петро и повернувшись к брату, добавил. — Короче, Стасян. Вертушкам в лесу делать нечего. Сейчас постреляют на удачу и попытаются отрезать от передовой. Километров шесть-семь прорываться придётся, пока на своих выйдем.
— А разведчики чего же? — буркнул Гробовщик.
— Стасян, врубайся в тему быстрее или нас самих сейчас в клещи возьмут!
Крановщик осмотрелся на довольно плотный лес и резонно спросил:
— Чем? Здесь ничего не проедет. Полевая артиллерия без толку. Если и будут брать, то с автоматов, а это на сближение придётся идти.
Могила потёр холодный нос и прикинул:
— Не, ну резон в твоих словах есть. Можно даже закрепиться и встретить… Гусь, ставь пулемёт на точке! Глаз, лезь на дерево. Доложи обстановку…Что там со связью?
Последний вопрос предназначался Будённому. Парню-добровольцу с пышными усами. Он колдовал над переносной станцией, слушая несколько минут иностранную речь, после чего сказал:
— Глушат. Нас походу отрезали.
Миномётный обстрел прекратился. Лес погрузился в тишину.
— Закрепляемся и готовимся к бою! — рявкнул Могила. — Хуй они угадали. Держимся до ночи. А по темноте к своим выйдем.
Помощник снайпера Глаз залез на дерево, пока сам Один готовил снайперскую точку.
Вскоре наводчик заявил, поглядев в бинокль:
— Вижу ДРГ в паре километров. С северо-востока и северо-северо-востока просачиваются.
Могила пересчитал обоймы и спросил у брата:
— Давно с автомата стрелял в последний раз?
— Ну, — неопределённо ответил Стасян, проверяя доверенное оружие. — Руки помнят. Чего там думать? Бери, да стреляй.
— Стрелять мало. Надо попасть!
— Тогда… пристреляюсь, — уточнил Гробовщик и сняв со спины следом гранатомёт, залез в сумку и достал пару выстрелов, предусмотрительно прихваченных с собой в поход для РПГ-7.
Могила протянул Стасяну пару гранат:
— Держи. Скоро пригодятся. А оправдаешь позывной, старшего сержанта дам.
Станислав кивнул, разложив рядом с собой весь имеющийся боекомплект и взялся за лопату. Места под корнями дерева ещё много. и первый урок он освоил быстро — в любой непонятной ситуации пехотинец должен копать.
Глава 16Все, как задумала женщина
Где-то под Новосибирском.
Немного ранее.
Мама, сколько её помнила Светлана, всегда говорила лишь две житейские мудрости. Первое — это то, что за мужиков надо держаться. И второе показывала — где именно.
Родительница разве что схемы не рисовала, зато постоянно переспрашивала красивую, но немного недалёкую дочь на предмет усвоения материала:
— Кого надо держаться, Свет?
— Мужиков.
— За что их надо держать?
— За писю!
— А чем?
— Эм… не знаю.
Видимо, ответ матери не понравился. Иначе по какой причине ей было оставлять юную голубоглазую дочь в детском доме, Светлана не понимала.
Ей к тому времени было шесть. Света вот-вот собиралась в школу из съёмной квартиры, где должны были выдать анатомические атласы на людей, как минимум. Тогда бы она и дала матери ответ.
Но вместо этого натуральная блондинка оказалась в другом казённом учреждении. И лишь путь назначения остался прежним — в школу её всё-таки отправили. Правда с другого начального маршрута. А мать, судя по недостоверным слухам поломоек, отправилась куда-то в Германию. В только что «открывшийся мир новых возможностей объединённого Европейского Союза».
«Ну, поживёт в той Германии немного, перестанет дуться и за мной приедет», — ещё подумала Света и действительно пошла в школу, начала хорошо учиться и учить языки, чтобы с ходу порадовать маму.
Даже анатомические атласы выучила. Сразу.
Но мама не вернулась. Пришлось самой лететь искать. Однако, Германия была слишком большой, чтобы найти человека спустя пятнадцать лет. А у Светы даже фотографии матери с собой не было. Одного желания оказалось недостаточно.
