Стасян терпел до последнего, но одно предложение всё же просочилось, пока Шац слова подбирал.
— А не пора ли легализовать проституцию? — спросил он.
— Чего-о-о? — протянул пассажир с заднего сиденья. — У нас девушки телом не торгуют! Это… благодарность. В денежном эквиваленте.
— Ага, благодарность. А налоги не платятся. А какой бы плюс был для казны, — окончательно прорвало крановщика. — И орду сутенёров содержать не надо. А это уже ликвидация паразитического класса. И «крыши» не надо. Менты и бандиты лапу сосут, а дамы горизонтального фронта медицинской страховкой обеспечены и анализы сдают. «Букеты» не распространяют. А то и презервативов коробку со льготами приобретать будут. Ну или какая акция «быстрого старта» начнётся. С названием типа «радость письки».
— А минусы какие? — спросил Боря.
Автомобиль стремительно приближался к въезду в город.
— А какие тут минусы? — пожал плечами Стасян. — Плюсы одни. Я бы даже поставил некоторых добровольно-принудительно отрабатывать, чтобы лишнее не болтали или скорость не превышали. Всяко полезнее, чем метлой мести. Метлой и мужики могут помахать. Мужчин-проституток ведь не бывает?
Шац вздохнул. Снова многое объяснять. Кто ещё, если не он?
— Я правильно тебя понимаю? — издали начал Лопырёв. — Ты предлагаешь жить в мире, где можно спокойно скачать приложение типа «Яндекс-шлюхи» или социальную сеть в стиле «проститутки твоего района по мнению Инги Леприконовны»? Там типа листаешь картинки, выбираешь тарифы по типу «эконом», «комфорт», «бизнес» или льготные «девственник-плюс» или «пенсионерский, накопительный»? Потом выбираешь встреча у тебя или у неё? И приложение показывает ближайшие квартиры? Или даже через сколько минут раздатчица услуг будет у тебя отображает. Потому что многие были бы рядом и не прочь подработать на обеденном перерыве в качестве самозанятых? Всё так?
— А чего нет-то? — снова пожал плечами пассажир на переднем. — Ты видишь её настоящее фото, подтверждённое паспортным столом. Или заверенное камерой банка. И на рейтинг ориентируешься. Если хорошо старается, получает рекомендации в стиле «Ашот одобряет» или «здесь был Мартын, будет ещё один». Потом оплачиваешь либо картой, либо наличными. А комментарии? Мне бы пригодился десять минут назад один в стиле «голодная, но на любителя» или «сзади лучше, но муж против».
Шац аж повеселел весь.
— А пока оказывается услуга, она тебе рассказывает, что на самом деле бизнес-вумен, а это так, подработка для души? — уже скорее не осуждал, а развивал идею Шац. — А на «передовиц», «бывалых» и «я только попробовать» должен стоять фильтр, чтобы фотографии с губами-уточками отсеивало. Да?
— И язык не высовывали! — тут же добавил повеселевший Стасян. — А то смотрю в телефоне, а тут какая-то массовая истерия. Что-то психическое? Постковидное, может?
— А что ты от людей хочешь? — явно перешёл на позитивный настрой Матвей Алексеевич, попутно и родные места замечая, где провёл большую часть жизни. — Сейчас даже «блядь» через «т» пишут. А для кого проверочные слова придумывали? Сложно во множественном числе проверить?
— Бляди же! — добавил Стасян. — А тех, кто напишет «бляти», надо бить по голове орфографическим словарём. Потому что… ну куда дальше-то?
Едва заехав в город, Боря первым делом на рынок заехал. Вышли из автомобиля с пустыми руками, а вернулись гружённые так, что каждый нёс по три-четыре пакета в обоих руках. А из пластиковых емкостей что-то топорщилось, гремело, обозначалось и даже недвусмысленно торчало. Вроде шпрот или тортика.
— А я всегда говорил, какие посиделки без тортика? — сказал Стасян. — А тут, считай, второе день рождение по возвращению отметим. Так мы с тобой, Шац, теперь братья по этой теме?
— Кондратья! — ответил усталый, не выспавшийся Шац, который снова за всё платил сам. А когда Боря предложил перевести денег, лишь косо посмотрел.
Пожав плечами, водитель отметил, что в багажник всё не влезет. Пришлось на заднее сиденье складывать и в ноги пакеты ставить.
Но даже обложенный со всех сторон Шац сокрушался:
— Эх, кориандр забыл взять. И паприку.
— Звучит как позывные, — хмыкнул Стасян, которому ещё в процессе разглядывания салатов взяли фаст-фуда, чтобы с продавщицами не флиртовал и слюнкой не захлёбывался.
В обоих смыслах.
— Я тебе сейчас такой шашлык замариную, что пальчики оближешь! — тут же пообещал Шац.
— Мясо я люблю! — тут же обрадовался Стасян, синяки и ссадины на котором так быстро разгладились, словно не человек, а оборотень с моментальной способностью к регенерации.
В конце концов, герои-любовники побочных эффектов от похождений почти не замечают. И тут бы им в посёлок ехать мясо жарить, но по дороге мелькнули золотые купола. И Боря тут же о долге перед роднёй вспомнил.
— Мужики, долг крови зовёт. Заедем на пять минуточек? Я только узнаю.
Никто не сказал ничего вразумительного, потому сантехник припарковал автомобиль на широкой парковке вдоль высоких заборов.
