Третий из интересовавших меня летом 1917 года вопросов был эльзас-лотарингский. Верховное командование могло смотреть на него только с одной точки зрения, а именно с военной, защищать которую входило в его обязанности. Впечатления, которые я получил за время командования бригадой в Страсбурге, и многочисленные печальные происшествия последней войны, относившиеся к Эльзас-Лотарингии, не возбуждали во мне никакого сомнения, что Эльзас-Лотарингия, как имперская провинция, по своему государственному положению являлась гермафродитом; это положение не отвечало и интересам населения. Рейхстаг слишком много с нею нянчился. Он проводил неясную и слабую политику, которая никого не могла удовлетворить. Я мечтал о присоединении Эльзас-Лотарингии к Пруссии, что отнюдь не должно было означать «опруссачения» ее населения. Пруссия включила в себя Рейнскую провинцию, что нисколько не помешало населению сохранить свою своеобразность и даже энергично развиваться. Почему же Эльзас-Лотарингия не могла, на благо своего населения, последовать по тому же пути, если оно и по своему расовому происхождению и экономически было тесно связано с Германией. Можно было найти и другое решение этого вопроса. Но единство командования стоящими на границе войсками, единство пограничной охраны и общее управление железными дорогами должно было быть обеспеченным. Однако если действительно во всех частностях, в корне, рассмотреть эльзас-лотарингский вопрос, то какое-либо иное, не прусское, его решение окажется связанным с большими трудностями.
С военной точки зрения я высказался против автономии как наименее удачного решения. Но на чем бы мы ни остановились, основа должна была бы быть та же, а именно борьба с противозаконным французским влиянием, и противоставление ему германского; начать, по-моему, надо было с онемечения духовенства и чиновничества. Духовенство все еще комплектовалось из французских учебных заведений, равно как и некоторые организации сестер и учительниц. Против этого прямо вопияли камни! Неужели Германия не могла дать таких же хороших духовных лиц, сестер и учительниц? Чиновничество также должно было носить в себе больше германского духа! Он далеко не всюду оказывался удовлетворительным. Старогерманские чиновники выполняли свой долг. Конечно, для дальнейшей германизации можно было обойтись и без достойных мужей, рождавшихся восточнее Эльбы, которые так бесконечно много сделали для величия Германии, но со своими упрямыми понятиями в Эльзас-Лотарингии, пожалуй, действительно оказались бы на месте. Но Рейнские провинции и Южная Германия могли выставить достаточные силы.
Наконец, французская недвижимость в Эльзас-Лотарингии должна была перейти в германские руки в соответствии с тем толкованием права войны, которое было продекларировано Антантой. Этим путем приобретались и земельные участки для столь желанного поселения германских солдат.
Борьба, направленная против частной собственности, была одной из чудовищностей этой войны. В 1870–1871 годах немцы были высланы из Франции, и тогда это показалось чувствительным посягательством на международное право. Но частной собственности этих немцев Франция не затронула. С началом этой войны Англия очень скоро приступила к ликвидации немецких предприятий, чем ясно обнаружила, какие причины побудили ее вступить в войну. Она хотела устранить навсегда тяготившую ее немецкую конкуренцию. Примеру Англии последовали все государства Антанты. Черные списки имели ту же задачу и отчасти должны были еще сильнее обострить действенность блокады. Они очень серьезно затрагивали интересы нейтральных стран, но последние молчали! Война народов постепенно принимала все более чудовищные формы.
Мне представлялось необходимым, чтобы между высшей военной и гражданской властью господствовало единение во взглядах относительно будущего Эльзас-Лотарингии. Генерал-фельдмаршал герцог Альбрехт Вюртембергский, который с весны 1917 года был представителем военной власти в Эльзас-Лотарингии, должен был получить определенные указания. Я обратился к правительству и предложил созвать совещание. Совещание состоялось, но разъяснения не внесло.
Сражение во Фландрии и развал России летом и осенью 1917 года
I
Удар англичан 7 июля в выступе у Витшате явился первой ласточкой; после длившейся целый день артиллерийской подготовки 31 июля началось Фландрское сражение, которое было вторым крупным стратегическим предприятием Антанты в 1917 году: борьба за окончательную победу и за захват базы нашего подводного флота во Фландрии. Бои постепенно растянулись по всему Западному фронту, перекинулись на Итальянский и Македонский фронты и в дальнейшем даже в Палестину.