И увидела Света своими глазами, что немало подобных голубоглазых блондинок проживает в Германии. И все хотят жить хорошо. Языки знают, атласы изучают мужские, а вот на программистов мало похожи. Не головой им, но руками приходится работать.
Устав мыть посуду и бегать официанткой по заведениям, Света даже решила изменить подход. Раз её всё равно щупают за задницу, оставляя мелкие чаевые, так надо это дело хотя бы на потом поставить и уже как следует монетизировать.
Тут-то и пригодилась первая мамина мудрость. Доверившись ей, отныне молодая девушка охотно и сама держалась за мужиков. Причём в строго отведённых местах, как и учили.
Но глупые Гансы не знали, где её мама. И всякий раз набухивая её и набухиваясь в щи сами, уходили по утру, оставляя не такие уж и щедрые чаевые, чтобы прирасти богатствами.
«Может, маме тоже тут денег не хватало? Куда ей было ещё и меня кормить?» — пришла к новому выводу Света, поглаживая растущий живот.
Так и не обнаружив мамы, голубоглазая туристка с Шенгеном в качестве компенсации обнаружила рыжего чудика в костюме сантехника на дискотеке. Тот настолько выделялся среди толпы, что сразу привлёк внимание. Ведь о сантехниках у Светланы были только положительные воспоминания. На Родине такой носил её на руках и любил, любил, любил, пока еду ему таскала в особый род войск.
«Чего только оттуда уехала?» — ещё подумала Света, в очередной раз избавляя себя от абсента и скудных барных закусок.
Тошнило её всё чаще. Но рыжий парень словно не замечал. Он вообще её не осуждал. Только волосы придержал и платок протянул.
Это при том, что платков она за все месяцы немецких путешествий ни у одного бюргера не видела!
Похлопав голубыми глазами в удивлении, Света решила, что мама права. Мужиков надо держаться. Но теперь, в отличие от детства с плюшевым волчком в обнимку, блондинка точно знала за что держаться и чем удержать.
И Света держала Романа. Почти без слов, на инстинктах и улыбках. Ночь, другую, неделю. Потом закрутилось всё и как-то само собой оказалось, что летят вместе в Россию. Он как всегда тараторит без умолку. А она как всегда молчит, предпочитая работу телом.
Она очнулась словно только в аэропорте Москвы, когда рыжему избраннику вручили повестку.
Рома даже лица не изменил. Всё такой же улыбчивый, потешный.
— Надо, так надо, хули делать? — отреагировал он на это известие и только спросил по-русски. — Свет, подождёшь меня год?
Видимо, забыл, что она иностранка.
А она улыбалась. Но уже без искры. Улыбка стала фарфоровой. Иные называют такую глянцевой. Но как наивны некоторые парни, считая, что год — это не целая жизнь. У неё и за полгода как две жизни перед глазами промелькнули. Под звуки немецкой речи.
Полное прозрение пришло к Светлана в аэропорту Новосибирска, когда в здании аэровокзала показалось её чернявое прошлое. От одного взгляда на него томно защемило внизу живота и тепло разлилось по телу.
— Боря???
Разговор предстоял всем троим…
Потом как на перемотке: езда в остаток ночи, съёмная страшная квартира с фотографиями каких-то бабок на стенах. Конечно, она сняла их и выкинула, пока Рома спал. А ещё, подчиняясь приобретённому инстинкту, решила, что мужика своего не отдаст. Им всё-таки на пару ещё рожать, растить и воспитывать, раз на аборт в Германии времени не хватило, духа и денег.
Подумав о нелёгком пути ребёнка на Родине без отца, (ровно также, как жила без него сама Света), она решительно сняла с рыжего трусы. И постирала их на руках, за неимением машинки-автомата. Повесила на батарею. А сама отправилась на кухню и перерыла все шкафчики, устроив инвентаризацию выданного ей жизненного пространства. Среди находок обнаружился красный перец. И девушка решительно насыпала его на подсохшие, красные, семейные трусы.