В январе 1940 года 2-му бюро срочно потребовалось заменить некоторые детали в одном из криптографов. Была послана срочная телеграмма в Стокгольм. Прошло несколько недель, а ответа не последовало. 2-е бюро весьма обеспокоилось, поскольку к этому времени вышла из строя уже вторая машина. Снова была послана телеграмма, и снова ответа получено не было. Тогда один из шведских агентов 2-го бюро отправился лично на завод. Сперва ему ответили, что фирма испытывает затруднения с доставкой, а затем управляющий заявил, что фирма не имеет необходимых материалов и что выполнение заказа придется отложить на некоторое время.
2-е бюро очутилось в критическом положении. К концу апреля работали только два из шести криптографов, да и они справлялись с заданиями весьма медленно. На передачу телеграмм, которые необходимо было отправить в течение нескольких часов, затрачивались целые дни. Стокгольмский агент снова произвел кое-какие расследования на стороне. В итоге он установил, что незадолго до начала войны большая часть акций фирмы была закуплена одним германским банком. Все стало совершенно ясным и понятным.
Французская разведка узнала об этом 18 мая, и это было плохим предзнаменованием.
Пять дней спустя Рейно появился в сенате и произнес речь, которая заканчивалась следующими знаменательными словами: «Если завтра кто-нибудь скажет мне, что для спасения Франции нужно чудо, — я отвечу ему: я верю в чудо, ибо я верю во Францию».
Слово «завтра» обеспокоило сенат. Спустя несколько часов речь появилась в газетах, но без этой фразы.
Для спасения Франции действительно необходимо было чудо. Всего только 13 дней назад закончился период, который во Франции был прозван «шутливой войной», а в Соединенных Штатах «игрушечной войной». 10 мая Гитлер вторгся в Голландию, Бельгию, Люксембург.
11 мая Франция и Англия обещали помощь странам, подвергнувшимся вторжению. 18 мая противник уже прорвался на французскую территорию. Гамелен издал свой знаменитый приказ: «Смерть или победа!».
Премьер Рейно обратился к маршалу Петэну с просьбой прибыть из Мадрида, где он был послом, и войти в правительство. 20 мая Гамелен был отстранен от должности, а главнокомандующим был назначен Вейган. 21 мая на фронт выехал маршал Петэн. 22 мая Вейган заявил Рейно, что он не уверен в том, что сможет удержать фронт. Не прошло и 24 часов, как он послал в Париж курьера с предупреждением о том, что он более не может гарантировать безопасность Парижа, поскольку не исключено, что отдельные танковые колонны противника прорвутся к столице.
Это было именно в тот самый вечер, когда Рейно произнес свою речь.
В тот же вечер 2-е бюро начало упаковывать свое имущество. Прежде всего, предстояло вывезти архивы. Они находились в огромных стальных сейфах, стоявших вдоль стен бесконечных коридоров третьего этажа здания на бульваре Сен-Жермен.
Каждый сейф имел особый замок. Он мог быть открыт лишь при наборе соответствующей комбинации букв и цифр, которая менялась, по крайней мере, не реже одного раза в месяц. Но и это еще не все: замок открывался лишь двумя ключами одновременно. Один из ключей находился у того начальника отдела, который ведал документами данного сейфа. Другой ключ — либо у полковника Гоше, либо у одного из его заместителей. Вот почему для того, чтобы открыть все сейфы и уложить все их содержимое в ящики, потребовалось… 18 часов. Когда же все было, наконец, готово, 2-е бюро получило указания от Рейно о том, что оно остается в Париже. Ящики были распакованы. Причиной отмены приказа послужило то обстоятельство, что немцы, как тогда казалось, двигались по направлению к Ла-Маншу, а не шли на Париж. Однако повседневная деятельность 2-го бюро значительно усложнилась. Генеральный штаб, который обычно находился в Шантильи (т. е. всего лишь в нескольких милях от Парижа), в конце мая был тайно переведен в Куломнье (в 30 милях от Парижа). Поскольку между 2-м бюро и генеральным штабом должна была постоянно существовать тесная связь, то некоторые офицеры 2-го бюро оказались вынужденными без конца курсировать между Куломнье и Парижем.
19 мая маршал Петэн вошел в правительство в качестве Заместителя премьера, Мандель стал министром внутренних дел. Мандель немедленно взялся за дело. Через два часа после своего назначения он уволил начальника политической полиции предателя Буссьера, который при предшественнике Манделя министре Сарро весьма усердно защищал интересы Гитлера. Буссьеру было предложено немедленно покинуть здание полиции, причем ему не разрешили даже перед уходом зайти в свой личный кабинет, где уже находился сменивший его начальник Винтер.
