В это время Белая гвардия с севера заняла Выборг. Со стратегической точки зрения это являлось правильным шагом; но как он мог бы быть использован в том случае, если бы западнее борьба не получила решения, сказать трудно, учитывая боеспособность неприятеля и поддержку большевиков из России. Тактическая победа и быстрое освобождение Финляндии были достигнуты на поле сражения Лахти – Тавастус благодаря дружной совместной деятельности германских и финских войск. Тем самым операция была закончена.
Теперь мы располагали в Нарве и Выборге такими позициями, которые давали нам возможность в любой момент начать наступление на Петроград, чтобы свергнуть большевистскую власть и воспрепятствовать утверждению там англичан со стороны Мурманского побережья. В то же время Мурманская железная дорога по всей своей длине фланкировалась из Финляндии, вследствие чего серьезное предприятие англичан более не являлось возможным.
Английский десантный корпус, который занял Мурманское побережье, завяз на Крайнем Севере. Таким образом, отправка слабой Балтийской дивизии, из которой к тому же в августе были переброшены в Германию все три егерских батальона, себя окупила. Финское правительство немедленно приступило с помощью германских инструкторов к организации финской армии. Если мы в дальнейшем не достигли в Финляндии больше, чем то, что имело место в действительности, то вина за это лежит главным образом на нашей вечно колеблющейся политике. Генерал фон дер Гольц пользовался общим доверием, а также доверием политических деятелей Финляндии, чего не удалось в такой же мере достигнуть представителям германского правительства. К сожалению, здесь также сказывалась половинчатость нашей внешней политики. Она не принимала никаких решений, вследствие чего не могла приобрести сторонников в Финляндии и выдавала с головой верных приверженцев Германии.
Многочисленные выражения горячей симпатии, которые я получал из Финляндии, даже после моего выхода в отставку, показывают, что благодарность еще существует на свете. Сохранение воспоминаний о роли германских войск в освобожденной Финляндии меня особенно трогало, так как наши войска отправились в Финляндию защищать не финские, а исключительно германские интересы. Когда в феврале 1919 года шведское правительство, по необъяснимым для меня причинам, чинило препятствия для моего пребывания в Швеции, неожиданно появился в Геслегольмсгарде[60] финский уполномоченный, который предложил мне переехать в Финляндию. Это предложение доставило мне большое удовольствие, но я его, конечно, отклонил, так как мечтал возвратиться в Германию.
Среди крупных, бурных событий мировой войны украинские и финляндские перипетии представляют лишь эпизоды. Но я еще надеюсь, что они не останутся бесплодными. И с экономической, и с политической точек зрения эти обе страны являются характерным примером того, что германское правительство до самого конца не поняло сущности этой войны и всегда, к сожалению, руководствовалось внутриполитическими соображениями. В военном отношении обе страны сначала дали то, что от них ожидалось. Была создана преграда образованию нового Восточного фронта; во всяком случае, создание его откладывалось на продолжительное время. На востоке нам удалось прорвать блокаду, вследствие чего наше существование как будто стало устойчивее. Положение советского правительства сильно пошатнулось и находилось под прямой угрозой.
В конце мая возобновилось германское наступление на Западном фронте; за ним в первой половине июня должно было последовать австро-венгерское в Италии; на всех фронтах обстоятельства, казалось, были урегулированы. Особо угрожаемым представлялся как будто один Палестинский фронт.
VI
Второе большое германское наступление во Франции и наступление австро-венгерской армии в Италии в основных чертах развились в соответствии с имевшимися предположениями.
В середине мая началось сосредоточение войск для прорыва участка Шмен-де-Дам. Подготовительные работы закончились своевременно. Артиллерия была распределена по проекту полковника Брухмюллера, который имел руководящее значение в решении вопросов артиллерийской огневой подготовки.
Я часто ездил в штабы армий, предназначавшихся для наступлений, и вынес наилучшее впечатление.
27 мая наступление началось между Воксальоном и Сапиньелем; оно имело блестящий успех. Я предполагал, что нам удастся достигнуть лишь окрестностей Суасона и Фим. Но на второй и третий дни наступления мы местами уже далеко миновали эти пункты. Мы распространились главным образом за Фим и очень немного за Суасон. К глубокому сожалению, один из руководящих штабов не оценил благоприятных условий, сложившихся для нас у Суасона; мы не напирали здесь столь энергично, как у Фим, хотя это и было возможно. Без этой ошибки обстановка сложилась бы много благоприятнее для нас не только в районе западнее Суасона, но и на всем фронте атаки. Было даже более чем сомнительно, удалось ли бы французам продолжать удерживаться между р. Эн и р. Уазой. Здесь опять мелькнул случай, когда в одно мгновение многое могло быть достигнуто и это многое было упущено. Высшее руководство сидит, обдумывает и может все подготовить, но само исполнение уже не лежит в его руках; на поле сражения ему приходится довольствоваться совершившимися фактами (см. схему 35).
