А я с вечернего чая знатно на толчке посидел. Утром на него смотреть не мог, отказался. И чую, не действует больше бром-то. Главное, жена капитана действует, целоваться лезет, интима требует, а бром вышел весь.
Ну какой там уже шкаф? И генералка? Забыли про неё, конечно. И все сорок минут как кролики на кровати высокой производства ГДР кувыркались. Я пока чехословацкий шкаф украдкой в углу разглядывал, даже гордость за себя почувствовал. Пока в СССР секса нет, в отдельно взятом пехотном гарнизоне план перевыполнен!
В щёчку поцеловала. Чая в дорогу дала без брома, фруктами угостила. Вернулся в расположение. Неплохо, думаю, служба идёт.
Через двое суток снова в наряд заступать. После ужина рота ушла в кино «Кин-Дза-Дза» смотреть, дневальные приводили в порядок сральники-умывальники, а я стоял «на тумбочке» и снова о кровати производства ГДР мечтал. Высокая главное такая, удобная, крепкая. Почти не скрипит.
Но тут дверь открылась и в казарму вошёл мужчина усатый. Ну как мужчина? В офицерских сапогах, трико, бушлате и фуражке. А погон нет. Мужик, короче.
Я ему с ходу по Уставу и говорю:
— Доложите о цели своего визита!
А он говниться начал. Я мол, капитан, а ты хер моржовый, свали, ещё и честь не отдаёшь.
Я просьбу повторил, даже представился, а он меня за шиворот берёт и кричит на ухо:
— Мою жену ебать вздумал, сержант? Я капитан Залупов! Слышал?
— В расположение Залуповых не поступал, только к Коромысловой заходил, — говорю тихо, оправдываясь. — Мебель двигал, да подталкивал.
— Это — моя жена! Фамилию не взяла, курва! — кричит мужик и брагой от него несёт за версту. — И мебель моя! Это я её толкать должен, а не ты!
— На жене принадлежность не написана, — говорю, уже понимая, что залёт. — По такому случаю на слово женщинам верю. В этом грешен. Но на кровати принадлежность написана. Красивая. Пока толкал, пружины так и звенели.
— Звенели, говоришь⁈ — рассвирепел мой собеседник.
— Не по-хозяйски это, — говорю. — Смазать не помешает. Соседи беспокоятся. Вы чего это, гражданин Залупов, соседей нервируете?
— Ты кто такой, чтобы мне ещё и морали читать⁈ Ты в своём умер⁈ — рассвирепел капитан и рукой по-богатырски замахнулся.
А вот оно и рукоприкладство в свободное от дедовщины время. Но только не в мою смену!
Я не будь дураком и кричу:
— Наряд, ко мне!!! Нападение на дежурного по роте!!!
А они Кин-дза-дза не смотрели ещё. Никакой «ку-ку»-йни, короче, все по делу. Бегут ко мне, «кий-йа» кричат, так как до этого на фильмы о карате сходили. А я капитану бросок через бедро и руку выкрутил, чтобы до верного. Спеленали мы его втроём, руки ремнём повязали. Дежурному позвонили.
Майор Громов примчался в сопровождении патруля, глаза круглые. Вы что, говорит, это же капитан Залупов, как-никак, а не хуй собачий!
— Так, а без погонов не видно, — отвечаю вполне логично. — Неопознанный алкаш вне уставного типа пытался проникнуть в расположение, а у нас оружейка под боком. Мы его и… обезвредили. Благодарностей не надо.
— Служат они, — проворчал Громов.
— Служим Советскому Союзу, товарищ майор! — рявкнули мы все хором.
Залупова подняли, увели с глаз долой. На меня он только с укором посмотрел, но кричать о семейном позоре на всю казарму больше не стал. А ДНК ещё не было. Ну и сериалов не снимали, где по запаху зарин определили, а по виду на глазок количество хромосом предполагали.
Чьё пятно на простынях — поди докажи ещё.
Отвёл меня майор Громов на улицу на два слова и тут я понял, что не фамилия у него, а прозвище. Громыхал он так, что ремень чуть не лопнул.
Выяснилось, что Залупов шкафы всей части из Чехословакии привозит и иногда даже кровати из ГДР достаёт без ленд-лиза, а намедни по бартеру толчки финские поставить обещал на тушёнку. Да куда там теперь? Обидится же.
Я засопел ежом, кивнул и выдал как можно громче:
— Впредь обязуюсь жён офицеров лесом слать вместе с просьбами по бытнуждам. И прочей вне уставной деятельности. Разрешите уточнить только — по телефону или при личной встрече тоже?
— Ты дурак? — аж опешил майор. — А как же традиция?
— Так я дурак потому, что понял, или потому что не понял? — уточняю.
Обиделся майор, пальцем погрозил:
— Ты не дурак, ты мудак! Напал на офицера! Это подсудное дело!
— Это он на меня напал. Ребята поддержат, мы вместе карате смотрели, — уточняю. — Да и откуда мне знать, что это офицер? Погон нет. Признаки алкогольного опьянения на лицо есть. А лицо явно несёт угрозу. Я сразу тоже не поверил, но тут он замахнулся. И рефлекс сработал. Это же как лимон лизнуть!
Майор кулак под нос сунул, вздохнул, и снова спросил. Но уже тише, по-свойски:
— А с женой-то что?
— Как что? Вошёл в положение дамы. Двоих послать не смог. Сам сходил. Выполнил. Вернулся… Но не без последствий.
Громов устало на меня посмотрел и тяжело вздохнув, ушёл домой. Чего с дураками спорить?
