— Ладно, — сказал я, беря жену за руку, — верю.
— Я правда соскучилась, — тихо сказала Глаша, наконец-то превратившись в ту самую женщину, которую я безумно любил.
— Я тоже… — И впервые за долгое время я почувствовал, что всё будет хорошо.
Хотя… с такой-то командой — это ещё бабка надвое сказала. Я обнял Глашу, дожидаясь своей кружечки чая, как вдруг что-то обожгло меня в районе нагрудного кармана. Как раз того самого, куда я положил камешек, подобранный возле лесного идола…
[1] Merde — дерьмо (фр.).
Глава 18
Я резко дернулся — припекало весьма ощутимо, а сквозь ткань кармана пробился тусклый красноватый свет.
— Что это⁈ — встревожилась Глаша, немного отстраняясь и глядя на мою гимнастёрку.
— Не знаю… — сквозь зубы процедил я, судорожно роясь в кармане.
Пальцы обожгло ещё сильнее, но я всё же вытащил камень. Тот самый. Только теперь он был не серым, невзрачным и холодным, он стал как будто наполненным живым огнём — тёмно-алым, и пульсирующим, как сердце.
— Охренеть… — прошептала Акулина, застыв с чайником в руках.
Глория мгновенно подошла ближе, её глаза сузились.
— Откуда это у вас? — спросила она резко, но в голосе сквозило не раздражение, а… тревога?
— Нашёл этот булыжник по дороге в Пескоройку возле старого заброшенного идола в лесу, — ответил я, чувствуя, как камень нагревается ещё сильнее. Я подбежал к лабораторному столу и бросил его на металлическую поверхность.
— Это не просто булыжник… — Ведьма едва сдержала саркастический смешок, рассматривая раскалившийся докрасна камень. Как вы вообще смогли взять его голыми руками, Месер? Если бы я попыталась такое провернуть, мне оторвало бы пальцы.
— Как-то получилось… — Я пожал плечами. — Словно почувствовал… что этот камень предназначен… для меня…
— Простите, Месер, но вы полный… — Что она хотела сказать Глория, но не произнесла вслух, я прекрасно прочитал у неё в голове.
Она даже лицо ладонью закрыла, чтобы я не увидел её реакцию. Но с моими эмпатическими способностями мне этого и не требовалось. Действительно, как это я так лоханулся?
Акулина нервно переминалась рядом с ноги на ногу.:
— Это… плохо? Да?
— О, да! — бросила старая ведьма. — Очень и очень плохо!
Глаша тоже подошла и сжала мою руку.
— Что он делает? И почему светится?
— Потому что он активировался, — мрачно ответила Глория. — А вот что от него ожидать — я не знаю. Но точно ничего хорошего…
Я почувствовал, как холодный пот выступил на спине. Но боялся я не за себя, а за любимых женщин, нерожденного еще малыша, и за Глорию тоже переживал.
— Отлично! — нарочито весело фыркнул я. — Мне как раз не хватало ещё одного таинственного секрета!
А вот Глаша мой юмор совсем не оценила. Её пальцы вцепились мне в руку так, что я едва не вскрикнул.
— Нам такого «веселья» и даром не надо!
Глория тоже медленно кивнула — вид мерцающего булыжника её тоже весьма напрягал. Она, активировав магическую защиту, которая отразилась мерцанием вокруг её тела в магическом зрении, наклонилась над артефактом.
— Что это? — произнесла она, заметив светящуюся резьбу из переплетённых между собой змей.
Хотя, мне показалось, что это змеи. На самом деле, присмотревшись, я понял, что это совсем не змеи — это переплетённые между собой руки многорукого существа. Насколько я знал, в индуизме присутствовало несколько многоруких богинь, таких как Лакшми, Дурга и Кали, что являются весьма важными фигурами. Лакшми символизирует богатство и процветание, Дурга — силу и защиту, а Кали — время, разрушение и преобразование.
Камень на столе неожиданно дрогнул и покачнулся, будто бы в ответ на мои мысли. Но ведь такого быть не могло… Хотя, что я вообще знаю о подобных артефактах — ни-че-го! То есть — абсолютно.
Я вновь посмотрел на камень. На испуганную, но любопытную физиономию Акулины. На задумчиво-тревожное лицо Глории. На Глашу, которая явно собиралась прямо сейчас кого-то прибить. И примерно догадывался кого…
— Извините… что так вышло… — Только и придумал я, что сказать.
Глория вздохнула.
— Ладно… у нас два варианта: либо попытаться срочно уничтожить этот камень, пока он не натворил дел…
— А второй? — спросил я.
Тонкие губы ведьмы растянулись в жутковатой улыбке:
— Попробовать изучить его… и использовать — в нем тьма энергии!
А мне вдруг отчего-то очень захотелось, чтобы этот день уже наконец закончился. Камень внезапно замер, а его жар резко спал, словно сам артефакт прислушался к словам Глории. Но в следующий миг с поверхности камня вырвался слабый фиолетовый отсвет, и в воздухе запахло озоном и чем-то неуловимо древним — сыростью гробниц, погребенных под переплетениями корней, пеплом жертвенных костров, терпкой смолой священных деревьев.
— Он реагирует на нас, — прошептала Глаша, и её пальцы ещё сильнее впились в мою руку.