Центр 7-й армии продвинулся в южном направлении до Марны. Ее левое крыло и правое крыло 1-й армии, которое, как и было намечено, продолжало наступление влево к Реймсу, продвигались к реймсским лесистым холмам между Марной и р. Вель и вскоре встретили здесь непосильное сопротивление. Правое крыло 7-й армии овладело участком между р. Эн и Марной юго-западнее Суасона до восточной опушки леса Вилье-Котерэ и заняло Шато-Тьерри. Генерал Фош сосредоточил юго-западнее Реймса и против Суасона сильные резервы и бросал их в тщетные контратаки, которые впоследствии протянулись до Шато-Тьерри.
В начале июня мы приостановили наступление, и верховное командование предполагало продолжать наступать лишь между р. Эн и лесом Вилье-Котерэ юго-западнее Суасона. Имея в виду железную дорогу, пролегавшую восточнее Суасона и соединявшую долину р. Эн с долиной р. Вель, мы хотели распространиться еще к западу и оказать тактическую поддержку наступлению 18-й армии на фронт Мондидье – Нуайон.
Наши войска оставались господами положения как при наступлении, так и при обороне, несмотря на несколько неизбежных мимолетных кризисов. Они показали свое превосходство над французами и англичанами даже в тех случаях, когда последним помогали танки. У Шато-Тьерри американские войска, уже давно находившиеся во Франции, действовали храбро, но управление ими было плохое; они безрезультатно атаковали густыми массами наш редко занятый фронт. Здесь у наших солдат также создалось впечатление, что перевес находится на нашей стороне. Наша тактика оправдала себя во всех отношениях; наши потери, сами по себе весьма чувствительные, были очень невелики по сравнению с неприятельскими и большим числом захваченных пленных. Но остановка наступления не повсюду последовала вовремя. То тут, то там еще продолжали атаковать, когда уместно было уже перейти к обороне. Войска, за немногими исключениями, везде показали хорошую выдержку и настойчивость.
В общем, впечатление получилось очень благоприятное. Фронт кронпринца германского одержал при наступлении крупную тактическую победу. Противник был вынужден израсходовать более сильные резервы, чем затраченные нами. Париж находился под впечатлением поражения французской армии, и начался массовый выезд населения. Но в начале июня на заседании палаты депутатов, к которому я с большим напряжением прислушивался, не обнаружилось ни малейшего проявления слабости. Клемансо произнес следующие гордые и образцово-сильные слова: «Теперь мы отступаем, но мы никогда не сдадимся». И затем: «Мы одержим победу, если общественные силы будут на высоте». «Я сражаюсь впереди Парижа, я буду сражаться в Париже, я буду сражаться позади Парижа». «Вспомним о судьбе Тьера и Гамбетты: я не мечтаю о тяжелой и неблагодарной роли Тьера».
И после второго поражения в этом году Франция еще не проявляла склонности к миру.
В стратегическом отношении неблагоприятным для нас являлось то, что нам не удалось взять Реймс и продвинуться дальше в район окружающих его возвышенностей. Вследствие этого снабжение центра 7-й армии всецело ложилось на единственную ширококолейную железную дорогу, которая проходила восточнее Суасона из долины р. Эн в долину р. Вель. Чтобы поставить эксплуатацию железной дороги в независимость от случайностей, было решено восточнее провести между обеими долинами вторую соединительную ветку. Других ширококолейных железных дорог южнее р. Эн мы не могли проложить вследствие значительных затруднений, представляемых местностью. Еще одна ширококолейная железная дорога шла от Лана через Анизи прямо на Суасон, но здесь предварительно предстояло севернее Суасона восстановить туннель между долинами р. Элет и р. Эн, который был взорван. К левому крылу 7-й армии и правому 1-й армии подходила железная дорога с колеей в один метр ширины и несколько полевых узкоколеек, использование которых дало нам большое облегчение. Но эти линии предстояло еще продолжить через обе системы позиций и соединить их с эксплуатируемыми нами железными дорогами. Неблагоприятные условия железнодорожных сообщений вызывали большое напряжение работы нашего автомобильного транспорта, вследствие чего у нас обострился вопрос с горючим.
1 июня, как и предполагалось, мы протянули фронт нашего наступления к западу до впадения р. Элет в р. Уазу. Необходимая для этого перегруппировка артиллерийской ударной массы прошла без запинок. Бои распространились включительно до тех позиций, которые мы оставили в марте 1917 года при отходе «Альбериха» (см. схему 36).
Наступление 18-й армии между Мондидье и Нуайоном намечалось на 7 июня; 7-я армия должна была одновременно атаковать юго-западнее Суасона. Но на совещании в штабе 18-й армии, состоявшемся в начале июня, я убедился, что здесь не удастся своевременно закончить артиллерийскую подготовку. Усиление артиллерией за счет 7-й армии затянулось. Ввиду этого наступление было переложено на 9 июня. Это было невыгодно, так как при промедлении все более терялась тактическая связь с крупными боями между р. Эн и Марной; местная атака юго-западнее Суасона не окупала невыгод этого промедления. Противнику была облегчена переброска резервов. Несмотря на эти соображения, я все же остановился на позднейшем сроке, так как при наступлении мне приходилось отдавать решающее значение основательной подготовке, от которой зависел успех атаки и размер потерь.