СРЕДНИХ ЛЕТ УГРЮМЫЙ ЧЕЛОВЕК В ОЧКАХ
«Газеты печатали его фотографии. На одной, снятой сразу после ареста, — средних лет угрюмый человек в очках, с помятым лицом и недобрыми маленькими глазками. Смахивает на технаря средней руки из заштатного конструкторского бюро. Другой снимок: подсудимый в клетке в первый день процесса. Бритая головка микроцефала, диковатый и бессмысленный взгляд, непомерно длинные — и сильные — руки орангутана, пестрая рубаха с расстегнутым воротом. Вот на этом фото он похож на убийцу».
Конечно, если смотреть на фотографии Чикатило, сделанные в суде, становится странно, как этому отталкивающему персонажу удавалось заманивать своих жертв, почему они добровольно шли за злобным уродом в лесополосу… Но надо понимать, что в суде народ увидел Чикатило после длительного следствия, после полутора лет в предварительном заключении, а это не красит человека и здоровье не укрепляет. В книге приводятся слова сотрудника милиции Александра Германова: «Полтора года одиночки кому хочешь роста убавят». А на свободе он был совсем другим — обаятельным, легким, харизматичным. Маньяк того типа, к которому принадлежал Чикатило, должен легко нравиться, ему нужно войти в доверие к жертве, очаровать, чтобы без помех увести туда, где он с ней расправится. Посмотрите на его фотографии лет юности и молодости, их полно в Интернете: да он просто красавец!
Иногда мои студенты интересуются: а можно как-то узнать в толпе маньяка? Вряд ли. Вот и в книге авторы замечают: «Он был обыкновенным человеком. Как все. Советским человеком. Сыном своей невразумительной эпохи. Учителем, снабженцем. Читателем газет, слушателем радио, телезрителем. Мужем, отцом, дедом». Вам даже в голову не придет, что это маньяк, если вы столкнетесь с ним на улице — да что там на улице, работая бок о бок, живя по соседству, никто не думал так про Чикатило. Я видела в своей профессиональной жизни маньяков, допрашивала их, и могу признаться, что в них не было ничего демонического. Одному из них оперативник в тюрьму носил шоколадные конфеты — надо же было контакт как-то устанавливать, и тот их с благодарностью брал. Другой как ребенок, настоящими слезами, плакал у опера на груди, рассказывая о своей несчастной жизни, а опер его утешал — по той же самой причине: от задержанного надо получить показания, узнать то, что можно узнать только от преступника. (Может быть, кому-то это покажется кощунственным, а по мне — честь и хвала тем сотрудникам уголовного розыска, что добиваются признания таким путем, кормя шоколадом и утешая, а не с помощью паяльника и дыбы. Хотя доводилось слышать от оперов — да что с ними церемониться, они с потерпевшими не церемонились… Но мы же не они, правда?)
Возможно, хорошо подготовленный и очень опытный специалист как-то выделит в толпе серийного преступника, но это на уровне подсознания, практически звериным чутьем, которое вырабатывается у талантливых оперативников. Как-то мы с нашим известным питерским профайлером Дмитрием Кирюхиным, вычислившим множество маньяков, обсуждали дело Максима Петрова, Доктора Смерть. Петров под видом фельдшера «скорой помощи» убивал доверчивых старичков, впускавших его в квартиры, и грабил их. Об этом деле был снят документальный фильм, в котором реконструированы сцены допросов и признаний Петрова. Когда я его смотрела, мне в голову не приходило, что это реконструкция, что роль Петрова исполняет актер. А Кирюхин сразу понял, что в фильме нам показывают не самого убийцу.
— Почему? Как понял? — приставала я к Кирюхину.
— Не знаю, — пожал он плечами, — глаза у него не маньяка.
НЕ БЫЛО ЕЩЕ, ПОЖАЛУЙ, ТАКИХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ И ТАКИХ ПРЕСТУПНИКОВ
Да, дело Чикатило — пожалуй, первое дело в истории советской криминалистики, получившее широкую огласку. Конечно, и до него в Советском Союзе были серийные убийцы. В 1935 году за совершение 15 убийств был расстрелян Александр Лабуткин; в 1963–1964 годах ходил по квартирам Ионесян — Мосгаз; в 1969–1970 годах в Ростове-на-Дону и Ворошиловграде убивал женщин сексуальный маньяк Алмазян (Стальные Пальцы). Но подробности об этих преступниках знали только криминалисты, а в народе лишь из уст в уста передавали страшные слухи. Рассказывать об этом в прессе, а уж тем более муссировать кошмарные детали преступлений, как сейчас, было невозможно по идеологическим причинам: мы должны были показывать всему миру, что «социализм не порождает преступности», как выразился назначенный в 1935 году Генеральным прокурором Советского Союза Андрей Януарьевич Вышинский. Преступность, как учили тогда коммунисты, порождена исключительно двумя обстоятельствами: тяжелым наследием прошлого (царского самодержавия) и враждебным капиталистическим окружением. Не дай бог было заикнуться о том, что причины преступности могут корениться не только в социальных факторах, а еще и в самом человеке, его психофизиологических качествах, наследственности. Криминологи знают, как в 1974 году началась травля уважаемого саратовского профессора И. С. Ноя — за невиннейшее упоминание в монографии о том, что не только социальные детерминанты обусловливают преступность, но некоторые причины преступности носят биологический характер. Всего один робкий абзац про то, что да, преступность — это результат действия социальных факторов, но все же не надо сбрасывать со счетов достижения великих ученых, с которых начиналась криминология (Чезаре Ломброзо, Энрико Ферри, отечественных Д. А. Дриля, И. Я. Фойницкого и других), — и профессора И. С. Ноя выкинули с работы, изъяли его книгу из библиотек и категорически запретили на нее ссылаться. И страна семимильными шагами двигалась к светлому коммунистическому будущему, туда, где, по словам В. И. Ленина, преступность сама собой исчезнет, останутся лишь отдельные эксцессы отдельных личностей, для борьбы с которыми не будет нужды в содержании милиции и судов. И это будущее, как предсказывал Никита Сергеевич Хрущёв, не за горами: «Уже нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», который обещали построить к 1980 году. Но, как известно, история рассудила Вышинского и Ломброзо: прямо по анекдоту, в программе произошли изменения, и вместо ранее обещанного коммунизма состоялись Олимпийские игры, а мы сейчас понимаем, что преступность будет всегда, и в ее корнях перемешано социальное и биологическое. Забавно видеть, как отдельные столпы советской криминологии, в своих учебниках семидесятых годов ХХ века истово доказывавшие, что нет никаких биологических причин преступности, а только пресловутое наследие царизма да буржуазные соблазны, теперь так же истово убеждают, что люди совершают преступления из-за того, что Господь вложил в человеческую душу и хорошее, и плохое (клянусь! своими глазами читала!).
