Я всегда отдавал все свое внимание не офицеру генерального штаба, а всему офицерству. Оно всегда казалось мне столпом армии. В одном из моих последних докладов в октябре 1918 года я высказал мнение о решительном значении офицеров для возрождения страны.
Наши офицеры исполнили свой долг. Их огромные потери красноречиво свидетельствуют об этом. Тот факт, что многие офицеры были слишком неопытны, не может являться упреком для них. Это зависело исключительно от условий войны и огромных потерь. И эти неопытные офицеры умели храбро идти на смерть. В бою, нужде и опасности солдат всегда обращался к своему офицеру, как бы он ни был молод, и брал с него пример. Пусть офицеры не сумели найти верного тона с подчиненными, пусть даже отдельные офицеры были глубоко виноваты перед ними, на поведение офицерского корпуса в целом это не может бросить тени. Все было так хорошо, как только могло быть при данных условиях войны.
За долгое время позиционной войны опека над младшими начальниками приняла опасные размеры. Это было чрезвычайно уродливое явление, находившее себе объяснение в необыкновенно сильном развитии телефонных сообщений, а отчасти в неопытности младших начальников. Каждый начальник нуждается в просторе для своей работы. Я все время воздействовал на командный состав и на генеральный штаб в том смысле, чтобы в этом отношении не применялись какие-либо ограничения, противные самому существу войны.
Подготовка армии для обороны являлась для верховного командования колоссальной работой. Я получил удовлетворение в том отношении, что штабы армий Западного фронта разделили точку зрения, которая лежала в основе наших мероприятий.
К исходу января 1917 года, конечно, ничего не было еще доведено до конца. Новые формирования и реорганизация были в полном ходу. Армии начинали лишь постепенно крепнуть. Части слишком сильно пострадали. Основные положения новых наставлений были усвоены, но не сделались еще общим достоянием войск. Военное снаряжение все еще хромало. Напряженное состояние на Западном фронте не было окончательно ликвидировано, несмотря на все усилия и усиленную работу.
По таким же принципам, как на западе, велась усердная работа на востоке и в Румынии. Изменение их, соответственно потребностям данного театра военных действий, было предоставлено Главнокомандующему на Востоке и генерал-фельдмаршалу фон Макензену. Состояние находившихся там войск было, в общем, такое же, как и на западе.
Были сделаны шаги по обучению австро-венгерской армии. Ее силы росли медленно.
Генерал фон Белов принялся также за болгарскую армию, но язык и народные чувства болгар отделяли их от нас. Вследствие недоверия болгар к германской опеке нам было трудно завоевывать там почву. Все же стойкость болгарских войск начала повышаться, хотя их командование не делало для этого ничего существенного.
Из всех турецких командующих армиями один Лиман-паша работал с известным успехом над обучением армии. Турецкие дивизии в Галиции и Румынии были обучены по германскому образцу. Их состояние было удовлетворительное, но на остальных театрах войны оно продолжало оставаться на низком уровне, несмотря на все усилия турецкого генерального штаба.
Верховное командование испробовало все, чтобы улучшить военный аппарат. Попытка усилить его количественно путем образования польской армии, чтобы сравняться с неприятелем, потерпела тем временем полное фиаско.
X
В четверном союзе витала мысль об использовании для ведения войны способных носить оружие освобожденной нами от русского ига Польши. Она приходила мне в голову и раньше, и я оказывал содействие набору в польский легион. Правда, дело шло плохо. Организация польского легиона, состоявшего преимущественно из галицийских поляков, должна была остаться в прежнем виде, русские же поляки держались совершенно особняком.
В первый период войны Польша рассчитывала получить самостоятельность при помощи России. Изданный великим князем Николаем Николаевичем манифест обещал восстановление королевства в прежних границах под скипетром русского царя и, без сомнения, произвел глубокое впечатление на всех поляков. Теперь военное положение совершенно изменилось. Только идя вместе с центральными державами, они могли рассчитывать на самостоятельность своего народа, при условии, что Россия будет разбита. Нам надо было стремиться к этому по военным соображениям. Мне казалось возможным, что Польша отдаст своих сынов, чтобы освободиться от России. В этом, как и во многом другом, ее интересы совпадали с интересами центральных держав.
Когда я занял 29 августа пост первого генерал-квартирмейстера, между имперским канцлером и бароном фон Бурианом, общим министром иностранных дел двуединой монархии, уже состоялось 11 августа в Вене соглашение, по которому Германия и Австро-Венгрия обязывались создать самостоятельное польское королевство с наследственной монархией и конституционным образом правления, с единой армией, руководство которой должно было лежать в руках Германии. Оба монарха должны были объявить в ближайшем будущем о своем намерении основать это национальное государство, осуществление конституции которого предполагалось на некоторое время отложить. Вильно также было обещано Польше, границы которой предполагалось отодвинуть возможно дальше на восток, поскольку это удастся осуществить в мирном договоре.
