При обсуждении операции я неожиданно получил телеграмму от верховного командования с назначением меня начальником штаба Южной армии.
Но генерал-фельдмаршал фон Гинденбург не хотел со мной расставаться и в особом докладе его императорскому величеству просил оставить меня при нем на моей прежней должности.
Я же тем временем, как когда-то в Инстербурге, попрощался со штабом и вступил в исполнение своих новых обязанностей, но теперь с уверенностью, что вскоре вернусь назад.
По пути в Карпаты, в Бреславле, я участвовал в совещании с генералом фон Конрадом и генералом фон Фалькенгайном, на котором в деталях были установлены развертывание и операция. Особенно обсуждалось снаряжение войск. Генерал фон Конрад не видел надобности в специальном горном снаряжении. Когда же я затем прибыл в район развертывания, необходимость в таковом сказалась, и я усердно приступил к его созданию.
В Венгрии, как затем и в освобожденном Семиградье, население нас принимало очень тепло. Но когда мы разрешили нашу задачу, чувство благодарности очень быстро испарилось. Имели место всевозможные случаи, которые отравляли жизнь нашим солдатам. У мадьяров сильны национальные чувства, но не хватало понимания общих интересов Австро-Венгрии и справедливых желаний и нужд многочисленных народностей, населявших Венгрию. Венгрия представляла более сильную часть двуединой монархии и злоупотребляла своим положением. Она – виновница несчастной внешней политики Австро-Венгрии по отношению к Сербии и Румынии. К сожалению, это в свое время не вызвало нашего протеста.
Штаб Южной армии находился в Мункаче. Генерал фон Линзинген и я объехали район развертывания и установили связь с соседними штабами и австро-венгерскими войсками, которые уже находились в горах и должны были войти в состав Южной армии.
О войсках недостаточно заботились, в отношении укрепления позиций делалось так же мало, как и для обеспечения помещениями. Многое надлежало упорядочить.
Однажды, будучи на рекогносцировке в лесистых горах, я повстречал часового. Он сделал мне доклад на каком-то чужом языке, я его не понял, не понял его и сопровождавший меня австро-венгерский офицер. Таким путем я получил представление о затруднениях, с которыми приходилось считаться в армии. Трудности увеличивались еще тем, что в полках национальности сильно перемешивались, чтобы делать их более надежными. Чешские и румынские полки перешли к неприятелю. Эти народности были теперь распределены по многим полкам. Но эта мера не помогла. Она сильно понизила внутреннее достоинство храбрых венгерских и особенно энергичных немецких полков и еще больше увеличила неудобство различия наречий.
Теперь, как и в сентябре, при поездке в Ней-Сандец я получил впечатление о полной отсталости народностей, которые не принадлежали к числу господствующих. Во время одной поездки я попал в деревню, населенную гуцулами. Убогие жилища этого несчастного племени навсегда останутся в моей памяти. Насколько иначе, благодаря мудрым мероприятиям государей, обстояли дела в Германии, и насколько выше стояли культура и развитие у нас по сравнению с Австро-Венгрией! Когда я увидел хижины гуцулов, мне стало ясно, что это племя не могло понимать, за что оно воюет. Австро-Венгрия бесконечно многое упустила, а мы, как союзная держава, не должны были этого допускать. Если бы двуединая монархия и австро-венгерская армия дали хотя бы половину того, что Германия могла по справедливости от них ожидать, то, конечно, не потребовалось бы такого количества германских войск на усиление австро-венгерского фронта, и мы могли бы тогда постоянно держать большие силы на западе. Австро-Венгрия жаловалась на то, что мы осенью 1914 года не разбили Францию и что она одна была принесена в жертву русскому превосходству сил. Для нас же было роковым, что мы были связаны с такими умирающими государствами, как Австро-Венгрия и Турция. Один еврей в Радоме сказал одному из моих сотрудников, что он не понимает, как такой жизненный и сильный организм, как Германия, может действовать совместно с трупами. Он был прав, но Германии не суждено было приобрести полных жизни боевых товарищей. Мы задались целью, хотя бы на время, влить в наших умирающих союзников новую жизненную энергию. Условия Австро-Венгрии я мог изучить только в течение войны, раньше мне к тому не представлялось случая. Меня поразил этот упадок. Наши ответственные лица видели, что Австро-Венгрия стала больным человеком в Европе, но не сделали отсюда правильных заключений. Мы должны были оставаться ей верными, но руководить ею, а не идти к ней в кабалу и не подчиняться ее господствующей, но односторонней политике.
Мое пребывание в Мункаче продолжалось недолго. К концу января я опять был в Познани на моей старой должности. В мое отсутствие было много тревог, но ничего существенного я не пропустил.
II
Тем временем Главнокомандующий на Востоке был извещен верховным командованием, что в первой половине февраля востоку будет предоставлено три новых и XXI армейский корпуса. Верховное командование сочло нужным сменить XXI армейский корпус новым ввиду комплектования его эльзаслотарингцами. Ненадежность на Западном фронте части солдат, происходивших из имперских провинций, росла по мере затяжки войны. Ввиду этого их по большей части назначали на восток. Это мероприятие распространилось и на многих верных эльзасцев и лотарингцев. Правильно судить о каждом в отдельности было невозможно. В 1918 году для наступления во Францию вся молодежь из восточных армий была переведена на запад, в том числе и соответственные возрасты эльзасцев и лотарингцев, на которые порой войска очень жаловались. На востоке эльзасцы и лотарингцы дрались безукоризненно, а XXI армейский корпус – выдающимся образом.