Бои на Западном фронте являлись для нас тяжелыми как никогда и сопровождались такими огромными потерями, каких еще ни разу не испытывала германская армия. Несмотря на это, верховное командование не могло усилить Западный фронт войсками с востока. Нам надо было наконец завершить всю свою работу на востоке, а для этого мы должны были быть там достаточно сильными. Надо было разбить Россию и Румынию, чтобы затем в 1918 году завершить войну на западе посредством наступления во Франции, при поддержке подводной войны, если последняя к тому времени все еще не окажет ожидаемого действия. Военная обстановка требовала, чтобы я взвалил на себя тяжелую ответственность; она так меня давила, что я начал даже колебаться. Но мне надо было идти на это, так как иначе в 1918 году сложилась бы слишком большая угроза. Само собой разумеется, что верховное командование не ослабило Западный фронт ни на одного человека, который не был бы крайне необходим в других пунктах. В течение Фландрского сражения германский кронпринц часто предупреждал меня, чтобы верховное командование не перешло границ в напряжении борьбы на западе. Я отчетливо понимал, что делало верховное командование, учитывавшее обстановку будущего 1918 года и подвергавшее войска на Западном фронте невероятному обременению: я усматривал грядущую опасность, коль скоро подводная война не окажет своего воздействия. Но я, во всяком случае, не принадлежу к числу тех, которые отступают перед опасностью; я был на своем посту, чтобы преодолеть таковую и сделать все возможное, чтобы отвратить большое несчастье от отечества (см. схему 21).
На востоке мы должны были продолжать обмолачивать Россию и наносить ей новые удары, чтобы развалить этот колосс. Еще во время операции в Восточной Галиции я запросил по телефону полковника Гофмана, какого он мнения о форсировании Западной Двины выше Риги. Конечно, для этой операции были нужны войска, которые в данный момент еще вели бои в Галиции. Полковник Гофман сразу же откликнулся душой и сердцем. Главнокомандующий на Востоке немедленно приступил к первоначальным подготовительным мероприятиям. Когда в первых числах августа выяснилось, что наступление в Восточной Галиции и в Буковине надо приостановить и что о его возобновлении нечего и думать до восстановления железных дорог, Главнокомандующему на Востоке были даны указания форсировать Западную Двину. Я тогда рассчитывал, что это произойдет около 20 августа, и надеялся вскоре освободить оттуда войска. Таким образом, к середине или концу сентября, когда железные дороги южнее Днестра будут восстановлены, у меня имелась бы уже возможность возобновить операции из Буковины и через Серет в направлении на Молдавию. Для этого войска должны были быть вновь переброшены от Риги на юг.
Время от 31 июля и до начала сентября включительно было периодом величайшего напряжения. 31 июля англичане, левое крыло которых было усилено несколькими французскими дивизиями, атаковали во Фландрии – на фронте протяжением в 25 километров. При этом они ввели в бой такую сильную артиллерию и израсходовали такое количество снарядов, какое до сих пор было редким явлением даже на западе. По всему фронту противник вел во многих местах танковые атаки. Его кавалерийские дивизии стояли наготове, чтобы броситься вперед. 4-й армии, начальником штаба которой тем временем был назначен полковник фон Лосберг, введя в бой свои активные дивизии, удалось ограничить неприятельский успех местными пределами. Но в результате, помимо того, что нам пришлось отступить на 2–4 километра по всему атакованному фронту, мы понесли тяжелые потери как пленными, так и материальной частью и израсходовали много резервов.
В августе бои разгорелись во многих пунктах Западного фронта. 10-го числа Антанта вновь атаковала во Фландрии; 31 июля и ей стоило тяжелых потерь. 10 августа протекло для нас успешно, но 16-го на нас обрушился новый большой удар. Англичане овладели пространством до Пелькапеллэ включительно, и только при напряжении всех имевшихся сил нам удалось их оттеснить на самое короткое расстояние. В течение следующих дней боевая деятельность была менее напряженной. Но 22 августа опять было тяжелым боевым днем. 25 августа закончился второй период Фландрского сражения, который нам дорого обошелся.
Южнее 15 августа несколько английских дивизий вновь атаковали нашу позицию севернее Ленса и вырвали у нас важную высоту.
На старом поле сражения у Арраса, по обе стороны р. Скарп, неприятельское наступление, предпринятое 9 августа, потерпело неудачу.
В конце августа французы тщетно атаковали позицию Зигфрида севернее Сен-Каптена, но это являлось пустяком.
Несколько вспомогательных французских атак было направлено на хребет Шмен-де-Дам (см. схему 22).
Главный удар Франция нанесла 20 и 21 августа в районе Вердена. Для 5-й армии атака не явилась внезапной. Определенные участки, как, например, кряж Талу, были своевременно очищены, распоряжение для чего и подготовка были выполнены нами за несколько недель. Но французы все же при последовавшем натиске, в данном случае не поддержанном танками, глубоко врезались в наши позиции. На левом берегу, непосредственно у Мааса, одна дивизия оказалась не на высоте боевых требований, на правом – счастье нам также не благоприятствовало, несмотря на то что здесь, как и во Фландрии, было сделано все, чтобы исключить возможность неудачи. 21 и 26 августа противники также одержали успех, и мы понесли значительный урон. Французская армия опять стала способной к наступлению. Она сумела быстро преодолеть упадок духа. Как раз в эти дни государственные лица в Париже вырабатывали условия мира, находившиеся в несоответствии с военным положением Антанты.