— Это победа! — заверила всех девушка с администрации. — Жить будет! Вот что спорт животворящий делает!
Кто руки поднял, кто зааплодировал. А в кабинете не до того было. После всех отмороженных и обветренных чувств вдруг такие новые ожившие ощущения из Бори попёрли, что руки бёдра Дашки сжал как руль. Крепко, и бескомпромиссно, а поясница сделала прогиб. Затем, как матёрый солдат любви, он расстрелял весь боезапас.
Организм решил не экономить, (раз уж они всё равно умирают на улице под дождём и ветром). А может, то было от скрытых чувств к Дарье, что вдруг активировались на первом пробном занятии спортом? Ответа никто не знал, но было же. Было!
Проводницу спортивных наук вдруг как коротнуло. Она перестала кричать. Замерла. Глаза по пять копеек стали. И глядя на него сверху-вниз, вдруг затрясло её.
— Дашка? — испугался Боря, не ожидая припадка.
Вдруг он как вампир энергетический всю энергию из неё выпил? И сердце сбой дало? Секс — он же не спорт. На него здоровье нужно.
Она вроде как замёрзла, но протянула едва слышно:
— Боря… — и по щеке по итогу слеза потекла.
Одинокая, и настолько живая, что Боря влюбился во всё это сразу: перекошенный рот, слюнка на подбородке, растрёпанные волосы, и слеза настоящая. А какая причёска выдержит подобные скачки?
Глаза блондинки на миг вдруг такое отразили, что словами не описать. На это время можно было не только поверить, но и ощутить, что человек — сама Вселенная.
Лишь на миг, но как много показалось!
А затем она рухнула на него, и задышала тяжело. Трясло её мелкой дрожью ещё долго. Да сколько точно, никто за дверью не считал. Лишь вздохнули и расходиться начали, подгоняемые Дианой.
Боря в какой-то момент понял, что в потолок смотрит. А по животу как озеро разлилось. Вдруг за ушко кто-то гладит, дергает и бормочет:
— Боря… Боренька…
А значит, уши вернули чувствительность!
Не обморожены. Да и зубы перестали болеть все разом, отпустило малость. Язык бы ещё заворочался, совсем хорошо было. Но как прилип.
Лишь океан ощущений в Глобальном. В мире только он, да… огромное желание пописать.
— Ну так это… это самое… — протянул Боря своим и не своим голосом одновременно.
Выебанный, высушенный, и частично вновь намоченный, он толком не знал, что сказать. Голос свой был внутри, в голове, а снаружи какое-то карканье придушенной вороны раздавалось. И всё бы хорошо, только мгновенно перед глазами укоряющий рыжий образ мелькнул. Наташка как в полный рост встала. И руки на груди сложила, нахохлилась. А следом отец к ней подошёл, обнял и повёл куда-то. И понял Боря тотчас, что простил отцу это. Не всё, конечно, но то, «наташкинское», точно.
Тогда ведь как произошло? Просто совпало. Он может тоже обмороженный, оглушенный, ошпаренный и контуженный возлежал рядом с ней, а она его спасала… пару раз. Первый раз для порядка, а второй для счёта. И столько огня между ними было, что Ромка рыжий родился. Обгорел.
Правда не совсем понятно, куда он потом от них делся. Отец который. Видимо, в скит ушёл, что и называлось «жизнью», только уже с его матерью. Но это только до нового обморожения было, которое мозг на место вернуло и приоритеты по жизни расставило. Так батя и вернулся в семью. Хотя бы для большинства семьи.
Пока Боря мысль эту по потолку размазывал, Дарья отцепилась, сползла. Оба вроде бы даже звук «чпок» расслышали, да не обратили внимания.
А вот на что обратил внимание оттаявший, так это на то, как нежно протирает его вновь намоченным горячим полотенцем блондинка. А на самой в этот момент ни грамма одежды, только волосы попу прикрыли. И то самый верх. А внизу у неё все красно, натёрто, но выглядит довольным.
Если вагина могла улыбаться, то в данный момент Боря смотрел на такой экземпляр. Да и Дашка, судя по виду, довольна. Примирились. Этот вывод Боря по глазам уже сделал.
Хозяйка только обтёрла его и за руку взяла. Посмотрела пристально. Выражение «очи чёрные» заиграло новым смыслом. Он раскрылся в своём истинном определении — бездонные провалы, глубокие. Те, в которые смотришь, а глубины не видно. Потому в них и тонешь.
Только… писать хочется.
И это мутный, скверный, противный мир напоминает, что не стоит пребывать в блаженстве любовном больше, чем необходимо обоим. А ещё, что почки заработали.
Боря с дивана сполз амёбой. И с трудом на ноги себя поставил. Мышцы все напряглись, грудь колесом, плечи вширь. Таким богатырём себя ощутил перед девой юной, да нагой, что едва в новый бой не рванул.
Но тяжело уже внизу. А облегчиться негде.
«Кто ж ссыт в раковину при первом знакомстве?» — забурчал бабкой старой внутренний голос: «Это выждать надо месячишко. Следующая стадия — пукнуть ненароком рядом. Но то через неделю, не раньше. А секс можно и сразу. Конечно, давайте!»
В мокрое одеваться едва согревшемуся телу не хотелось. Как и идти куда-то в одних трусах. Потому свой коварный план по эксплуатации раковины Боря решил осуществить под предлогом «принеси мне чая, а я пока трусы сполосну».