С верховным командованием было условлено, что эти четыре корпуса немедленно после высадки будут двинуты для нанесения удара расположенным против 8-й армии неприятельским силам. Опыт Танненберга и сражения в Мазурских озерах показали, что крупный и скорый успех может быть достигнут лишь при условии нападения на противника с двух сторон. Теперь явилась возможность сосредоточить сильную группу из трех армейских корпусов между Неманом и дорогой Инстербург – Гумбинен и наносить удар, охватывая в направлении на Тильзит, Владиславов и Кальварию. Другая группа, в состав которой входил XL резервный корпус, которому были еще приданы 2-я пехотная и 4-я кавалерийская дивизии, направлялась между озером Шпирдинг и границей через Бялу и Райгород на Августов и южнее. Одновременно противник должен был быть связан атаками на фронте.
На обоих крыльях противник был слаб. Мы могли надеяться выиграть значительное пространство прежде, чем главные силы неприятели оторвутся с атакованного фронта. Обе ударные группы должны были окружать противника, и чем раньше наступило бы окружение, тем было бы лучше для нас.
Если бы уничтожение противника удалось, то на очередь мог быть поставлен вопрос об атаке линии Осовец – Гродно, при условии оставления заслонов против Ковно и Гродно, чтобы открыть с тыла переправу через Бобр у Осовца. Предпосылкой являлось прочное удержание длинной линии фронта Влоцлавск – Млава – Иоганнесбург – Осовец.
Было бы еще лучше, если бы одновременно с ударом на восточной границе Восточной Пруссии, с фронта Влоцлавск – Йоханнесбург, началось бы продвижение к Нареву и атака Осовца. Я к этому стремился, – мы повсюду имели бы преимущество над русскими. Вопрос о том, можно ли было бы приступить затем к операции в тылу главных сил противника, находившихся западнее Вислы, оставался открытым. Но вождь должен задаваться таким широким ходом мыслей. Он не может жить сегодняшним днем, иначе будет ущерб для ведения войны и для войск. Жестокая действительность сама позаботится о том, чтобы предположения осуществлялись лишь в той мере, насколько у войск хватит сил для преодоления неприятельского сопротивления.
В связи с таким течением мыслей я проводил мероприятия, которые явились действенной помехой неприятельским планам, как это потом стало известно. Еще в 1915 году Антанта стремилась выиграть войну усилиями русских. По так называемому «гигантскому плану» великого князя, пока он с ограниченными русскими массами наступал в Карпаты, большие русские силы должны были перейти в наступление между Неманом и шоссе Гумбинен – Инстербург на слабое северное крыло 8-й армии, смять его, охватить армию и отбросить ее к Висле. Другие войска, главным образом сильные массы кавалерии, должны были нанести поражение слабым германским частям, находившимся между Млавой и Вислой, и вторгнуться в Западную Пруссию. Прусская территория к востоку от Вислы должна была быть захвачена и расположенные там германские войска уничтожены. В январе действительно почувствовалось усиление противника на левом крыле 8-й армии. Русский натиск в декабре 1914 года на линию Влоцлавск – Млава, может быть, входил в подготовку к этому плану. Финал одной операции был здесь, как и в Карпатах, увертюрой к новой операции. Выполнение «гигантского плана» пока находилось еще в зачатке. Но русские взоры уже направлялись на районы восточнее Вислы. С начала января русские начали уводить войска с фронта западнее Вислы, чтобы обратить их на север. Если нам удалось опередить своими действиями ходы противника, то пришлось считаться с возможностью сильных контратак как от Немана, так и от Нарева. Контратаки состоялись. Ярость и настойчивость, с которой они велись, создали для нас трудные моменты. Великий князь был настоящим солдатом и полководцем.
Прикрытие операции, с одной стороны, от Ковно и Олиты, а с другой – от Осовца и Ломжи, возлагалось преимущественно на части 8-й армии, освободившиеся вследствие сокращения фронта. При охватывающем движении обоих крыльев заслоны должны были слиться в общем направлении на Гродно.
Уже в начале февраля, во время развертывания четырех корпусов, из 9-й армии XX армейский корпус был переброшен на участок юго-восточнее Ортельсбурга. Он был наготове, чтобы наступать на Ломжу и Мышинец. Затем I корпус и 6-я кавалерийская дивизия последовали в Вилленберг. 3-я пехотная дивизия в Нейденбург и 1-я гвардейская резервная дивизия из армейской группы Воирша в район Сольдау. Развертывание этих частей могло быть закончено около 20 февраля. Перевозка их являлась намеренно запоздалой, так как мы боялись, что такие обширные переброски из оккупированной Польши не останутся тайными. Для обеспечения успеха я придавал большое значение сохранению тайны. В дальнейшем еще много дивизий было взято с фронта, находившегося западнее Вислы. Это являлось возможным, так как противник тоже ослаблял там свои силы. Изменение группировки сил совершенно меняло обстановку и требовало много внимания.