Война. Сатана с Богом спорят, кто прав, кто виноват.
За неполный месяц службы Стасян преобразился. Плечи стали как у рыцаря в доспехах. Хотя куда уже больше? И так ни бронежилета, ни каски не чует. Как вторая кожа стали. Как и амуниция через плечо. А ещё позывной «Гробовщик» прилипло. Один выстрел гранатомёта или ПТУРа и всё, нет танка, БТРа или какой другой колёсной или гусеничной техники противника. Первое время звёздочки на каске отмечал, потом точки ставил, потом плюнул на это дело.
Зачем? Пусть начальство считает. Не в цифрах дело. Дело в принципе. Вроде выбили за месяц всю тяжёлую технику на десятки километров окрест. А разведка опять доносит — новая прибыла. Вот квадраты, вот схроны, вот склады. Работайте. И по новой в бой. Пока все склады НАТО не опустеют.
Штурмовики с танкистами вгрызаются в укреп за укрепом, артиллеристы не дают сконцентрироваться противнику в кулак, работает авиация, а десантников забрасывают там, где жарче. Но уже без тылов. Лишь на линии сближения.
Пехота же, в том числе и мотострелки, как основная прослойка в этом так и не необъявленном пироге войны получается. Единственное отличие по сравнению с летом, это то, что БПЛА и дронов больше стало. С обеих сторон. Гранаты по окопам уже редко закидывают, предпочитают фугасы мгновенной детонации. Такие наружу не выбросить.
И если по существу, то и своей техники выбили немало. Но со складов та, что постарше приходит. А чем она хуже? Задачу выполняет ту же. А на год производства чего смотреть? Что сделано на века, то века и прослужит. И трудятся бронетанковые ремонтные заводы, модернизацию проводят. Чтобы и старые советские Т-62 в строю были. А все шуточки об утилизации вместе с экипажами заканчиваются в тот момент, когда такой экземпляр прямой наводкой по укрепу бьёт.
Стасян пожевал губы. Новая техника в войне выбивается ничуть не хуже старой. Всё зависит от мастерства применения и конкретных задач. Конечно, старые танки времен первой холодной войны — это, мягко говоря, на самое современное оружие. Однако, это не значит, что они бесполезны. Ведь помимо характеристик выживания у танка есть и характеристики огневой мощи. А с ней у старых машин полный порядок. 115-мм пушка 2А20 от Т-62, что в шестидесятых, что в двадцатых нового века работает примерно с одинаковой эффективностью, как говорят танкисты.
Тем более, что 115-мм пушка 2А20 имеет весьма неплохую номенклатуру снарядов, бронебойность которых вполне сопоставима с бронебойностью снарядов 125-мм пушки 2А46, устанавливаемой на танки Т-90. Но это если именно танк с танком сравнивать. А разве бронемашины, фортификации, здания и пехоту старые танки хуже выбивают?
Чего только не творили местные кустарные умельцы, чтобы танки дольше служили. И дефицит выживаемости можно парировать не только поверхностной модернизацией путем приделывания защитных экранов, решеток, установки средств мобильных РЭБ и динамической брони, но и — смекалкой. Из старого танка можно хоть хорошо укреплённую огневую точку организовать, было бы желание. Как и само желание — модернизировать и… копать.
Весьма полезным оказался токовый окоп. Когда 115-мм пушка стоит в окопе за кустом и стреляет, то вопрос бронирования такой машины отпадает едва ли не полностью. В таком положении танк уязвим только для специализированных противотанковых комплексов, авиации и БПЛА. И стоит быть честным, по ту сторону тоже не техника прошлого года выпуска катается. В большинстве своём те же модернизированные Т-62, Т-64 и Т-72.
Проблема в том, что танк в принципе уязвим. Любой. Современные американские «Абрамсы» горят от ПТРК ничуть не хуже старых советских Т-62. Будет ошибкой думать, что разницы нет вообще никакой. Но такой же ошибкой будет преувеличивать защищенность современных машин. Вот и получается, что лучшая защита танка — это не его броня, а незаметность и прикрытие пехотой, РЭБ и авиацией.
Гробовщик с лёгкой тоской выглянул из укреплённого окопа и заприметив дымок над лесополосой, потянулся за гранатомётом. Корнеты кончились, едва завезли, но РПГ-7 в достатке. А ещё трофейные «Вампиры» (РПГ-29), и хрен знает откуда взявшиеся «Клюквы» (РПГ-28). Лежат себе рядом со «Шмелями» и «Таволгами» и есть не просят. Всё в дело пойдёт на передке.
— Стасян, а я тебе сразу говорил, ещё когда наши зарубежные партнёры нам втулки смываемые продавать прекратили, что суета намечается, — донеслось от Могилы. — А куда мы в деревне без втулок? Пропадём же!
Средний брат ухмыльнулся:
— И без предметов роскоши. Я как раз не знаю, как без алмазного колье к барыне своей подкатывать.
Вроде можно промолчать, но разговор поддерживать надо. Так теплее. Наговориться надо, пока пули не свистят и снаряды землю не пашут.
Пришлось отвечать, развивая диалог с комодом:
— Нахрен нам втулки, Могила? Мы к этой операции всю жизнь готовились.
— Как это? — не понял старший брат.
