Такая попытка обобщения сразу же вызывает вопрос: как это соотнести с мальчиками, с их бесспорно сохраняющейся и уж точно не менее интенсивной привязанностью к матери? Так же быстро готов и ответ: потому что им удается покончить со своей амбивалентностью в отношении нее, благодаря чему все свои враждебные чувства они сосредоточивают на отце. Но, во-первых, нельзя это предполагать, покуда обстоятельно не изучена предэдипова стадия мальчиков, и, во-вторых, следует, вероятнее всего, вообще из осторожности признать, что процессы, с которыми мы только что познакомились, еще недостаточно хорошо изучены.
Очередной вопрос гласит: чего желает маленькая девочка от матери? Какова ее сексуальная цель в период безраздельной привязанности к ней? Ответ, следующий из психоаналитического материала, вполне соответствует нашим ожиданиям. Сексуальные цели девочки относительно матери бывают как активной, так и пассивной природы и определяются фазой либидо, которую проходит ребенок. Соотношение активности и пассивности заслуживает здесь нашего особого внимания. Можно без труда наблюдать, что в любой области душевных переживаний, не только в сфере сексуальности, выглядящее пассивным впечатление вызывает у ребенка стремление к активной реакции. Он пытается сам сделать то, что было проделано только что или в данный момент с ним. Это – та часть работы по овладению внешним миром, которая выпала на его долю и которая способна даже привести к тому, что он озаботится повторением таких впечатлений, которые из-за их мучительного содержания он имел вроде бы основания избегать. Даже детская игра ставится на службу этому намерению дополнить пассивное переживание активным действием и в то же время тем самым ликвидировать его. Если доктор раскрыл рот сопротивляющегося ребенка, чтобы заглянуть ему в горло, то после его ухода ребенок играет роль доктора и повторяет насильственную процедуру на меньших братишках и сестренках, которые столь же беспомощны по отношению к нему, как он сам был по отношению к доктору. Протест против пассивности и предпочтение активных ролей при этом очевидны. Не всем детям этот переход от пассивности к активности удается одинаково регулярно и решительно, у некоторых он может не наступать. Исходя из такого поведения, можно сделать вывод об относительной силе мужественности и женственности, которую ребенок проявит в своей сексуальности.
Первые сексуальные или сексуально окрашенные переживания ребенка относительно матери, разумеется, пассивной природы. Она кормит его грудью, предлагает пищу, содержит в чистоте, одевает и приучает к отправлению нужды. Часть либидо ребенка закрепляется за этими операциями и пользуется связанными с ними удовольствиями, другая часть испытует себя в своем переходе к активности. Что касается материнской груди, то начальное кормление сменяется активным сосанием. В других отношениях ребенок довольствуется или независимостью, что означает: он сам осуществляет то, что до этого совершали с ним, – или активным воспроизведением своих переживаний пассивности в игре, либо делает взаправду мать объектом, в отношении которого он выступает как деятельный субъект. Последнее, касающееся области реальной деятельности, казалось мне долгое время невероятным, пока опыт не опроверг все сомнения в нем.
Редко услышишь о том, что маленькая девочка хочет мыть, одевать мать или напомнить ей о необходимости сходить на горшок. Иногда, правда, она говорит: «Теперь мы будем играть – я буду матерью, а ты ребенком», но в большинстве случаев она реализует такие активные желания косвенным путем в игре, в которой изображает саму мать куклой-ребенком.
Предпочтение девочкой игры в куклы, в отличие от мальчика, принято рассматривать как признак рано пробудившейся женственности. Для этого есть основания, только не следует упускать из виду, что здесь проступает как раз активность женственности и что такая склонность – свидетельство, вероятнее всего, безраздельной привязанности девочки к матери при полном пренебрежении отцом в качестве объекта любви.
Столь нежданная сексуальная активность девочки по отношению к матери проявляется со временем в оральном, садистском и даже в конечном случае в генитальном устремлении, направленном на нее. О деталях говорить в этом случае удается только с трудом, ибо зачастую речь идет о смутных порывах влечений, которые ребенок не в состоянии психически воспринять за время, выпадающее им, и которые поэтому стали известны лишь благодаря последующей интерпретации, а затем в ходе психоанализа обрели четкую форму, которая изначально им, конечно же, не была свойственна. Подчас они предстают перед нами в виде перенесений на более поздние объекты из отцовского ряда, где они неуместны и ощутимо мешают своему толкованию. Агрессивные оральные и садистские желания обнаруживают себя в той форме, к которой их принудило преждевременное вытеснение в виде страха быть убитым матерью, который, в свою очередь, если он осознается, оправдывает желание ее смерти. Не удалось выяснить, как часто такой страх смыкается с бессознательной враждебностью к матери. (Страх быть съеденным, который до сих пор я обнаруживал только у мужчин, у женщин относится к отцу, но, вполне вероятно, является продуктом преобразования оральной агрессии, направленной на мать. Желают скушать мать, от которой получали пищу; что касается отца, то для такого желания недостает подходящего повода.)
