Неприятельская пропаганда и большевики, стремившиеся к мировой революции, в Германии преследовали одну и ту же цель. Англия преподнесла Китаю опиум[30], враги внесли к нам революцию, а мы приняли яд и распространяли его, как китайцы распространяют опиум.
Все сильнее разрушая пропагандой германский народ, германскую армию и флот, Антанта сумела сохранить в своих странах и своих войсках полную решимость к войне и возбудить против нас нейтральные государства.
Наша виновность в войне, бельгийские зверства, дурное обращение с пленными, наша политическая аморальность и коварство, наша лживость и грубость, господство произвола в Пруссии-Германии, порабощение германского народа, – все это было богатым материалом для пропаганды, искусно подобранным лживым врагом и ловко использованным против нас во всем мире. Наряду с этим лозунг о борьбе демократии против милитаризма, самодержавия и юнкерства, о борьбе за цивилизацию и за свободу малых народов и тому подобные идеалистические фразы должны были оказать огромное влияние на неясные умы. Общественное мнение всего мира находилось всецело под их влиянием. Так, например, для американских солдат война сделалась крестовым походом против нас.
В нейтральных странах мы оказались перед своего рода духовной блокадой. Путь к душе нейтральных народов был для нас закрыт. Мы не сумели его открыть. Мы одни поступали несправедливо, все действия Антанты с точки зрения морали имели оправдание и само собой разумелись. Германия насиловала весь мир, только политика Антанты преследовала поистине нравственные цели, направленные к счастью и свободе мира. Мы потеряли всякий кредит в нейтральных странах (теперь они, надо думать, разобрались в положении дел), а кредит противников необычайно возрастал. Конечно, у нас были также и друзья, но они не имели влияния.
Такая же работа велась в союзных государствах. Целью являлось разделение Германии и ее союзников.
Пропаганда была испытанным и могучим английским средством борьбы. Благодаря ей Ост-Индская компания достигла блестящих результатов при завоевании Индии. Пропаганда создала в Англии школу. Англия была единственным государством, которое уже давно, вполне сознательно и с поистине широким размахом пользовалось этим вспомогательным средством политической и военной борьбы для своей национальной политики, стремящейся захватить весь мир в сферу своего влияния.
«Держать чужие государства под угрозой революции – стало уже довольно давно ремеслом Англии», – сказал Бисмарк еще 60 лет тому назад. Он думал при этом о речи, произнесенной Каннингом 12 декабря 1826 года, когда во время публичного заседания нижней палаты премьер-министр грозил, что Англия имеет в своем распоряжении «мешок Эола» и может в любую минуту снять узду с революционных сил. Он сказал: «Если мы примем участие в какой-либо войне, под наши знамена соберутся все беспокойные, все, имевшие основание быть недовольными, или недовольные без основания тех стран, с которыми мы будем враждовать».
Еще до войны внимательным наблюдателям стала заметна пропаганда, которую вели наши теперешние враги. Уже тогда они начали планомерную работу. Ей в первую очередь Англия и Франция были обязаны успехами своей политики, между тем как наше мировое положение благодаря ей было подорвано. Предложенное русским царем разоружение было делом ее рук, точно рассчитанное на безрассудное легковерие многих наших общественных кругов. Сюда же относится и распространение в английских сферах книги Бернгарди. Лучше было бы, если бы она не была написана. Рейтер должен был помочь отрезать нас от всего мира. Влияние на мировую прессу стран, вошедших ныне в состав Антанты, ускользнуло, по-видимому, от внимания наших политических руководителей, хотя эта опасность достаточно часто отмечалась, точно так же, как не замечено было влияние французских культурных кругов на идейную жизнь важнейших городов в нейтральных странах.
Масонские ложи всего света уже давно работали под влиянием Англии, и таинственное могущество этого сильнейшего из всех тайных союзов использовалось на службе англосаксонской, следовательно, для нас – международной политики. Только прусские местные ложи остались свободны от этого влияния.
Во всех неприятельских странах были созданы сильные пропагандистские организации, находившиеся под руководством опытных государственных и политических деятелей. Они повсюду работали по одному плану, объединив свои силы, следуя ясным указаниям и располагая огромными денежными средствами. Они имели филиальные отделения в нейтральных государствах и работали, пуская и там корни со всей беззастенчивостью, свойственной Антанте. Специальные организации занимались оживлением национальных стремлений, как, например, в Польше и Латвии, а также, без сомнения, и среди народностей двуединой монархии, главным образом среди чехов и южных славян.
Между тем как на театре военных действий инициатива почти до самого конца оставалась в наших руках, в борьбе умов неприятель с самого начала вел атаку единым сомкнутым по всей линии фронтом и нашел себе союзников не только во множестве дезертиров в нейтральных государствах, но, к сожалению, встретил поддержку и в самой Германии.