Он так и хотел сказать, но она оделась первой, первой чайник поставила, а потом выскользнула куда-то.
«Есть всё-таки в женщинах какая-то загадка. Да, Борь? Мысли они, что ли, читают?» — добавил внутренний голос.
И только воробей за окном мог наблюдать с какой резкостью хозяин метнулся к раковине и струю пустил. Как только надвое не разрезала?
Сделав своё чёрное дело, Боря новый вкус жизни ощутил. Затем всё тщательно помыл и лишь после этого принялся стираться, а затем выжимать то, что пыталась отжать Даша.
Но какими бы сильными не были руки спортсменки, она всё-таки девушка. Ей машинка стиральная нужна и сушилка. А не носки крутить над раковиной. Боря подозревал, что можно быть мастером спорта по чему угодно, но всегда после попытки женщины отжать бельё от воды, там должно что-то остаться.
Вот и сейчас Глобальный с усмешкой наблюдал, как мастерка, штаны, майка, носки и кроссовки скидывают лишнюю воду в отверстие.
Главное — старалась! А вот повесить сушиться не на что. Потому что сертификат стоял на столе в ожидании, сантехник куда-то запропастился на пару недель, бросив дело на половине пути с отоплением. Все вокруг мёрзли, с опаской поглядывая на торчащие трубы.
Дело не сделано, а он тут развлекается.
То, что в кабинете довольно холодно, Боря ощутил спустя пару минут, когда остыл от реанимационных мер. Но Дашка скучать не дала. И сразу после того, как дала, а затем повторила, принесла в кабинет кружки, выключила давно кипящий чайник со сломанным датчиком температуры, разлила по емкостям заварку. А следом бухнула мёда из шкафчика, заставила залезть на диван с ногами, укутала в плед и сунула горячую кружку в руки.
— Слышишь меня, наконец?
— А ты что-то говорила? — ответил Боря, довольный тем, что не придётся учить азбуку для глухонемых.
Всё-таки есть положительные моменты, когда у человека всё работает. Ценить это нужно. А не лишать себя удовольствий в полной мере мир ощущать.
Это на досуге можно было и подучить, вдруг пригодится умение читать по губам? Но где этот досуг? А работа она рядом. Её вокруг столько, что хоть волком вой. Да и на телефоне уже семнадцать пропущенных, пять из которых голосовых.
Что-то подсказывало, что Моисей Лазаревич недоволен задержкой. А может Стас волнуется? Или батя пытается выяснить какую породу древесины сын предпочитает в заборе?
Не важно это всё.
Важно, что рядом сидит женщина. И не сходит улыбка с её довольного лица. А в улыбке той смущённой и немного развратной столько всего намешано, что гадай и гадай весь вечер. А затем всю ночь. Только утром не забудь на работу выйти.
Дело само себя не сделает.
Глава 8Шутки от пехоты за триста
Ночь темна. И на узком поскрипывающем диване для одного расположились двое. Комфорт ничто, только согрев, но хоть глаза сомкнуть, дух перевести. Тяжёлый был день, насыщенный. Впечатлений столько, что хоть в дневник записывай. А потом в старости перечитывай и внукам рассказывай у костра. Или, когда свет дадут и выключат все гаджеты в доме.
Сон чуткий, тревожный. Боря просыпался всего раз пять или восемь. Тут уж как посмотреть. Трижды его будили зубы, но пять раз неутомимая Дарья, поверившая в мужскую силу бесконечной любви после чая с женьшенем. И столько света было в улыбке, когда прозвучала фраза «мы сегодня закрываемся пораньше».
То не для него, для других слова. А ему она шептала такое, что мурашки по коже бежали. Это когда слышал, конечно.
Левое ухо притихло, лишь похрустывало. А вот правое углубило проблему, стреляло как из автомата, дёргая нервы от горла до виска. Простуда накрыла с головой. Нарывало все дёсны на правой стороне, дёргая как пальцы пианиста клавиши. И в ухо для согрева напихали ваты, смоченной в спирте. Чтобы прогрело всё, и простуда отпустила.
Вот Боря и слушал, как греет. То тепло, приятно, то дёрг-дёрг, нарывает. Если капля камень точит, то начала она от сего момента и готова была продлиться в бесконечность. Ну или до самого утра, что одно и то же для того, кто толком не спит.
Под утро снова хотелось вырвать каждый зуб, только теперь по отдельности, в разные моменты времени. Или все сразу для профилактики.
«Но потом на вставные не напасёшься», — предупредил внутренний голос.
Кто кого будил, сразу и не понять. Вроде только повернёшься, руку онемевшую из-под девы нагой вытащишь, от прилива крови порадуешься и жить можно. Так она тут же ластится начинает. Реагирует на «домогательства».
— Боря, ты опять? Ну давай, — говорит.
Гладить приходится, почёсывать, улыбаться в ответ. Даже чухать спинку. А где спинка, там шейка подключается. Дева спортивная гибкая, изворачивается, и снова губы к нему тянутся. Тогда всё по новой начинается — от искры разгорается пламя!
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Так и утро ночь оборвало. С тоской посмотрев на сертификат (ещё не заработал!), подхватил Боря барсетку со всем необходимым и пообещал себе в первую очередь поставить автомобилю стекло, а во вторую сделать Дашке предложение. Конечно, после такой ночи и заботы только в ЗАГС. А что действительно понял Глобальный, так это то, что уши лучше беречь от проветривания.