Ввиду этого надо было найти метод, который отвечал бы этим условиям и обеспечивал бы хорошую действенность артиллерийского огня и без предварительной пристрелки. Еще тогда, когда наше внимание поглощалось исключительно оборонительным боем, мы старались избегать постоянной поверки пристрелкой данных для заградительного огня. Атмосферные явления (ветер, атмосферное давление), а также и особенности каждого орудия (величина разгара и состояние ствола и лафета) подробно исследовались, и данные их соответственно учитывались при стрельбе. Этот метод стрельбы теперь был самым тщательным образом разработан. Метеорологическое обслуживание артиллерии было централизовано и урегулировано в тесном контакте с командиром авиационного корпуса. Таким образом, все батареи могли наискорейшим образом учесть сегодняшнее состояние атмосферы. Все орудия, для выяснения своей особой поправки, производили контрольную стрельбу позади фронта. Это давало возможность посредством простейших таблиц во всякое время установить для каждого орудия, какую поправку надо внести в сторону увеличения или уменьшения нормального угла возвышения для стрельбы по любой цели. Естественно, предпосылкой для этого метода являлось правильное измерение расстояния до цели. Точный картографический материал, тригонометрическое и топографическое определение основной точки каждой батареи на местности и возможно точное перенесение на планы всех целей на основании фотографических снимков и данных звуковых и световых дальномерных команд являлись необходимыми условиями. Новый метод натолкнулся на сильное сопротивление со стороны старых артиллеристов. Но, несмотря на это, артиллерия к нему перешла, и он вполне себя оправдал.
Соответствующая подготовка, обучение войск и приведение в жизнь нового метода были поручены капитану Пулковскому, который очень искусно и с большой осмотрительностью самостоятельно разрешил возложенную на него задачу.
На близких расстояниях действие артиллерии должно было дополняться минометами.
Верховное командование намечало после короткого, продолжающегося лишь несколько часов, артиллерийского огня бросать на штурм пехоту, которая должна была своевременно собраться на передовых позициях.
Этот короткий, но сильный огонь должен был расстроить неприятельскую артиллерию и действием газов, которыми отравлялась широкая площадь, загнать пехоту в ее укрытия.
С началом наступления пехоты артиллерийский огонь, продолжая сковывать неприятельскую артиллерию, должен был сосредоточиться по участку, лежащему непосредственно перед нашей пехотой, и предшествовать ей в виде огромного огневого катка, расчищая ей дальнейший путь. Пехота должна была держаться непосредственно за этой стеной из снарядов, и она это делала с удивительным бесстрашием. Если после прохождения нашего артиллерийского огневого катка неприятель вылезал из своих укреплений, то пехота совместно с сопровождающими ее огневыми средствами вступала в бой, поддерживаемая своей артиллерией.
Ясно, что чем ближе пехота следовала за огневым катком, тем меньше времени было у противника, чтобы вылезти из укрытий, и тем легче был внезапный захват его в блиндажах и подземельях. Ввиду этого огневой каток не должен был продвигаться по участку скорее, чем пехота могла с боем следовать за ним. Таковая скорость должна была быть заранее установлена, так как, несмотря ни на какие попытки и мудрствования, тактически технического средства для регулирования движения огневого катка найти не удалось. Продвижение пехоты зависело от условий местности, которые должны были приниматься во внимание при установлении скорости движения огневого катка. Более сильно укрепленные линии неприятельских окопов требовали более продолжительного обстрела, а следовательно, обусловливали и более значительную задержку огневого катка. Таким образом, подошли к определению прохождения одного километра в час времени. На пехоте всегда очень тяжело отражалось, когда огневой каток уходил от нее вперед, и наступление тогда могло легко замереть. Отнесение назад огневого катка не могло быть произведено вовсе или лишь с большой потерей времени, пехота же при этом несла потери, уменьшить которые являлось обязанностью всех начальников.
С увеличением дистанции огневой каток разрежался, так как постепенно часть орудий отпадала вследствие недостаточной дальнобойности. Наконец, дальности вообще не хватало, огневой каток исчезал, и пехота выходила из сферы, где она получала его поддержку. Теперь артиллерия должна была подвигаться вперед и изготовиться к новой артиллерийской подготовке для дальнейшего наступления пехоты. Пехота не могла обойтись без нее, несмотря на наличие огневых средств сопровождения и приданных ей пехотных пушек[49].