На следующий день на вечерней поверке командир части за четыре месяца до дембеля зачитал приказ о разжаловании меня в рядовые с формулировкой «за попытку внесения деструктивного элемента логики в армейскую жизнь!».
Но дело пошло дальше. На собрании офицерских жён глава комитета порекомендовала прочим больше не звонить в подразделения, а обращаться непосредственно к командирам рот. И до конца службы я не ни разу не слышал, чтобы офицерские жёны звонили в подразделения.
Так я традицию, ребята, и развалил. А Коромыслова письма так на каждый новый Год и шлёт. Говорит, так и слышу в ушах скрип той кровати из ГДР…
Василий Степанович вздохнул и замолчал, ностальгией накрытый. А какой процент правды из сказанного — подсказок не дал.
Сами, мол, догадаетесь.
Глава 9Неоспоримый
Но гости есть гости. Заговорить всех не получится. Развлекать надо. С той мыслью Степаныч подхватил баян, поднялся с кресла и бодро зашагал из зала в коридор, намереваясь избавиться от лишнего чая. Но резко остановился и повернувшись, заявил:
— Вот это байка, а не то, что кто-то полз три дня с пулей в сердце по пустыне, а умер от гонореи!
Стасян заржал и пошёл умываться следом. Боря вздохнул, оделся по-зимнему, обнаружив пуховик, ботинки и шапку и пошёл в магазин за продуктами.
В холодильнике шаром покати. А эти двое байки травят. Одного ещё одеть надо. Кроссовки-то утеплённые, месяц переживёт, а без куртки и шапки — долго не протянет. На родню надежды мало, когда детине четверть века.
По пути в магазин Коба позвонил. Правое ухо стреляло, пришлось приложить к левому.
— Борис, я полон вопросов и негодования, — начал с ходу собеседник. — Таки скажите, почему вы вчера не пришли?
— Небольшая автокатастрофа, Моисей Лазаревич. Лобовуху потерял. Рассчитываю сделать к обеду и сразу к вам.
— Прискорбно, — донёс динамик. — Неужто вы гонщик? Вот уж никогда бы не подумал!
— Скорее, артиллерист.
— И таки кого вы подбили? — тут же уточнил собеседник.
Боря пожал плечами, но вовремя вспомнил, что сей манёвр останется без внимания. Пришлось ответить, как есть:
— Полагаю, врагов честных предпринимателей… Но давайте не будем об этом по телефону.
— Разумно, — не стал спорить Коба. — Мировое правительство довольно слухасто. Но и вы меня поймите, Борис. Видите ли, у Сарочки мёрзнут ноги. И если раньше я просто отпускал её в ванную на ночь глядя на пятнадцать минуток погреться, то вчера был вынужден битый час к ряду кипятить тазик на газу. А его же ещё таскать в ванную надо! Спина уже не та. А газ нынче не дёшев. Я часто задаюсь вопросом, Борис. Когда до нас-таки дойдёт газификация? Почему пользуемся сжиженным, привозным вместо природного, трубного? Труб им на нас жалко, что ли? Или вам труб на нас жалко?
— Моисей Лазаревич, спрошу у газовщиков сразу, как только получу высшие формы допуска и пойду работать в Нашгазпрём, — лихо ответил сантехник.
— Почему «наш»? — уточнил собеседник.
— Потому что «их» не трогаем.
Посмеялись.
— А вы высоко метите, Борис, — повеселел Коба. — Впрочем, я сразу заметил в вас потенциал. А раз мы снова обратно договорились, не вздумайте больше меня разочаровывать. За себя-то переживу, но вот за Сарочку обидно будет.
— Всё будет в лучше виде, — пообещал следом Боря.
Вернувшись с парой полных пакетов провизии, он приготовил нехитрый завтрак. Все уселись на тесной кухне, где с комфортом сидел бы один крановщик, а трое уже в тесноте располагались. При том, что один стоял у плиты на раздаче.
Синька ушла и пришло время серьёзных разговоров.
— Степаныч, — начал обстоятельный разговор Боря. — Меня неделю не было всего.
— ЦЕЛУЮ неделю! — уточнил наставник.
— И всё равно, ты когда в запой успел уйти?
— Как тебя на кровати без сознания увидел, так и не по себе стало, — припомнил наставник, погладив бороду. — Приборы эти пикают ещё. Люди в халатах бродят, смерть отгоняя. Херувимы патлатые.
Он поморщился, передёрнул плечами и продолжил:
— Жутко, Боря. Взыграло что-то, — объяснял Дедов. — Забрёл в магазин, прикупил, налил для согрева. Потом повторил, за твоё здоровье. Потом помню, моё здоровье кончилось. А с ним кончилось вообще всё. Я к соседу Никитке. Говорю — «дай». А он говорит — «нынче рыночные отношения. Хочешь взять, давай взад что-нибудь». Я его мало в тесно-пидорских отношениях представлял, ребята. Так что понял всё как надо сразу. И не надо мне тут хихикать. Ну «баш-на-баш» схема то бишь, без обратного наклонения. Короче, я ему телевизор и отдал, пока он меня до пенсии спонсировал… Инвестор хренов.
— Степаныч, — снова повторил Боря, подкладывая бутербродов в тарелку и подвигая поближе варенье в пиале. — Какая к чёрту пенсия? Как ты в одного умудрился за неделю МИЛЛИОН пробухать?
— Миллион? — мастер аж поперхнулся.
Рядом подавился и Стасян, что о таких деньгах слышал только по телевизору.
— Ты с дуба рухнул? — добавил наставник, прожевав быстро с голодухи. — Я пятёрку в ход пустил и ещё столько же занял, но не больше… здоровье уже не то!