На заседании я не встретил возражений. Представители Главнокомандующего на Востоке, которые еще не были так хорошо знакомы с Берлином, как я, радовались, что они наконец смогут двинуть вперед начатую работу. Но я сохранял скептическое отношение и оказался прав. Отношения к Литве остались запутанными. Литовская демократия начала дикую травлю начальника административного управления графа фон Изенбурга. В большинстве случаев обвинения основывались на условиях, вызванных войной, которые, конечно, не могли быть вменены в вину административному управлению. Но такое убеждение создалось, и, как всегда в политической борьбе мнений, побороть его фактическими доказательствами было невозможно. Литовские демократы в Вильно встречали отклик в партиях большинства рейхстага, а последние в министерстве иностранных дел. Постепенно литовцы привыкли не видеть в военном управлении олицетворения авторитета германской нации и скоро сообразили, что отдельные депутаты обладают большей властью, чем само правительство. Депутатам же нравилось вести свою собственную политику в Литве, хотя они не имели никакого понятия о стране. Правительство зорко смотрело за тем, чтобы верховное командование не проводило в Литве линию собственной политики, что вовсе не входило в наши намерения, но предоставило депутатам кричать направо и налево. Под их влиянием министерство иностранных дел в Берлине трактовало литовский вопрос с точки зрения ложно понимаемых требований внутренней политики в Германии, а не на основании условий, складывавшихся в самой Литве. Внутренняя политика и здесь оказывала руководящее влияние на линию поведения правительства во внешней политике. Находясь на таком пути, в Литве невозможно было создать здоровые условия; каждый шаг начальника административного управления, авторитет которого подрывался в Берлине, должен был терпеть неудачу. На совещании 4 ноября я сделал последнюю попытку привести в порядок литовскую неурядицу. Впоследствии я ограничивался лишь предотвращением мероприятий, грозивших непосредственным ущербом.
Подполковник князь фон Изенбург, убедившись, что политическая ориентировка, которую он находил правильной, отвергнута, счел себя вынужденным подать прошение об отставке.
В середине декабря имперский канцлер открыл литовцам возможность перспективы, что Литва с главным городом Вильно будет признана свободной и независимой, но что она должна при этом обязаться заключить различные конвенции с Германской империей. Такая Литва могла бы легко попасть в орбиту Польши, если бы только конвенции не предусмотрели условий, обеспечивающих влияние Германии. Но поведение литовцев подавало мало надежд. Наши шансы должны были еще уменьшиться, если бы мы продолжали делать новые уступки неясным литовским пожеланиям. Стремления отдельных литовцев и влиятельного вюртембергского депутата сводились к передаче литовского престола одному из принцев Вюртембергского королевского дома, но одновременно имелись виды и на царствующую саксонскую династию. Любой князь имел бы в Вильно при своем дворе польское дворянство, офицеры в литовской армии, как и большинство чиновников, оказались бы поляками. Только Германия – Пруссия могла бы сохранить Литву для нее самой и поставить ей чиновников и офицеров, которых она в среде своих литовцев еще долгое время не могла бы найти в достаточном количестве. Одними политическими лозунгами нельзя создать жизнеспособных государств и сохранить существование мелких наций. Ввиду этого меня мало удовлетворяло такое решение, встречавшее всеобщее сочувствие, так как я считал его весьма опасным для будущего Германии. Примечательно, что у поляков оно не вызывало беспокойства; действительно, они имели основание быть довольными.
Верховное командование осталось на своей прежней точке зрения, которая в свое время была одобрена имперским канцлером и которая сводилась к тесному слиянию Литвы с Германией посредством династической унии с домом Гогенцоллернов.
Восточный вопрос еще раз обсуждался 18 декабря на совещании в Крейцнахе под председательством его величества, собранном для установления условий мира, которые должны были быть поставлены России. Император заявил, причем имперский канцлер и статс-секретарь министерства иностранных дел не представили возражений, что он согласен с проектом присоединения оборонительной полосы вдоль прусско-польской границы в тех размерах, которые мы признавали удовлетворительными. Имперский канцлер согласился с мыслью династической унии Литвы и Курляндии с Пруссией или Германией, при условии одобрения этого решения монархами Германского союза. Его величество присоединился к этому решению и еще раз подчеркнул необходимость в пределах этих новых государств предоставлять многочисленным народам развиваться самостоятельно. Это означало, что в национальной политике в Курляндии и в Литве мы будем придерживаться прежнего направления, если в будущем на восточной границе не явятся новые опасности для Германской империи.
Относительно Эстляндии и Лифляндии его величество решил предложить России очистить эти области, но не настаивать на этом требовании, чтобы предоставить эстонцам и латышам использовать право наций на самоопределение.
Таковы были основные данные статс-секретаря фон Кюльмана для предстоявших мирных переговоров.
Между тем произошла перемена в административном управлении области Главнокомандующего на Востоке. Во главе управления был поставлен особый «административный генерал» – генерал граф фон Вальдерзэ, и одновременно этим была создана должность высшего гражданского администратора, на которую был назначен помощник статс-секретаря барон фон Фалькенгаузен. Это изменение управления исходило из стремления считаться в большем размере с политическими потребностями страны и идти навстречу пожеланиям имперского канцлера. Генерал граф фон Вальдерзэ и помощник статс-секретаря барон фон Фалькенгаузен очень осмотрительно и искусно справились со своими обязанностями. Но при неопределенной позиции Берлина они также были лишены возможности творческой работы.
