Потом, уехав, я начисто забыл и о барабашках, и о том чувстве бессилия и безысходности, которое они вызывали.
В тот же миг, когда желтоглазое существо посмотрело на меня — всё вернулось.
— Значит, это тварь с изнанки нашего мира? — сказал я со всем недоверием, на которое был способен. — Если отбросить всё невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно не было, и будет правдой — верно?
— Мы зовём их потусторонниками, — совершенно серьёзно кивнул Алекс. Ни высмеивать, ни опровергать мои выводы он не стал. — Имя им — легион. Некоторые вполне безобидны, другим лучше не попадаться на пути, третьи же… М-да.
И он налил еще водки. Только себе — потому что моя рюмка так и стояла, наполненная до краёв. Испытывая дикое возбуждение, ни в каких дополнительных стимулах я попросту не нуждался.
— Мы курили, чтобы оно нас не почувствовало?
— Напротив. Чтобы предупредить о том, что мы там.
— Но зачем?
— Чтобы он нас не убил.
— Но если он был так опасен, зачем мы туда пошли?
— Слушай, я же извинился. Думал, у тебя нервы покрепче будут.
— Да причём тут нервы? Просто… Я в эту победень не верю. Уж извините…
— Ну так для этого я тебе и показал, — Алекс теперь говорил со мной ласково, как с младенцем. — Понятно, что боевой офицер — он выделил эти слова — обязан не верить ни в Бога, ни в чёрта, ни в Красную армию. Но своим-то глазам…
— Ладно, — я взял рюмку и одним глотком выпил. — Убедили. Пока… Но у меня ещё один вопрос.
— Валяй.
— Что такое «акварельки» и «масло»?
— В свой черёд узнаешь, — отмахнулся Алекс и спрыгнул с высокого табурета. — Однако светает. Скоро девочки придут… — сграбастав брезентовый мешок с патронами и направляясь с ним к выходу из кухни, он остановился в дверях и оглядел барную стойку. — Приберись тут, — посоветовал шеф. И себя в порядок приведи… Рабочий день грядёт.
Вопрос, хочу ли я здесь работать, больше как-то не возникал.
Из каморки под лестницей я переехал на второй этаж. Истинных размеров особняка, кажется, я не знаю до сих пор.
На первом располагалось агентство — в той самой анфиладе. На втором — обширная библиотека, мои апартаменты, состоящие из спальни с раскладным продавленным диваном и дико старинным, похожим на гроб, шкафом, гостиной, куда девчонки натащили разномастных кресел, подушек и низких светильников на ножках, а еще ванной — вполне современной, с душевой кабиной, говорящим унитазом и ультрафиолетом в раковине.
Стены были покрыты таким слоем обоев, что вздумай я его препарировать, мог бы проследить всю историю особняка, вплоть до восемнадцатого века. Верхний слой был полихлорвиниловым, «под кирпич», пружинящим и скрадывающим всякий посторонний звук.
Алекс вёл преимущественно ночной образ жизни. Днём в конторе он не появлялся, зато по ночам я нередко слышал его голос, и пытался представить существ, с которыми он беседовал.
Я же исполнял обязанности сторожа, переводчика и телохранителя при девочках — Антигоне, Афине и Амальтее, которые исправно принимали заявки и водили экскурсии.
Регулярно мне выдавали наличные, впрочем, не уточняя оклад и не требуя никакой отчётности…
Я отожрался, даже ранение, после того, как над ним поколдовала Амальтея, перестало меня беспокоить.
И даже завёл себе несколько новых книг: первоиздания Бродского, Маяковского и Блока. Стоили они не так, чтобы очень запредельно, и всё же мысль, что я могу себе их позволить, внушала некоторую приятность и уверенность в завтрашнем дне.
О потусторонниках никто больше не упоминал. Всё было обыденно и прозаично.
Антигона по своему обыкновению варила идеальный кофе, Афина готовила идеальные обеды и ужины — не балуя деликатесами, но и не опускаясь до банальных замороженных пельменей из супермаркета неподалёку. Амальтея следила, чтобы у меня были чистые выглаженные рубашки, обои не отваливались от стен, а по полу можно было ходить босиком…
В свободное от этих забот время девочки, втроём, управлялись с туристами. Моих услуг, как переводчика, требовали нечасто.
Ах да. Забыл рассказать про подвал, или цокольный этаж. Там был тир. Самый настоящий, с кабинками для стрелков, движущимися мишенями и таким разнообразием оружия, что в пору завидовать спецслужбам.
В тире я проводил свободное время. Никто мне в этом увлечении не препятствовал, — шеф и сам уделял немалое время тренировкам. Собственно говоря, это происходило каждый день.
Что характерно: всякий раз, беря в руки пистолет и наводя его на чёрную точку в центре мишени, я вспоминал желтые с вертикальными зрачками глаза…
Так прошло месяца два. Да, точно: начинался апрель, с его бурными вешними водами, пронзительно-голубым небом и стаями грачей. И хотя ночи были всё ещё темны, как зрачок мертвеца, днём солнечные зайчики резвились на стёклах домов, купались в лужах и прыгали по медным начищенным ручкам.
Но однажды ночью я услышал на лестнице шаги. И удивился. Обычно Алекс, если и приводил кого, беседовал внизу, в кухне или в одном из кабинетов. Но сейчас кто-то шел на второй этаж, ко мне…
Вскочив, я наскоро привёл себя в порядок: натянул джинсы, фланелевую рубашку и шерстяные носки — хотя особняк и имел современное отопление, по ногам немилосердно дуло.