А ведь именно Ломброзо первым обратил внимание на некоторые антропологические признаки, указывающие на возможность отклоняющегося поведения, на черты, характерные для определенных типов преступников, то есть фактически именно он стоял у истоков психологического профилирования — составления психологического портрета, «профиля» преступника исходя из характера преступления. Этот портрет формируется на основе информации об обстановке места обнаружения трупа, о повреждениях, причиненных жертве, их количестве, расположении, силе нанесения; о внешнем облике самой жертвы и особенностях ее поведения и тому подобном. Все эти сведения дают возможность выдвинуть версии о чертах личности преступника, о его внешности, привычках, о его месте в социуме. Но до относительно недавнего времени наши криминалисты не слыхали о профилировании, это была американская экзотика.
В 1991 году вышел блистательный голливудский фильм «Молчание ягнят» с Джоди Фостер и Энтони Хопкинсом, основанный на книге Томаса Харриса. Наши особо продвинутые следователи упивались этим сюжетом, разбирали его по косточкам, понимая, что фактически это учебное пособие по поиску серийных убийц. По этому произведению действительно можно изучать основы профилирования, поскольку консультантом писателя, а затем и режиссера, а также соавтором сценария и прообразом одного из главных действующих лиц был легендарный спецагент ФБР, человек, вошедший в историю криминалистики как один из основателей и разработчиков концепции психологического профилирования, Джон Дуглас. Его фигура и сейчас продолжает привлекать создателей произведений криминального жанра: им, к примеру, навеяны образы спецагентов ФБР, главных героев популярного сериала «Мыслить как преступник» («Криминальные умы»).
НИЧЕГО НОВОГО В МОЙ ОПЫТ ЭТО РАССЛЕДОВАНИЕ НЕ ДОБАВИЛО
Так нужно ли было это самое профилирование? Или надежнее было действовать по старинке? Ведь как-то справлялись, и в 1930-е годы, и в 1950-е… Самое обидное, что поначалу в советской России активно изучали общественно-опасное поведение, связанное с психическими отклонениями, учитывали роль особенностей личности и антропологических признаков в преступном поведении. В 1922 году был создан Кабинет криминальной антропологии; в 1925 году на базе клиник, собиравших статистику преступлений и клинические данные преступников в разных городах РСФСР, начал работу Государственный институт по изучению преступности и преступника. В этих учреждениях уже в двадцатые годы ХХ века наши специалисты в области психиатрии и криминалистики сформировали психологические портреты отдельных криминальных типов — сексуальных преступников, пироманьяков, детоубийц. И если бы эти исследования продолжились, мы бы давно были впереди всей планеты и, в частности, Америки с ее отделом поведенческих наук и криминалистическим профилированием. Но в тридцатые годы ХХ века эти научные направления прикрыли, а учреждения расформировали по причине того, что уж у нас-то никаких маньяков быть не может. А если совершаются однотипные жестокие преступления, то это просто рецидивисты, а значит, виновных надо искать старыми проверенными способами: поквартирный обход, выявление лиц, склонных к антиобщественному поведению, проверка ранее судимых и тому подобными. (Маленькое лирическое отступление: когда в августе 1997 года в Санкт-Петербурге застрелили вице-губернатора Михаила Маневича, к нам сразу приехал, для оказания методической помощи в раскрытии, один из руководителей Главного управления уголовного розыска, сыщик старой, советской закалки, и приказал срочно проверить на причастность к убийству «лиц, ранее судимых за аналогичные преступления», — есть такая стандартная формулировка в планах расследования. Один из наших оперов ему резонно возразил: а нет у нас лиц, осужденных за аналогичные преступления, так как вице-губернаторов у нас еще не убивали.) Но к серийным преступникам эти стандартные методы неприменимы. Поскольку они сами никогда не остановятся, самый действенный способ их поимки — предсказать их дальнейшее поведение. Найти наиболее вероятную будущую жертву и не спускать с нее глаз; понять, где и когда может появиться преступник.