В тот же день во 2-м бюро раздался телефонный звонок. Мандель просил немедленно откомандировать в его распоряжение одного из сотрудников разведки в качестве офицера связи. Сотрудник был послан. Он поразился неожиданному стремлению Манделя столь тесно сотрудничать со 2-м бюро. Ведь было отлично известно, что вновь назначенный министр неоднократно и резко критиковал французскую разведку. Все помнили также публичное заявление Манделя о том, что он считает разведку сборищем сумасбродных офицеров, которые давно уже мертвы для дела и сами того не сознают. Естественно, что такая критика не делала его слишком популярным в среде руководства 2-го бюро.
Тем не менее, офицер связи очень быстро оценил по заслугам огромные способности и энергию Манделя.
Министр был еще не стар, но он никогда не казался молодым. Он был бледен, как будто ему всегда было холодно. Он всегда носил черный костюм и чрезвычайно высокий воротник со старомодным галстуком. Его начальник Клемансо был в свое время широко известен тем, что требовал максимального усердия от людей, работавших по его поручениям. Мандель считался одним из немногих, кто мог удовлетворить даже «старого тигра». Когда Клемансо пал, Манделю тоже пришлось уйти, и хотя он официально находился не у дел, но фактически продолжал работать на благо Франции.
Жил он в аристократическом квартале, на улице Виктора Гюго. Его весьма неуютная квартира была одновременно его конторой. Единственное лицо, которому Мандель полностью доверял, был его слуга, старый молчаливый человек.
Казалось, что Мандель работал круглые сутки напролет. Его часто видели за служебным столом до четырех часов утра, после чего он вновь принимался за дело в семь часов утра. Нередко под различными предлогами крупные компании предлагали ему взятки. Он всегда отказывался с негодованием. Его нельзя было подкупить ни деньгами, ни лестью.
В 1916 году, по приказу Клемансо, он начал собирать сведения о различных видных политических деятелях, офицерах и т. д. Свою картотеку он постоянно обновлял и пересматривал. Ибо, подобно Клемансо, он чувствовал, что Франция даже по окончании войны должна быть настороже, если не хочет стать жертвой нового преступления, совершенного стремящейся к реваншу Германией. И подобно своему начальнику, Мандель был уверен, что немалая доля опасности исходит от врагов, находящихся в самой стране, а не вне ее. Следить за этими врагами, собирать о них все компрометирующие их сведения — к этому стремился Мандель с редким упорством.
В начале 1930 года ему предложили пост министра связи. Именно это министерство работало скандально плохо. В короткий срок Мандель упорядочил всю его деятельность, реорганизовал почту, телеграф и радио. Но он сделал не только это. Он использовал свое служебное положение для пополнения своей картотеки, прозванной в Париже «черным кабинетом Манделя». У него были исключительные способности в подборе энергичных людей на руководящие посты, и притом людей, на которых он мог положиться. Этим людям он предоставлял все возможности для подслушивания телефонных разговоров, причем все наиболее интересное они затем сообщали лично ему. Разумеется, этот факт вызывал бурю негодования в среде его противников. Но Мандель таким путем получил новый и дополнительный материал для своего «черного кабинета».
На посту министра связи он оставался недолго, так как правительства во Франции менялись часто. Но даже после того, как он ушел в отставку, многие из его сотрудников продолжали сообщать ему ценные сведения.
Позднее, в середине 30-х годов, Мандель стал министром колоний. Он вновь проделал исключительную работу по реорганизации и этого отсталого, запущенного ведомства. И вновь он использовал свое положение для сбора ценных и нужных материалов.
Политический вес Манделя был невелик. Он являлся членом палаты депутатов и руководителем небольшой группы независимых республиканцев, располагавших в парламенте всего 12 мандатами.
Но его действительное влияние было значительно больше, и заключалось оно в его безграничной осведомленности. Казалось, он знал все обо всех, начиная от частной жизни любого политического деятеля и кончая его материальным положением, его связями и планами. Он был наилучше информированным человеком во Франции.
Для тех, кто не удовлетворялся создавшимся положением в стране, Мандель стал своего рода символом борьбы. Характерная деталь: он был единственным крупным деятелем, чей номер телефона и адрес открыто значились в телефонной книге. Он отвечал на каждый телефонный звонок, на каждое письмо. Он всегда охотно выслушивал всех. Ему писали и к нему приходили многие люди, в том числе и те, кого он никогда не видел, и кто знал его самого только понаслышке. Вокруг него сплачивалась небольшая группа надежных людей. Эти люди находились в любом министерстве Франции, во французских посольствах, миссиях и консульствах, в политической полиции и во 2-м бюро, в редакциях газет и в конторах банков. Это были люди, которые чувствовали, что Франция идет к катастрофе. У Манделя было особое чутье на информацию, которая на первый взгляд казалась незначительной, но в дальнейшем неизбежно становилась весьма важной. Такие сведения он и получал от этих верных своих людей. Раз услышанное он никогда больше не забывал. В парламенте о нем говорили: «Мандель знает Францию, как содержимое собственного кармана».
Когда 19 мая 1939 года он вошел в здание министерства внутренних дел, его приветствовала группа репортеров. Он заявил им, как обычно, что у него нет времени для интервью.