Как сложатся бои пехоты, когда она выйдет из сферы действия артиллерийского огневого катка, нельзя было предугадать. Предстояло заботиться о планомерном продвижении сильной артиллерии и большого количества боевых припасов. Главный вопрос заключался в боевых припасах, так как орудий часто оказывалось подвезено слишком много. Перетаскивание многих колесных ходов через нашу и неприятельскую систему окопов, с их проволочными заграждениями и глубокими воронками, было связано с чрезвычайными трудностями. Чтобы перебросить мосты и создать сплошные дороги через эти полосы, нужна была тщательная подготовка и сосредоточение значительного оборудования.
В дальнейшем развитии наступления верховное командование придавало особенное значение тому, чтобы находившиеся в первой линии дивизии продолжали его в течение многих дней. Я боролся со взглядом, что на второй или третий день передовые дивизии должны быть сменены дивизиями второй линии. В начале войны мы неделями сражались бессменно; конечно, войска, которыми мы теперь располагали, уже не были на это способны, но частая смена, как этого желали многие, была излишней.
Чем дальше развивалось наступление, тем больше приобретало оно характер маневренной войны. Если при обороне, чтобы сохранить возможность действительного руководства боем, высшие начальники должны были находиться далеко позади, то теперь их место было впереди, и они должны все больше выдвигаться по мере того, как мы переходили к маневренной войне. В создавшихся условиях приходилось принимать быстрые решения и при случае личным примером увлекать за собой части.
Наконец, маневренные бои, как в Румынии, Восточной Галиции и Италии, должны были упереться в новый фронт, который сразу нельзя было преодолеть. Тогда мы должны были перейти к обороне и принять глубокое расположение. Но момент для этого уловить было очень трудно, постоянно завязывались бесполезные бои.
Наши большие атаки ясно показали значение подвоза, и, само собой разумеется, что это заранее было нами подчеркнуто. Нужно было заблаговременно принять все меры, чтобы продвинуть за наступлением сеть железных и колесных дорог и телеграфных линий через систему позиций и добиться смычки их с соответственной сетью дорог и проводов на вновь занятой территории.
Обучение войск на всех театрах войны велось в соответствии с вышеразвитыми мыслями. В Румынию был послан особенно опытный генерал, который должен был подготовить расположенные там войска к требованиям войны на западе, чтобы, несмотря на позднее заключение мира, иметь возможность сейчас же использовать их для Французского фронта.
На западе были открыты курсы для высших начальников и офицеров генерального штаба, а также для младших начальников до отделенного включительно; деятельность последних имела огромное значение для успеха наступления. В войсках развилась деятельная жизнь. Подготовка начиналась с обучения рекрут и заканчивалась упражнениями в составе нескольких родов войск или на стрельбищах. Упражнения в огневом катке и в следовании за ним пехоты производились с боевой стрельбой. Как раньше, так и теперь, укрепление дисциплины являлось для всех начальников основанием нашей армии и всякого успеха; дисциплину приходилось расценивать тем выше, чем сильнее нами овладевало чувство, что родина оказывает плохое влияние на войска. Так же как и в мирное время, особенно большое значение придавалось одиночному обучению солдат; лишь изредка производились большие учения в составе нескольких родов войск.
Как в предыдущем году, армия готовилась к оборонительным боям, так теперь делались все усилия для подготовки ее к наступательному сражению. Отечество обязано инструкторской деятельности офицеров и продуманным наставлениям тем, что наши потери убитыми и ранеными, несмотря на свою абсолютную величину, в общем, были много меньше, чем у противника. По примерному подсчету, в Англии и во Франции было много больше 2 000 000 убитых. В России столько же[50]. Если предположить, что половина русских была убита на Германском фронте, что в действительности, конечно, слишком мало, то на 2 000 000 убитых немцев приходилось много больше 3 000 000 убитых врагов. В эти цифры я включил своих и врагов, убитых и на остальных фронтах. Таким образом, общая картина раскрывается в нашу пользу; подсчет будет нам еще благоприятнее, когда мы получим более точные и полные данные. Эти цифры поражают своей величиной. Но все же они являются свидетельством того, что мы стремились оказаться на высоте тяжелой ответственности, лежавшей на нас, перед нашими солдатами.
При подготовке к наступлению не следовало забывать и об обороне, так как надо было считаться с неприятельскими контрударами. Основные положения организации обороны остались прежними, было лишь обращено особое внимание на подготовку к отражению танков. Как при наступлении, так и при обороне для действия по танкам предназначались все огневые средства сопровождения пехоты. При обучении артиллерии, главным образом полевых пушечных батарей, а также легких минометов, решающее значение придавалось одиночной стрельбе пушки с прямой наводкой по танку. Снабжение тяжелых пулеметов соответствующими патронами было увеличено. Опыты уничтожения танков посредством сосредоточенных зарядов были расширены, все имевшиеся у нас данные о действиях против танков были сообщены войскам и изучено их заключение.