— Какую ты мне ещё Машку предлагаешь? Даша, я не могу сейчас заниматься введением! Потерпи.
— Я и не прошу. И даже не чешется, — заметила старший тренер, раз разговор такой пошёл. Подбоченилась, собралась. Губки надулись. — На человека говорю, не наговаривай. Стасян, может, лучшее, что тут вообще было.
— В смысле у тебя со Стасяном было? — сразу «всё понял» Боря.
Тут уже сам подбоченился. Взглядом посуровел. А она стоит как ни в чём не бывало, глаза сияют от восторга, кивает. Руки на груди только сомкнула. Никак её не разубедить, что не нужна ему Машка.
«Вводить надо немедленно и всё тут», — предложил внутренний голос, немного подумав: «А не введёшь — к Стасяну уйдёт».
Боря руки на всякий случай протянул, груди потрогал. Проверил. На месте.
— Да ничего у меня со Стасяном не было! — возмутилась Дарья, как разумный человек без проблем со слухом, который и на сельской дискотеке то ни разу не был.
По рукам тем надавала сразу, продолжив:
— Но человек он золотой. И если будешь так себя вести, то с ним пойду по жизни. Ты у меня договоришься!
— Со Стасяном тебе теперь идти? — прищурился Боря, словно издевался над ней. — И мне теперь не с кем договориться?
Директор спорткомплекса «Юность» губы в линию стянула и ответила:
— Ну раз ты такой умный и благословляешь наш брак, то больше можешь не суетиться!
Боря только больше поморщился, в губы вгляделся. Но на этот раз ни слова не понял. И предположений никаких не было.
Поэтому сразу важное спросил:
— Так у вас всё уже утром было и решили сразу пожениться?
— Финита ля комедия, Боренька! — всплеснула руками Даша. — Достал ты меня своими шутками. Проваливай уже! Работу только доделай и дуй на все четыре стороны.
Боря как в вакууме оказался на время.
Пробормотал только:
— Работу сделаю, когда людей не будет.
— Значит, услышал меня? — обрадовалась блондинка. — Тогда читай по буквам: сво-бо-ден! Всё! Ищи ту, что всегда готова и шутки твои понимает, а ко мне дорогу забудь!
— Мне всё равно, что у тебя маленькая грудь! — возмутился Боря, вновь немного услышав.
Пощёчина прилетела мгновенно. С ощущением, что отвалилась часть мозга, или что-то перевернулось внутри, но главное — со звуком!
— А можешь повторить? — ответил Боря, в ушах поковырялся и с удивлением большой коричневый кусок вытащил с чёрными лапками и слюдяными крылышками.
«Так, ну всё! К ЛОРу надо идти. Со слухом какая-то нездоровая тема уже выходит», — добавил внутренний голос.
Боря прислушался. В правом ухе уже не стреляло, а вяло тарахтело. А звуки толпы снаружи стали ярче. Но то в левом ухе. В правом пока разброд и шатания и лишнее что-то. Да никак не достать.
— Скажи что-нибудь, — потребовал Боря. — Дашь?
— У другой теперь проси! — ответила Дарья со злостью, сертификат в руки сунула и в спину из кабинета вытолкала.
«Так я его ещё не заработал», — подумал Глобальный, но спорить не стал, только снова за Стасяном пошёл: «Пусть тут сама с толпой разбирается. А работу можно и с дома Кобы начать. Пока одни веселятся, другие без тепла остаться могут. Мороз придёт, всё инеем покроются».
Полный внутренних противоречий, Борис во внедорожник сел и на Стасяна с укором посмотрел. Тот молчал, намёков не понимал.
— Работать надо, а не херней маяться, — заявил, Боря, но ничего не услышал.
Ни сам, ни в ответ.
Озадачило. Повернулся снова. Стас шлёпал губами и активно жестикулировал руками, крутил радио, которое мало того, что было, так ещё работало. Но Глобальный не слышал ни звука.
Замер Боря. В глазах отразился страх и непонимание.
Стас снова что-то спросил, затем пальцами перед глазами повёл, пощёлкал. Губы ясно произнесли «ты чего?». Но это рассказало зрение, а слух словно досрочно вышел на пенсию.
— Пиздец, я не слышу ничего! — сказал Боря так, как это должно было звучать.
Мир глухоты — безрадостный, оказывается.
Крановщик руки развёл, сделал музыку потише, крутанув ручку, сказал что-то. Но фига там — тишина.
— Стасян, ты не вкурил, что ли? — снова заявил Боря. — Вообще ничего! Вакуум!
Крановщик два больших пальца вверх показал и на руль указал. Мол, может, я поведу?
— Да в жопу все твои предложения, — обрезал Боря. — Я-то хоть глухой, но ты вообще без прав… Сам поведу!
Стасян тут же ладони показал. Хорошо, мол. Без проблем.
— Хорошо ему! Бабу увёл и радуется, — забурчал Боря шёпотом, как ему показалось.
Напарник рядом что-то говорил, руки к груди прикладывал, кланялся, кулаки сжимал. Красиво жестикулировал, но о чём — кто ж знает?
Не теряя больше ни минуты, Боря поехал в больницу. Проблемы со здоровьем приоритетом над работой и отношениями встали. Тянуть дальше просто нельзя.
Припарковавшись на хорошо знакомой площадке под деревом, Глобальный вышел из внедорожника. Голуби с интересом к новой мишени присмотрелись, пока пациенты бывшие и вновь прибывшие в приёмный покой направились.