Будущая Польша должна была войти в союз обеих империй и соответственно ориентировать свою иностранную политику.
Обе центральные державы взаимно гарантировали находившиеся в их владении польские земли и обсуждали исправление границ за счет русской Польши, необходимое в целях обеспечения военных интересов их территории. Эти исправления должны были ограничиться лишь самым необходимым в военном отношении. Г-н фон Бетман много раз спрашивал меня осенью 1914 года и в течение 1915 года о моих взглядах на проведение границы.
Взгляды на экономическое будущее Польши расходились. Г-н фон Бетман мечтал о таможенном союзе с Германией. Граф Буриан находил это требование чрезмерным и стремился к таможенной самостоятельности Польши.
По обоюдному желанию было установлено возможное смягчение таможенного и транспортного разграничения между территориями, находившимися в германском и австро-венгерском управлении.
Особых оговорок, на случай маловероятного сепаратного мира с Россией, сделано не было.
Было ясно, и за это говорит характер как г-на фон Бетмана, так и барона Буриана, что этому соглашению предшествовали очень долгие обсуждения, вероятно еще с 1915 года.
Как бы то ни было, 5 апреля 1916 года имперский канцлер заявил, что польский вопрос выдвинулся в порядок дня, и Германия и Австро-Венгрия должны найти его решение.
Варшавский генерал-губернатор тоже занялся вопросом о создании польской армии и пришел к необычайно благоприятным выводам.
Таким образом, по соглашению между руководящими государственными деятелями было решено основание Польского королевства с собственной армией. Генерал-губернатор Польши считал образование польской армии не только возможным, но и открывающим, по его наблюдениям, большие перспективы. Чрезвычайно напряженное военное положение делало уравнение сил более чем необходимым для четверного союза. На верховном командовании лежал долг – дать дальнейшее течение вопросу о создании польской армии. Всякое промедление было бы ошибкой; ведь вопрос все время шел о победе или поражении, о смерти или жизни германского народа. Над будущими днями будут довлеть свои заботы. Наше военное положение в начале сентября слишком рельефно подчеркивало нам окружавшую нас опасность.
Вскоре в Плессе состоялся ряд совещаний по польскому вопросу с ответственными за политику и ведение войны в Германии и Австро-Венгрии лицами и с генералом фон Безелером, причем для меня представлял интерес только вопрос о польской армии как новом источнике сил для ведения войны.
Генерал фон Безелер остался на своей доброжелательной точке зрения, хотя генерал фон Конрад настойчиво предостерегал от всякого оптимизма. Основной предпосылкой полного успеха генерал фон Безелер считал провозглашение королевства и образование в Польше единого управления с присоединением Люблинского генерал-губернаторства к Варшавскому. Только тогда поляки увидят, что центральные державы серьезно приступили к осуществлению польских планов. По-моему, также в этом заключалась суть дела. В интересах образования польской армии я горячо выступил против барона Буриана в защиту соединения обоих генерал-губернаторств. Руководящие государственные деятели не пошли на слияние. Для барона Буриана стремления двуединой монархии и боязнь внутренних осложнений стояли выше интересов ведения войны. Проект соединения обоих генерал-губернаторств, защищавшийся верховным германским командованием и генералом фон Безелером, был положен под сукно. Несмотря на это, генерал фон Безелер считал возможным создать армию, если центральные державы провозгласят образование польского королевства. Он предложил сформировать сначала 4–5 дивизий, основанием которых должен был явиться польский легион. Он рассчитывал предоставить их в распоряжение верховного командования в апреле 1917 года и приступить тогда к дальнейшим формированиям. Это было немного, но можно было надеяться на большее. Война могла тянуться еще годы. Приходилось идти навстречу всякой возможности притока новых сил. Военная обстановка повелевала согласиться на предложение генерала фон Безелера. Верховное командование вступило на путь, возможность которого доказывал фон Безелер[34].
После этого имперское правительство перешло к выполнению программы г-на фон Бетмана и барона фон Буриана по созданию Польского королевства, а мы с генералом фон Безелером и австро-венгерским верховным командованием обсуждали вопрос о формировании польской армии.
Помощник статс-секретаря Ваншаффе просил меня высказать министру фон Лебелю мое мнение о необходимости польской армии. Я исполнил его просьбу и в частном письме мотивировал эту необходимость железными требованиями войны на человеческий материал.