Я послушался. Расплавленный свинец потёк по пищеводу, взорвался в желудке огненной белой звездой, а затем рванул наружу.
Слёзы брызнули из глаз, из ноздрей, изо рта… Во всяком случае, я надеюсь, что это были слёзы.
Платок, который мне протянули, покрылся красными пятнами.
Сквозь корчи я всё время чувствовал на себе напряженный взгляд Алекса. Остальные моего состояния деликатно не замечали…
— Итак, что мы имеем, — начал Алекс, после третьей рюмки наконец-то бросив на стол порезанную кубиками краюху, раздерганный на перья лук и банку говяжьей тушенки — крышку он просто сдёрнул, вспоров армейским ножом. — Четверых в отключке, в разных концах города…
— Пятерых, — вставил отец Прохор, коротко глянув на меня.
— М-да, — задумчиво кивнул Алекс. — Пятерых.
— А на закуску — около сотни тератосов, которых в любой момент могут напитать кровью и выпустить на улицы, — заключил Котов.
— В них проснётся остаточная память, и нежить двинется по домам… — глядя в стол и водя пальцем по пролитой лужице водки, сказал отец Прохор. — К родителям, женам, мужьям и детям.
— И когда им дадут команду, тератосы начнут жрать, — это сказал я. Непроизвольно потёр шею, и добавил: — Интересно, а в какой прогрессии это будет распространяться?
Майор угрожающе передёрнул плечами.
— Мы этого не допустим, — сказал, как отрезал.
— Последняя вспышка наблюдалась в одна тысяча девятьсот тридцать восьмом, на строительстве БАМа, — добавил отец Прохор. — Мы не успели вовремя завезти вакцину… К счастью, была зима, и другие рабочие посёлки оказались недоступны. Так что мор захлебнулся сам в себе.
— Идёмте, — Гиллель поднялся и положил руку на плечо Котову. — Мы с Мириам поможем искать лёжки. До темноты ещё есть время…
— Есть другой способ, — хмуро сказал святой отец и почему-то бросил короткий взгляд в мою сторону. А потом посмотрел на Алекса.
— Нет, — отрубил тот. — Мы справимся и так.
— Сергеич, есть что-то, чего я не знаю? — встрепенулся майор. — Какой-то, судя по всему, эффективный способ, о котором ты молчишь? Что за вытребеньки такие?
— Нет ничего, — шеф тоже поднялся. — Мы все поедем искать лёжки. До темноты управимся.
— А если не успеем? — Котов стоял набычившись, глядя на шефа сверху вниз.
— Стойте, — я тоже поднялся. В глазах помутилось — резко закружилась голова — но я постарался не показать виду. — Этот способ… Он ведь как-то рассчитан на меня?
Я переводчик. Я работал в разведке. Умею читать по губам, считываю язык тела, эмоциональный фон… От меня сложно что-то утаить.
— Нет! — вскричал Алекс. Было видно, что он не на шутку разозлился. — Мы справимся и так. Мне и без того хватает пятен на карме.
— Но это не ваш выбор, — тихо сказал Гиллель. — Такое решение нельзя принимать за другого.
— А вот и можно! — шеф даже притопнул ножкой, ей Богу, не вру. — Это мой подопечный. Мой ученик. Мой… друг. Я имею право выбирать за него.
Мне было приятно. При других обстоятельствах я бы даже оценил. Но сейчас я просто перевёл взгляд на отца Прохора и спросил:
— Что от меня требуется?
Почему-то все вдруг оказались за столом, и огненная вода вновь забулькала в рюмках — не в моей, но забулькала. Я был в центре внимания.
Начал Гиллель.
— Понимаете, Саша, своим… — он поискал нужное слово. — Воскрешением, вы создали определённый прецедент.
— Он хочет сказать, — ворчливо буркнул отец Прохор. — Что ты, вместо того, чтобы превратиться в живой труп, питающий своей силой хозяина, восстал и почти приблизился к нему.
— Не понимаю, — судя по выражению лица, Котов поддерживал меня в неведении.
— Ты тоже стал энергетическим вампиром, — выдохнул Алекс вместе с запахом водки, тушенки и свежего лука. — Ты стал почти таким же, как Лавей. Послабее, конечно, но во вполне обозримом будущем…
— То есть, я не умру через трое суток? В смысле — не превращусь в упыря, вурдалака или ещё кого похуже…
— Вот как раз «похуже» тебя и ждёт, — сказал отец Прохор. — Когда твоему телу потребуется энергия, ты начнёшь тянуть её из окружающих. Сначала немного, но с годами — всё больше. Пока, в конце концов, тебе не потребуется выпить человека ЦЕЛИКОМ.
— Но зато ты будешь жить вечно, — философски заметил Алекс. — А пить можно преступников. Маньяков, насильников…
— Как это случилось? — спросил я.
— Это всё Афина, — послышался от двери голос Антигоны. — Она поставила Сашке Печать, которая защищает от превращения в тератоса…
— А ну подь сюды, — позвал шеф. Антигона повиновалась.
— Афина сделала ему татуху, — она указала на моё здоровое плечо, скрытое, в то же время, пластырем. Я так и не догадался посмотреть, что там такое… — Пока Сашка валялся в отключке, под капельницей, — она смотрела в пол, кутаясь в шаль. — Мы хотели как лучше.
— Золотко ты моё! — подхватив на руки, Алекс смачно поцеловал девчонку в губы. — Почему ты раньше-то не сказала?