Вся пропаганда находилась в Англии в руках лорда Бивербрука с тремя директорами, из которых лорд Нортклиф обрабатывал неприятельские страны, Киплинг – Англию и колонии, а лорд Ротермер – нейтральные страны. Англия специализировалась главным образом в области экономической и политической пропаганды, а военная и культурная пропаганда составляла неотъемлемое владение Франции. В этом типично выявляется мышление наших врагов. Америка, помогавшая первоначально только деньгами – она взяла на себя 50 % всех расходов на пропаганду, – позже также выступила с активным участием.
Италия, Бельгия и остальные союзники также развили оживленную деятельность на американские деньги.
Внутреннее революционизирование Германии все определеннее становилось конечной целью американской и английской пропаганды.
Ллойд Джордж знал, что он делает, когда по окончании войны выразил лорду Нортклифу благодарность от лица Англии за проведенную им пропаганду. Он был мастером массового гипноза.
Постепенно мы были так искусно опутаны неприятельской пропагандой, устной и письменной, шедшей к нам из нейтральных государств, главным образом через сухопутную границу Голландии и Швейцарии, а также из Австро-Венгрии и изнутри самой Германии и, наконец, воздушным путем, что в скором времени многие перестали различать, что являлось неприятельской пропагандой и что было их собственным ощущением. Пропаганда была для нас тем чувствительнее, что нам приходилось вести войну не многочисленными, а хорошими батальонами. Значение массы на войне бесспорно, без солдат вообще невозможна никакая борьба, но не в одной массе дело – важен дух, ее оживляющий. Это одинаково чувствуется в общественной жизни, как и на поле сражения. Мы боролись против всего мира и могли делать это со спокойной совестью, пока морально мы были способны к войне. До тех пор мы имели шансы на успех и, что то же самое, могли не покоряться уничтожающей воле неприятеля. С исчезновением нашей моральной боеспособности все совершенно изменилось. Мы уже не боролись до последней капли крови. Многие германские мужи уже больше не хотели умирать за свое отечество.
Разложение внутри страны в соединении с его влиянием на нашу боеспособность, борьба на внутреннем фронте и против духа войск были во всяком случае главными средствами, которыми Антанта стремилась нас победить после того, как она потеряла надежду победить на поле сражения. На этот счет у меня не было никаких сомнений.
Один дальновидный политический деятель Антанты весной 1918 года высказался следующим образом:
«Общий и основной взгляд руководящих государственных деятелей Антанты в Лондоне и Париже сейчас таков, что германская армия на Западном фронте непобедима в военном отношении. В то же время всякому ясно, что Антанта победит, и победит благодаря внутренним отношениям в Германии и нейтральных державах, которые должны привести к падению монархии. Не позже осени этого года в Германии начнется революция. Для нас совершенно ясно, что в Германии существуют влиятельные силы, для которых нет ничего хуже военной победы Людендорфа».
Это вполне совпадает со словами депутата ландтага Штребеля, редактора «Vorwarts», сказавшего в 1915 году:
«Я открыто признаю, что полная победа государства не отвечала бы интересам социал-демократии».
Мне не хотелось публиковать эти слова. Но истина остается истиной, а эти слова истинны.
VII
Ответственность за настроение внутри страны лежала на имперском канцлере. Верховное командование охотно взяло бы на себя непосредственно просвещение народа. Но, согласно закону, оно всегда обращалось к имперскому канцлеру и просило его о воздействии.
Ему нужно было уничтожить причины, к сожалению, слишком законного недовольства народа, вызванного главным образом всеми крайностями и уродствами военной промышленности. Ее отрицательные явления не могли не возбуждать сильного недовольства и ослабляли дух широких общественных кругов в такой степени, что это наносило неисчислимый вред нашей боеспособности. Жажда наживы и наслаждений, мысль о собственном «я» заглушали все благородные побуждения, но и нужда также их притупляла. Солдатам, находившимся на фронте, в окопах, приходилось опасаться, что другие отнимут у них их прежнее положение и заработок. Оглядываясь назад, приходится с глубоким волнением видеть, как исчезали германская любовь к правде и честности, требование личной безупречности и растворения в мысли о родине и как вырастало нечто совсем другое, чуждое германской психологии; личное благополучие стало высшим законом жизни.
Имперский канцлер должен был показать германскому народу, куда он идет, должен был разъяснить ему всю серьезность положения. Правительство должно было постоянно указывать народу на важность того, что стояло на карте, и на то, что сносный мир может быть достигнут только поражением врага, иначе условия мира будут нам навязаны. Только победа спасет нас от такого мира и даст иной.