— Так в любой деревне на каждой двери и калитке «Z» досками набита, — припомнил Гробовщик. — А на воротах — «V», по половинке на каждую воротинку.
Из штаба с отогревшимися ушами вышел снайпер Один с винторезом через плечо, следом помощник снайпера Глаз с ещё дымящейся кружкой чая. Тот буркнул:
— А «О» тогда где обозначено? Кругом в сортире?
— Дурак ты, Глаз, и не лечишься, — ответил Петро. — «О» у нас всегда в душе.
— Как это? Как привычка окать?
— А ты думаешь почему меня Петро зовут, а не Пётр?
— Хохол, чи шо? — донеслось совсем не обидное от Гуся, что возился с пулемётом на точке, также приглядываясь к дымку из давно прореженного, почти голого леса, где и иголок скоро не останется, не то что зверья. Зато мин в достатке и растяжек.
— Так мы с Гробовщиком оба украинцы, — усмехнулся младший лейтенант со сползшей балаклавой на шее. — Но украинец укринцу рознь. Есть Хохол. Он же рагуль-западенец, что хатаскрайник и панофил. Но при этом русофоб с вечными мыслями об анархии и Бандере в основной своей массе. Анархист тот хохол и не лечится. А есть малорос-промышленник. Тот украинец, что трудяга и умелец, что на два урожая никогда в году не надеялся, и предпочитал православную фигу ползущему из Польши католичеству показывать. Вот и показываем. Но уже все вместе, прикрыв братьев с Донбасса.
— Так же, как и белорусы севернее и восточнее показывали, — со знанием дела добавил Краб, подходя на огонёк перекурить.
— На окраине всех Днепр естественной преградой разделил, — добавил Стасян. — Зачем только снова смешали левобережную и правобережную «ридну нэньку»?
Могила приобнял брата, как понимающего и продолжил:
— Фамилия наша Сидоренко. Всё, что на «о» заканчивается, считай — мы. Как и во многом — они, но уже с деформацией сознания. Но ещё полторы сотни лет назад, когда та обработка не началась толком, наши общие предки двинули с земель Южной и Восточной Украины на освоение Сибири и Дальнего Востока. Сеча запорожская подзаебала уже всех с шароварами махровыми турецкими. Как и засушливые тогда поля Херсона без каналов и тем более, Крымские просторы, где одно виноградарство и держалось на камнях и сухостое. А у Днепра всё плодородное поле давно поделили. С гулькин нос той земли оставалось крестьянам. На шесть соток тогда семье из десятка человек прожить было нельзя, а случалось обрабатывать и того меньше. И уже свободные крестьяне покумекали с хлопцами и решили, что пора тикать. Двинули туда, где земли побольше. Одни кораблями через Владивосток с дотациями от государства, другие на поездах, телегах и перекладных с червонцами для поселенцев грядущих до Урала и дальше. Напрямки, считай.
— Традиция раздавать землю гектарами не вчера родилась, — добавил Стасян, поддержав брата.
— Ага, земли той за Уралом до ебена матери было. И селились там Ивановы, Иваненко и Иванчюки, Сидоры, Сидоренко и Сидорчюки, Петровы, Петренко и Петренчюки. И никаких проблем с окончанием фамилий не было, пока «зелёные» о себе не напомнили, автономию потребовав на новой окраине, а потом и Бандеры затесались, «духом особого избранного народа пропитавшись». Но их к херам обратно повыселяли на западные просторы Украины. Не случилось ни украинской ДВР, ни сибирской махновщины. Сибиряки с дальневосточниками люди мудрые. Людей мало, земли много, но зима всех воедино связывает. Либо делом занимайся, охоться и рыбачь как местные в придачу к землепашеству, либо волки в лесу выебут. Горилку пить некогда и у корыта валяться не пристало. Так как… помним про волков, да?
Мужики засмеялись. Сложно сказать наверняка, где командир шутит, где серьёзен, если дело не касается военно-полевой обстановки. Но что дух моральный поддерживает — это точно.
А начитанный Могила продолжил исторический экскурс:
— Традицию переселения даже в двадцатом веке продолжили, географию только расширили и в Еврейскую Автономную область. И уже Шендеровичи, Маны, Рабиновичи и Сидоровичи двинули в «тридцатые» годы новую землю обетованную осваивать, охотно Ивановых и Иваненко разбавляя на широких просторах. Но цифры того переселения оказались не столь велики. Так что «истинной еврейской автономией» через два десятка лет другая страна стала, отжав себе земель у арабов. Мол, сами ходили, знаем, жили. В чём вопрос? Очумели арабы, но подвинулись. А как в себя пришли, уже семьдесят лет понять не могут, что произошло.
Могила нос потёр подзамёрзший и продолжил:
— Мы вот тоже долго не могли понять, что происходит. А по нам на генном уровне ударили. Идеологически обработанные «братья» на глобусе вертят всё наше равенство и братство. Потому что не нужны им равные, но нужно кому-то на голову залезть. Западенцам гораздо привычнее господа, паны и папа с радужным флагом в обнимку. Того господина готовы принять как родного. Потому — ломка духовных ценностей у них, ломка нравственных ценностей, ломка психологическая и социальная тоже ломка. При тотальной деградации и обрезании исторических корней так корёжит, что всё сжечь вокруг охота за правое дело. Но дерево без корней сохнет. Стоять долго не будет.