— Так… Вы сами нас выгнали, шеф. Слова вставить не дали.
— Сергеич, — напомнил о деле Котов.
— Да-да-да… — опустив девчонку на пол, шеф вновь толкнул её к выходу из кухни. — И чтоб больше не подслушивать, — он легонько хлопнул её по заду, придавая ускорение. А потом повернулся ко мне.
— Если хотите, я могу ему всё объяснить, — предложил Гиллель.
— Нет, — шеф упёрся взглядом в моё лицо. — Я должен сам. Идите, покурите, что-ли…
Гиллель с отцом Прохором послушно поднялись. Майор досадливо крякнул, но тоже встал. Натянул кепку на уши.
— Только помни, Сергеич…
— Да помню я, помню, — отмахнулся шеф, не глядя. — Дайте нам пять минут.
Когда все вышли, Алекс закурил. Не сигарету. Достал из кармана трубку, набил её табаком, долго разжигал длинной спичкой… И только выпустив ароматный клуб вишнёвого дыма, сказал:
— Такие дела, тёзка. Не углядел я. Прости.
— Что нужно делать?
Перед глазами вновь встала картина тератосов, резвящихся в ночном клубе. Страшно подумать, что будет, если они выйдут в город…
— Ты в курсе, что любой упырь слышит зов того, кто его создал?
— Нет, но продолжайте.
— Тебя создал Лавей. Опосредованно, руками — извини, зубами — приспешников, но твоим мастером стал он. Скажи: ты что-нибудь чувствуешь? Ну… — он взмахнул трубкой — Такое.
Я честно прислушался к себе.
— Да вроде нет. Только в животе — словно портал в другое измерение, из которого всё время тянет холодом… И желтые мушки перед глазами.
— Мушки, или такие… Как бы факелы?
— Факелы.
— Это зов.
— Но я не сказал бы, что меня куда-то зовут, — пожав плечами, я тоже закурил. Сигарету. Не трубку.
— Это потому, что на тебе только первая метка, — ласково улыбнулся Алекс. — Как только появится вторая, ты будешь ТОЧНО знать, куда тебе нужно идти, чтобы найти Мастера.
— Ну так ставьте эту самую метку, и давайте его найдём, — я поднялся. — Чего тянуть-то? Я пойду на зов, а вы с Котовым пойдёте за мной… Чего же проще?
— Всё не проще, — вздохнул шеф. — Во-первых, метку должен ставить сам Мастер. А во-вторых… Получив её, ты уже не сможешь вернуться назад. Твоя бессмертная душа будет потеряна навсегда.
— К счастью для вас, — медленно сказал я. — Я не верю в подобную чушь. В смысле — в ад, в рай и всё такое. Так что это — не проблема.
— Ещё ты необратимо изменишься. Со всеми вытекающими.
— А сейчас? Можно что-то изменить? Отыграть назад?
— Сейчас ты — личинка. Зародыш. И если хорошенько постараться, можно обратить процесс вспять. Сделать тебя вновь человеком.
— Вы же говорили — поздняк метаться.
— Да, но тогда я не знал про Печать. К тому же, отец Прохор подсказал один способ…
— Подведём итог, — за окном я видел широкую спину Котова. Нет, он не поворачивался, и не пялился в окно, но вся его поза выражала нетерпение. — Сейчас всё можно вернуть. Я стану опять человеком и всё будет в шоколаде. Ну, кроме того, что мы упустим Лавея, он выпустит тератосов в город, и в Питере начнётся настоящий дурдом. Но если я приму метку Мастера, то смогу вывести на его лёжку. Вы его замочите, и всё закончится. Остаётся одна крошечная, просто незаметная неувязка: каким макаром я получу эту грёбаную метку, если мы не знаем, где Лавей?
— Есть один способ, — поморщился Алекс. — Остальные подростки, от которых сейчас питается колдун. Они — проводники его силы, его воли… Если ты выпьешь кровь кого-то из них… Немного, один-два глотка, — поспешно добавил он. — Эффект будет не таким стабильным, как от крови самого Мастера, но чуять, как до него добраться, ты будешь.
— То есть, обращая меня, Лавей попал в ловушку собственных амбиций, — усмехнулся я.
— Он думал, что этого не случится, — пожал плечами Алекс. — Он думал, ты станешь таким же послушным инструментом в его руках, как и другие. Будешь смирно лежать в отключке, питать его ненасытное сердце… И заодно — осложнять нам жизнь, внушая мысли о безысходности бытия.
— Но Печать, которую поставила мне Амальтея, спутала его планы.
— Печать, и ты, тёзка. Сам, своей собственной силой, удержался на честном поросячьем слове…
— Ладно, — нетерпение Котова уже готово было пробить стекло и я поднялся. — Поехали. Кто там ближе всех? Близнецы? Или кто-то из девчонок?
— Ты хорошо подумал, кадет?
Я на минутку остановился.
— Честно сказать, я стараюсь вообще об этом не думать. Просто это то, что можно сделать в данных обстоятельствах, верно?
Хаммер уже стоял под парами: за рулём сидел отец Прохор, Гиллель занял место рядом с ним. Меж колен его стояла верная лопата. Котов бежал к своей мигалке.
— Ну… С Богом, — сказал святой отец, как только мы с Алексом разместились на заднем сиденье. А потом так вдавил педаль газа, что только шины взвизгнули.
С девчонками я так и не попрощался…
Глава 17
Кровь на вкус была сладкой и тягучей, как вишнёвый сироп. Никогда не думал, что мне понравится.