— Перелезая через такие впопыхах можно действительно быстро и качественно приблизиться к богу благодаря острым кольям, — тут же отметил Шац, сокрушаясь, что нельзя курить на территории храма.
— Что-то я в сомненьях, — заметил и Стасян, но поплёлся следом за Борей. — Красивый слишком. А где красота, там часто пустота.
Боря пожал плечами. Храм как храм: высокий, красивый, блестящий на солнце золочёными куполами. Только людей вокруг ни души. Несмотря на то, что массивная тяжёлая дверь была открыта.
Однако, это была лишь видимость. Едва перешагнули порог, как бабка в платочке отчитала:
— Чего не креститесь? Почему не поклонились? Совсем смирения нету? А если найду?
— Главный где? — уточнил Шац, близко подпуская в вопросах духовности только тех священнослужителей, что в бронежилетах с кадилом по окопам бегали, а не водой на рабочие трансформаторы плескались, дела физики метафизике передоверяя.
Причём уважал Матвей Алексеевич скорее тех батюшек, что под обстрелами проповедовать не боялись, разве что автомат на крест сменив порой. Бывали приятные моменты и на третьей линии, где крестили бойцов, уверовавших в часы затишья. Там за обряды не спрашивали, а поучали почти молча. Всех тех, кто готов был говорить, слушали. Платы не брали. Напротив, сами крестики и иконки раздавали всем желающим.
— Мы как раз, чтобы насчёт крещения узнать, — кивнул Боря бабуле-божьему одуванчику, украдкой поглядывая, где бы бахилы раздобыть.
«Вдруг, как в поликлинике, автомат какой стоит?» — предположил внутренний голос.
— А чего тут знать? — прищурилась послушница в платочке. — Не крещённый, что ли? Ай-ай-ай! А чего пришёл тогда?
— Так мы как раз же… — попытался снова завести разговор с ней сантехник, но она уже смотрела на форму Шаца.
— А ты что же, прямо в военном решил свечку поставить? Убийство — грех. А военная форма — греха предтеча. Ибо сказано, ударили по щеке, подставь другую. По обоим получил? Жди, ещё добавят. Потому что гордыня всё, если сдачи дать охота! А если не охота, то уныние. А как без уныния, когда чревоугодие утолить желаешь и зла в магазине не хватает? Все деньги — зло. Зелёные — в особенности. А чтобы меньше было в мире зла, все деньги в церкви сдавать надо. Там им самое место. Тут и без вас разберутся, чтобы Там хорошо жилось после.
— Индульгенция, что ли? — прищурился Шац, пытаясь уловить смыслы в потоке речи старушки. — Так она же только в католическом мире практикуется. А у нас разве что в «девяностых» немного в ходу была.
— Католики? — ужаснулась бабка. — Демоны и черти все!
— Почему?
— А кто ещё на левой руке обручальные кольца носить будет? И сидеть на скамейке во время проповеди? То ли дело мы. Дело наше правое, потому на правой руке кольца носим. А усталость для плоти вообще — закаляет душу. Тем и спасёмся. — Бабка схватилась за бок, заойкала, но едва все снова обратили на неё внимание, быстро добавила. — А дети сейчас какие пошли? Труды им, видите ли, интереснее слова божьего. Требуют чего-то, объяснении хотят. А чего тут объяснять? Верь, да молись и всегда подадут. — Бабка даже хмыкнула. — Вздумали тоже — учиться. От знаний — горе одно! Им вообще вместо одежды с детского сада власяницу носить надо, чтобы жизнь мёдом не казалась. А то как розги отменили, все проблемы и начались. Одно-два не поротых поколений и всё, хоть снова в комсомол вступай.
— Что ты мелешь вообще? — возмутился Лопырёв, так как бабка была явно не в себе.
Но из уважения к месту, сказал это в полголоса и предпочёл выйти на улицу, что не развивать конфликт. Раз бабуля уже поймала свою волну, лучше её было не распылять.
— Или исповедоваться пришли? — бурчала бабка себе под нос, пока не обнаружила новую жертву. — А раз пришли, хотя бы лица раскаивающиеся сделайте!
Боря только брови приподнял.
— А ты, оглобля, телефон убери! — это предназначалось уже Стасяну, который застыл перед золочёным иконостасом в полный рост и просто смотрел на образа, а затем решил сделать фотографию, чтобы потом пересматривать и додумывать что-то своё, без вредных комментариев и навязанного мнения.
— Стасян, ты чего? — обратился шёпотом Глобальный.
— Вижу, что богато, — прищурился крановщик, никак не реагируя на выпады «за-храм-смотрящей». Видал он таких по больнице. Все не в себе давно. Но бог ли с ними разговаривает? Ещё большой вопрос. — Но не чую я духовности, Боря.
— А ты что, теперь экспертом по духовным вопросам заделался? — начинал от всего этого уставать Глобальный.
Народу вроде вокруг никого, воздуха хватает, потолки высокие, а дышится заметно тяжелее. И сразу не понять, в чем дело.
«В чадящих свечах? Или построили в местах аномальных?» — тут же прикинул внутренний голос: «По телевизору все версии рассматривают. И все с разных ракурсов. И все — имеют место быть. Главное сильно не углубляться, а то отхватишь».
Но крановщик не сдавался, продолжая развивать мысль:
— Где много золота, там мало наполненности. А знаешь почему? Да потому что блеском обычно полости внутри прикрывают. И чует глубинный народ эту пропасть между пустыми и сутью. А пропасть эта всё шире, Боря.