К тому времени, как «они», пройдя сквозь библиотеку, постучались, я успел убрать постель и зажечь свет в гостиной.
— Вот, Сашхен, знакомься: Герман. Наш новый клиент, — сказал Алекс, пригласив ко мне в комнату молодого еще мужика в чёрном плаще.
— Можно просто Гера, — пожимая влажной потной ладонью мою руку, осклабился клиент. Во рту его сверкнул неестественно белый зуб.
«Хрен в кожаном пальто» — называл таких отец.
Было в Гере что-то неуловимо скользкое, как в залежавшейся в рассоле селёдке.
— Случилось так, что мне непременно нужно отлучиться, — объяснил своё появление Алекс. — А Герману ни в коем случае нельзя оставаться одному. Так что, не сочти за труд, кадет. Присмотри. Я вернусь к утру… Самое позднее — к обеду. Уж к завтрашнему вечеру точно буду. С клиента глаз не спускать, самого никуда не выпускать. Об остальном позаботятся девочки, — он развернулся, чтобы уходить, но остановился. — Да, ещё… Постарайся, чтобы Герману у нас было удобно.
— Выпить есть? — спросил Гера, как только хлопнула дверь особняка — о пружине я уже упоминал, и звук её разносился по всему дому.
— А тебе не много будет? — разило от него так, словно гость искупался в водке, причём, не снимая кожаного пальто…
— Да я вообще непьющий, — смутился тот. — Веришь, нет — недавно начал. Дней десять тому.
— А что так?
Наверху ничего съестного, равно как и выпивки, я не держал, и направился к лестнице. Гера, как приклеенный, потащился за мной.
— Страшно мне, понимаешь? До усрачки. Вот и забухал. Девушка — ну, моя девушка — выгнала. Невозможно, говорит, сутки напролёт перегаром дышать. А я остановится не могу. Так всё горит, что только водка и помогает.
— Так может, у тебя делириум? — я полуобернулся на площадке, и сразу ощутил на себе могучую волну крепкого, как чугунный лом, перегара. — Ну, белочка? Запой, одним словом?..
— Не-а, — не обиделся Гера. — Я первым делом к знакомому психиатру побежал. Похлибайтис, может, знаешь? Учились вместе. Теперь он забурел: больших шишек лечит. Но меня принял, как родного. Обследовал по всем статьям…
— А потом? — мне стало интересно. О Похлибайтисе я слышал: модный нынче на Питере доктор…
— А потом он меня выставил. Сказал: в церковь сходи, да на храм пожертвуй. Потому что у меня не психоз и не белая горячка — я же трезвый всё время, несмотря на то, что пью… Похлибайтис сказал, призраки — это не его епархия. Силы зла он изгонять не умеет.
— А вас одолели призраки, — утвердил я.
— Ну натурально!.. — обрадовался моей догадливости Гера. — Точнее, один призрак. Призракша. Или призракесса. Хрен проссышь с этими новыми бабскими заморочками, как правильно.
— То есть, вас донимает призрак женщины.
Войдя на кухню, я достал из холодильника водки — обычную «Смирновку». «Арктику» шеф для себя и близких друзей бережёт.
Хотел достать и рюмку, но Гера, выхватив у меня бутылку, опрокинул её над пастью и высадил «винтом» сразу половину.
— Если б я так пил, у меня не только призраки, но и бабочки, и мыши, и слоны бы перед глазами летали, — заметил я, когда гость сумел наконец свести глаза в кучку и выдохнуть.
— И у меня летает, — он помахал рукой перед лицом. — Так и ходит перед глазами. Туда-сюда, туда-сюда… И холодно от неё. Как от морозилки.
— И всё? — ведя допрос, я старался не слишком выдать своего любопытства и неосведомлённости.
— Ну, — Гера немного подумал. — Целоваться лезет. Бррр… Губы немеют — как чужие делаются. И за сердце хватает.
— Это как?
— А просовывает руку в грудь, и хватает. Сил моих нет… — гость рванул рубашку на груди, и я увидел синяки, похожие на длинные пальцы. Они тянулись у него по всем рёбрам и грудине.
— Ого, — присвистнул я. — Хреново тебе, чувак.
— Вот и бухаю, — прозаически вздохнул Гера. — Не помогает, конечно. В смысле — от призрака. Но я его и не боюсь, — он посмотрел мне в глаза. — А вот сдохнуть боюсь. Раз — и сердце кирдык. Но с этим ваш начальник помочь обещал.
— С сердцем? — удивился я.
— С призраком. Обещал изгнать. Провести обряд экзорцизма.
— Экзорцизм устраивают, когда дух вселяется в живое тело, — автоматически поправил я.
Библиотека в нашем особняке была, как я уже говорил, богатейшая. Но несколько однобоко направленная: книги по колдовству, магии, демонологии — обо всех проявлениях потустороннего, начиная от Гейят-Аль-Хаким и Малого Ключа Соломона, до банального Папюса… А так же неплохая подборка по философии и эзотерике: Элифас Леви, Андрае, Святой Августин и Фрэнсис Бэкон. Никаких новоделов. В-основном, позапрошлый век…
И так как досуга у меня было много, а языками я худо-бедно владел, принялся изучать гримуары. Чтиво местами наивное, но не лишенное любопытства…