— Или только на вас, Месер, — поправила Глория, не сводя взгляда с камня.
— Думаю, что только на меня… — Я осторожно потянулся к артефакту — мне отчего-то до сих пор казалось, что он не причинит мне вреда, но ведьма резко отдернула мою руку.
— Не торопитесь, Месер! Мы даже не представляем, с чем имеем дело! — Глория нахмурилась. — Но я знаю одно: энергия, заключённая в нём… немного отличается от той, которой мы привыкли пользоваться.
Камень будто услышал её. Резьба из сплетённых рук засветилась ярче, и вдруг… Тишину разрезал глухой щелчок, и поверхность булыжника треснула, словно яичная скорлупа. Камень раскололся пополам. Изнутри пробился холодный фиолетовый свет.
Гробовая тишина повисла в лаборатории, даже Глаша разжала пальцы, слегка отстранившись. Акулина тоже резво отскочила назад:
— Что… что это⁈
Глория резко выпрямилась, её защитные чары вспыхнули ярче.
— Это не просто артефакт! — прошипела она, но я и сам уже об этом догадался. — Это — печать!
Это была печать пространственных врат — самоактивирующийся магический портал. И что-то или кто-то по ту сторону этих врат хотел к нам проникнуть. Но я не мог не оценить тот момент, как была реализована идея запихнуть печать портала в камень. Как бы и мне освоить эту магическую технологию?
Из трещины в камне выползла струйка густого фиолетового тумана. Он не рассеивался, а, наоборот, клубился, словно живой, формируя в воздухе извилистые линии — древние символы, которые я не мог сходу прочесть, но инстинктивно ощущал их сложность и мощь.
— Нам нужно уходить! — Глаша схватила меня за рукав. — Сейчас же!
Но было уже поздно — камень взорвался. Не огнём и осколками — он просто… «растворился», превратившись в вихрь света и теней, а на его месте возникли пространственные врата. Ну, по крайней мере, я так понял. И понимание этого факта произошло на каком-то подсознательном уровне, потому что этот переход не был похож на всё ранее виденное.
Это был не портал в привычном мне понимании, не дыра, а нечто иное — словно кусок пространства упаковали в «неправильную форму», отчего стены лаборатории искривились, потолок прогнулся, а воздух стал тягучим, словно расплавленный на сковороде сахар. И в этом искажённом пространстве появилось… оно…
Сначала — лишь силуэт, но с каждой секундой он становился чётче. Высокое, слишком высокое существо, с кожей цвета потускневшего серебра и множеством рук — тех самых, что были выгравированы на камне. Их было слишком много, и двигались они независимо друг от друга, словно каждой рукой управляла своя воля.
— Это что? — прошептал я. — Дурга или Кали?
Судя по изливающейся из портала силе — это была Кали, существо, скорее темное и кровавое, нежели светлое и созидательное. Глория не ответила. Она медленно отступала, и лицо её побелело. Существо же тем временем приближалось к порталу с той стороны, словно неторопливо шло откуда-то.
— Нет, — наконец выдохнула она. — Это не сама богиня… Скорее, это один из её многочисленных аватаров…
Фиолетовый туман начал сгущаться, образуя плотный кокон вокруг существа. Руки — все эти многочисленные и «беспокойные» конечности — одна за другой стали сливаться, сокращаясь в числе, пока их не осталось только две. Высокий рост уменьшался, кожа приобретала обычный человеческий оттенок.
Черты лица, до этого размытые и неестественно вытянутые, смягчались, становясь узнаваемыми. Наконец, туман рассеялся окончательно, портал закрылся, лаборатория приняла свой привычный вид, а перед нами стоял… человек. И на первый взгляд, и на второй, да и на магический тоже — совершенно обычный человек.
Ну, разве что одарённый, величину дара которого я так и не смог определить. Похоже, что он был куда весомей, чем мой собственный. А это много значило! С такими сильными ведьмаками, либо магами, я еще живьем не встречался. За исключением моих дедуль Перовских, но все они давно были мертвы, и присутствовали только в виде духов-хранителей в родовом эгрегоре.
Вышедший из портала человек был среднего роста, крепкого телосложения, с проседью в густых темных волосах и глубокими морщинами у глаз. На нем была просторная дорожная одежда — потертый кафтан… Да-да, именно кафтан, как его рисуют в учебниках истории.
На ногах — мягкие кожаные сапоги, припорошенные желтоватой пылью. Широкий кожаный пояс с висящими на нем многочисленными мешочками и флягами, да еще основательно потрёпанный холщовый «сидор» за плечами завершали его «слегка устаревший» образ.
Лицо незваного гостя было одновременно усталым и сосредоточенным, словно он только что завершил долгий путь и теперь хотел лишь одного — побыстрее отдохнуть.
— Кто ты⁈ — Загородив собой женщин, решительно потребовал я ответа от незнакомца. Хотя, если судить по нашим с ним весовым категориям, он легко уделает меня, словно матёрый хищник беззубого щенка. — По какому праву ты незваным пришёл в мой дом? Ну, и назовись, в конце-то концов!
— Афанасий Никитин, — представился он спокойно, но с легкой усталостью в голосе, и поклонился, словно купец на средневековой ярмарке. — Некоторые из вас могут знать меня как Странника.