В кабинете доктора что-то говорили. Медсестры перед лицом Бори махали, как будто слепой он, а они — яркий свет. Глобальный в ответ только злился и жестами в пах показывал, рукой воздух разрезая с разной степени интенсивности, что Стасян тут же расшифровал как «ни хуя не слышно» и уточняющее — «вообще ни хуя!».
Тогда начали допрашивать крановщика. Стасян рядом практически вприсядку приплясывал, объясняя, как всё было. И как не было.
Мельтешение это Бориса только больше раздражало.
— Я всё вижу, но ни хрена не слышу! Застудил. Заморозил. Уши дождём залил. Ватки закладывал, грел. Вроде… Сделайте уже что-нибудь.
Наконец, проводили его в кабинет с надписью «отоларинголог» и посадили на стул крутящийся. А там уши начали смотреть металлическим прибором. Но едва свет лампы направили, женщина в халате сразу за сердце схватилась. Заохала.
Боря смотрит на неё и брови галочками. Информации ноль, а губы как у карася «чмяк-чмяк-чмяк».
«Почему врачей языкам жестов не учат?» — посетовал внутренний голос: «Хоть бы на курсы самообразования походили, что ли».
На призыв «карася в халате» подошёл толстый доктор и выгнал их обоих вместе с крановщиком из кабинета. Место за стулом напротив Бори занял. Посмотрел строго. Не дождался реакции. И как давай в ушах ковыряться с видом эскулапа продвинутого, умудрённого.
Боря смеяться начал. Щекотно, словно мозг шевелят. Потом больно стало. Потом хлопнуло что-то и звук появился!
— О, звук!
Доктор перед ним на металлическую тарелку от медицины ваты комок положил. Но не белой, чистой и пушистой, как Дашка втыкала, а коричневой и жёлтой. Явно врагами подложенной. Или домой поигрался. Кто их по тёмным кабинетам в ночи знает?
Боря присмотрелся, а там половина ватного тампона и много волокон поменьше, как катышки мышиные. То от палочек ватных осталось. Всё это вместе с серой и гноем своим видом печальным угнетало. А воняло так, как будто сыр заплесневел.
«Дашка лечила ночью, лечила, да так и бросила», — подсказал внутренний голос: «Нет, часть ты, конечно, достал, пока чесался. Но не всё извлёк».
Следом Боря услышал вздох усталого доктора, затем шорканье тапочек, что весьма обнадёжило.
— Я слышу! Слышу уже! — заявил Глобальный и уточнил. — Одним ухом, так точно.
— Зачем так жить? — вздохнул доктор, голову его наклонил, и в прочищенное ухо жидкости какой-то прозрачной залил, вновь в царство тишины погрузив.
Жидкость сначала охладила, потом пузыри пошли, забурлило внутри, пощекотало и греть начало. Слух пропал, но изнутри гидроудары нахлынули. С химической реакцией во внутреннем ухе.
Доктор ухо тампоном прикрыл, чтобы не вытекло всё раньше времени, на другую сторону голову ему наклонил и поморщился. Снова губы как у карася «чавк-чавк-чавк».
Отоларинголог на этот раз ковыряться в ухе не стал. Только к раковине приблизил, флакон достал, наклонил голову и давай полоскать сверху-вниз фонтаном.
Ощутив холод, Боря следом щекотку почувствовал и в раковину артефакты серные посыпались. Затем полились вместе с крылышками, хоботком и гноем что-то. ЛОР вздохнул, ухо салфеткой сухой протёр снаружи и на прогревание посадил под красный цвет.
Боря посидел несколько минут, о жизни подумал, а следом за теплом так хорошо стало, что даже зубы меньше болеть стали. Дёсны блаженно притихли.
«Ну что я за дебил? Раньше не мог обратиться?»
— Слава медицине! — заявил Боря.
— Вы как муху в ухо засунули, уважаемый? — поинтересовался доктор, как у недалёкого.
— Как… как… как в путешествии! — ответил Боря, чтобы за психа не приняли.
— С такими путешествиями боюсь отправлять вас к проктологу, — пробурчал доктор.
Заметив улыбку на лице пациента, отоларинголог из второго уха ватку достал, посмотрел снова внутрь и заставил несколько минут на правой ноге прыгать. Пока из уха всё до последней капли не вытекло.
Вода мутная, тёплая.
Снова вздохнув, как будто имел дело с конченным, ЛОР сел на расстоянии нескольких метров, рот свой прикрыл и разговаривать тихо-тихо начал:
— Ну что? Слышим?
— Слышу, слышу! — обрадовался Боря сразу. — Что это было?
— Лабиринтит, что, — ответил доктор.
И начал вокруг ходить. Шептать то ближе, то дальше от одного уха, затем от другого.
Боря теперь всё слышал и радовался как ребёнок. Хорошо же! Как мало человеку для счастья надо, оказывается. Настроение улучшилось. Даже любопытство появилось.
— А что это значит? Лабиринт этот ваш.
— Да уж точно не мой, — хмыкнул доктор. — Шум в ухе был?
— Был.
— Снижение слуха было?
— Было.
И тут доктор задал вопрос дня:
— Молодой человек, вы из тех, кто любит боль?
Боря покачал головой. И всё отрицательно.
— А чего тогда за помощью медицинской не обратились?
— Так это… думал само пройдёт.
— Само? — приподнял бровь ЛОР. — Само от мухи навозной только гнойными процессами внутри черепа обернутся может. А там выбирайте, что больше нравится: менингит, тромбоз сигмовидного синуса, субдуральный абсцесс, экстрадуральный абсцесс. И наконец моё любимое — абсцесс мозга, сепсис… смерть.