Лица женского пола с сильной привязанностью к матери, у которых мне удалось исследовать предэдипову стадию, в один голос говорили, что обычно они более всего сопротивлялись клистирам и брюшным компрессам, которые ставила им мать, и реагировали на это со страхом и с криками ярости. Это, пожалуй, является очень частым или даже закономерным поведением детей. Понимание причин такого, особенно резкого, противления я обрел лишь благодаря замечанию Рут Мак-Брунсвик, которая тогда занималась этой же проблемой. Она намеревалась сравнить припадок бешенства после клизмы с оргазмом после раздражения гениталий. Страх при этом следовало, видимо, понимать как преобразование активного удовольствия от агрессии. Полагаю, что это действительно так и что на садистско-анальной ступени интенсивное постороннее раздражение брюшной зоны реагирует всплеском агрессивного удовольствия, которое проявляется прямо как ярость или – из-за своего подавления – как страх. Видимо, в последующие годы эта реакция иссякает.
Среди пассивных побуждений фаллического периода особенно заметно, что девочка постоянно упрекает мать в совращении, потому что была вынуждена пережить первые или же наиболее сильные генитальные ощущения во время проведения матерью (или заменяющей ее няней) ее мытья и ухода за телом. То, что ребенку эти ощущения нравились и он понуждал мать усилить их с помощью повторных касаний и поглаживаний, мне часто рассказывали сами матери, наблюдавшие за своими двух-трехлетними дочурками. Тот факт, что они тем самым неизбежно закладывали у ребенка начало фаллической фазы, я делаю ответственным за то, что в фантазиях более поздних лет отец столь же регулярно предстает в качестве сексуального соблазнителя. С отдалением от матери даже введение в половую жизнь приписывается отцу.
В фаллической фазе завершается наконец-то формирование интенсивных активных порывов желаний в отношении матери. Сексуальная деятельность этого периода достигает пика в мастурбации клитора, при этом, вероятно, воображают мать, но на основании моего опыта не удалось установить, придает ли ребенок такому представлению сексуальный смысл и каково его содержание. Лишь в случае, когда все интересы ребенка заполучили новый стимул ввиду рождения братишки или сестренки, удается ясно опознать такой смысл. Маленькая девочка намерена стать матерью этого нового ребенка, как и мальчик, который совершенно так же реагирует на это событие и обращается с младенцем. Да, это звучит довольно абсурдно, но, быть может, только потому, что непривычно для нас.
Отдаление от матери – это в высшей степени значительный шаг в развитии девочки, он заметно важнее, чем простая смена объекта. Мы уже описали его ход и сложность предполагаемой мотивации, теперь же добавим, что рука об руку с ним наблюдается сильный спад активного и подъем пассивного сексуального побуждения. Конечно, активные устремления сильнее подвержены расстройствам, они выглядели совершенно неосуществимыми и поэтому легче покидали либидо, но и относительно пассивных устремлений нет недостатка в разочарованиях. Нередко вместе с отдалением от матери начинается еще и клиторный онанизм, довольно часто вместе с вытеснением существовавших до сих пор мужских свойств маленькой девочки надолго повреждается добрая часть ее сексуального устремления вообще. Переход к отцу в качестве объекта любви достигается с помощью пассивного стремления, насколько оно избежало разрушения. Путь к развитию женственности стал теперь для девочки свободным в той мере, в какой он не был перекрыт остатками преодоленной предэдиповой привязанности к матери.
Если теперь окинуть взглядом описанную здесь часть женского сексуального развития, то не следует отвергать оценку женственности в целом. Обнаружение в ней действия тех же сексуальных сил, что и у ребенка мужского пола, могло свидетельствовать, что некоторое время и в том и в другом случаях дети, независимо от пола, выбирают одинаковые пути и приходят к сходным результатам.
Тогда именно биологические факторы отклоняют их от первоначальных целей и направляют даже активные, и в этом смысле мужские, устремления на пути к женственности. Так как мы не в состоянии свести сексуальное побуждение к действию определенных химических веществ, то сразу же напрашивается предположение, что когда-нибудь биохимия представит нам некое вещество, чье присутствие приводит к возникновению мужского, и другое, которое вызывает женское сексуальное побуждение. Но эта надежда кажется не менее наивной, чем другая, сегодня, к счастью, преодоленная, – под микроскопом отыскать по отдельности возбудителей истерии, невроза навязчивых состояний, меланхолии и т. д.