При имперском канцлере графе фон Гертлинге эльзас-лотарингский вопрос вступил в новое русло, так как канцлер был решительным сторонником разделения Эльзас-Лотарингии, причем Эльзас должен был отойти к Баварии, а Лотарингия – к Пруссии. Имперский канцлер фон Бетман уже вел об этом переговоры с Баварией. Я не ожидал ничего хорошего от этих планов и опасался, что они могут вызвать разочарование, в особенности в Вюртемберге. Мы только могли просить имперского канцлера приступить сначала к капитальному обсуждению этого вопроса и лишь затем предпринимать дальнейшие шаги. С тех пор этот вопрос больше не возбуждался. Я надеялся, что имперский канцлер, по меньшей мере, использует в Риме свое влияние старого вождя партии центра и бывшего министра-президента Баварии, чтобы разрешить церковный вопрос в имперской провинции в германском национальном духе; но граф фон Гертлинг ничего не предпринял.
Подготовка к наступлению на западе в 1918 году
I
На рубеже 1917–1918 годов обстановка на суше, вследствие выхода из войны России, сложилась для нас выгоднее, чем за год перед тем. Мы вновь, как в 1914 и 1916 годах, могли ставить перед собой задачу разрешения войны посредством наступления на суше. Соотношение сил складывалось для нас так благоприятно, как никогда.
В экономическом отношении подводная война еще не дала тех результатов, которых ожидал начальник морского штаба и на которые я надеялся, основываясь на оценке сведущих лиц. Несмотря на уверения моряков, что по вопросу о постройке подводных лодок делается все возможное, я постоянно возвращался к нему. Ко мне обращались с письмами депутаты, которые меня уверяли, что число строящихся подводных лодок может быть увеличено. Эти письменные обращения мне были приятны, так как в них заключалось признание моих стремлений вести войну с полной энергией, но, с другой стороны, они меня поражали. Собственно говоря, я не имел законного касательства к постройке подводных лодок. Мне часто приходилось выслушивать упреки в том, что я вмешиваюсь в дела, которые выходят из круга моего ведения. Вообще это стало характерным явлением: что бы на родине ни потребовалось провести, обращались ко мне. Но в последнем случае я, к сожалению, не мог изобрести ничего другого, как настойчиво возобновить обсуждения с соответствующими морскими властями. Верховное командование само уже давно отдало приказ по армии, чтобы все именные требования на отозвание в тыл отдельных лиц немедленно удовлетворялись. Далее идти в освобождении рабочей силы мы не могли. По списку распределения сырья обеспечение строительства подводных лодок выдвигалось на первое место, и всем потребностям этого строительства верховное командование уделяло величайшее внимание. Вопрос заключался в том, каковы будут результаты подводной войны весной 1918 года? Если подводные лодки не смогут поколебать экономические основы существования Англии, то не уменьшат ли они, по крайней мере, настолько тоннаж, что Америка не будет в состоянии в короткий промежуток времени перебросить свои новые формирования на материк, и смогут ли они, продолжая борьбу за уменьшение неприятельского тоннажа, топить также и американские транспорты с войсками?
В июне 1917 года депутат Эрцбергер обсуждал со мной значение мирового тоннажа для успешности действий подводной войны и высказался по этому же поводу в рейхстаге. Несомненно, мировой тоннаж оказал большое влияние на результаты подводной войны, но не мог иметь для них решающего значения. Так, например, для поддержки сообщений с Америкой Англия могла привлечь суда, обычно совершавшие рейсы между Англией и Австралией; но в таком случае там в них должен был оказаться недостаток, и австралийский хлеб, предназначавшийся для Англии, остался бы в Австралии и отпал бы для снабжения Англии и прочих государств Антанты. С моей точки зрения, понятие «мировой тоннаж» еще не разрешает вопроса, почему подводная война не поставила Антанту в безвыходное положение и не дала решение войны. Повышение продукции сельского хозяйства Англии также облегчило ее экономическую жизнь и умалило действенность подводной войны. Развилось ли судостроение Антанты более широко, чем первоначально исчислялось нами, и получила ли она в нем новый источник транспортных средств, я не могу решить. Главная причина заключалась в том, что за эти два года войны Антанта имела возможность экономически приспособиться к подводной войне и подготовиться к вооруженному противодействию. 7 сентября 1918 года «Экономист» писал следующее: «Но флот… (конечно, при помощи Америки!) восторжествовал над угрозой, представляемой подводными лодками, и сильно сократил их действенность». Во время войны проникнуть взором в будущее еще труднее, чем в мирное время, в особенности при столь запутанных обстоятельствах, которые надо учитывать при оценке возможных результатов подводной войны. Неприятель также не мог в них разобраться. Таким образом, объясняется, что наше морское ведомство не сумело достаточно точно учесть все решающие данные, хотя его ответственные лица работали и составляли все расчеты с полной добросовестностью. Если к октябрю 1918 года подводная война и не дала решающих результатов, но все же ее воздействие тяжело отозвалось на наших противниках. 3 октября 1918 года «Morning Post» писала следующее: «Это была величайшая опасность, которая когда-либо надвигалась на Англию». Было бы также ошибочно недооценивать огромное влияние подводной войны на общую экономическую жизнь Антанты и не учитывать то облегчение, которое она давала Западному фронту. Дальнейшее разъяснение этой многосторонней проблемы надо предоставить истории. Во всяком случае, действия экипажей подводных лодо