Даже для меня это оказалась неприятной неожиданностью, чего уж говорить о моих девушках. А чего, собственно, я хотел, заливая свою жизненную силу в злыдня? Сам же чувствовал, как утекают к братишке минутки, месяцы и годы. И вот этих самых лет незаметно скопилось десяток-полтора!
Вот и отразились они на совсем уже не мальчишеской физиономии. Теперь меня по документам и не признает никто. Там-то мне двадцать пять, а визуально… Хорошо еще, что партизаны меня до всей этой «внезапной старости» видели. Мне ж у них еще боеприпасами запасаться придётся. Того, что есть, для моей задумки не хватит.
А им я что-нибудь наплету о последствиях для организма «секретного оружия». Они-то после «кровавой дрисни» так прониклись, что могу им сейчас свистеть, что угодно — всё за чистую монету примут. Кстати, мне этот вариант даже на руку сыграет. Тут даже дебил поймет, что с таким «оружием» лучше особо не связываться.
А еще я «немного» поседел — мои каштановые «кудри» словно мукой присыпало. Я крутил зеркальце и так, и этак, стараясь запечатлеть в мозгу мой новый образ. А что? Вполне даже ничего получился! Солидный и весьма серьёзный мужик, много чего повидавший в жизни — теперь уже никто меня сопливым пацаном не назовёт.
— Ой, Ромочка! — Вновь захлюпала носом Акулинка. — Как же ты теперь?..
— Помолчи, дурёха! — резко оборвала её Глафира Митрофановна. — Радуйся, что живой и здоровый! А лицо что? С лица воду не пить… — успокаивала она рыдающую дочурку. — А так посмотри, какой солидный мужчина получился, а не желторотый сосунок! — Озвучила она размышлизмы, только-только отзвучавшие в моей голове.
И вот как у неё это получается? Ведь нет у неё дара! Даже задатка хоть какого маленького не имеется, а она словно мысли мои читает!
— К тому же не забывай, доча, что он — ведьмак, — продолжила она, неожиданно обняв девушку и прижав к своей груди. — А срок жизни ведьмака, побольше обычного, если он высот в своём промысле достигнет. А товарищ Чума у нас с тобою уникум, каких поискать! — приговаривала она, поглаживая Акулинку по роскошным волосам.
Вот сегодня поистине день неожиданных открытий! Мать с дочкой явно пересмотрели своё отношение друг к другу. И произошло это, по всей видимости, не без моего, пусть и пассивного, участия. Я ж их не уговаривал, быть добрее друг к другу. Девушка уткнулась матери в шею, подрагивая всем телом. Она всё никак не могла успокоиться от моего изменившегося вида.
А вот Глафира Митрофановна поглядывала на меня с еще большим интересом, чем до этого. Оно и понятно, я теперь ей «по возрасту» куда больше подхожу, чем тот сопливый юнец, в теле которого я пребывал до этого. Да уж, и не знаю, куда дальше нас заведет эта взаимная тройная «симпатия»… Даже загадывать не буду… Нравятся они мне… Причём обе… Вот такая дилемма образовалась… И как её разрулить, даже не представляю…
Хотя, может попробовать злыдня к этому вопросу подключить? Ведь был же у него какой-то дар предвидения? Пусть пошарит своим единственным глазом в будущем — чего там и как? Предупрежден — значит, вооружен!
— Так, дамы! Ничего страшного не произошло! — отложив зеркало в сторону произнес я. — Акулина, хватит плакать — Глафира Митрофановна права: жив-здоров, а значит — всё со мной в порядке! А лицо… с него точно воду не пить. Товарищ у меня был, — вспомнил я историю, рассказанную еще дедом, — танкист. В танке он горел — в первые дни войны фрицы подбили. Обгорел жутко, но выжил каким-то чудом. Так вот вместо лица у него ничего не осталось — настоящая «маска», сплошной шрам… И ничего! Духом не упал! Рад, что хотя бы выжил. Бьёт теперь фрицев с новыми силами! А из меня такой брутальный мужик получился — что жаловаться грех!
— Какой мужик? — переспросила Глафира Митрофановна и, как мне показалось, плотоядно сверкнула глазками.
Нет, не открыто и демонстративно, а так — исподволь, надеясь, что я не замечу. Ну, это она зря, я-то её насквозь вижу! Вернее, её ауру, полыхающую цветами неодолимого сексуального желания. Я к сегодняшнему моменту этот нюансы отлично научился распознавать. Но «тёщенька» молодец, что умеет так держать себя в руках. Другая бы на её месте…
Ладно, не буду об этом думать! А то начало подниматься что-то у меня «в душе». Не думать! Не думать! Не думать! Но, чем больше я «не думал» об этом, тем больше я возбуждался. Перед мысленным взором побежали «картинки» наших совместных «голых вечеринок». Тьфу, черт! Вот теперь мне точно с кровати не встать! Потому что часть меня уже встала.
— Брутальный[1], — хрипло произнес я, постаравшись так сморщить одеяло, чтобы появившийся внезапно «холмик» был не так заметен. — Ну… — Я запоздало вспомнил, что подобный термин появился куда позже, как бы, даже не в моём времени. — Мужественный, суровый, грубоватый, жесткий. Одним словом — выраженно маскулинный[2], — этот-то термин она как доктор медицины должна знать. — Не мальчик, а настоящий мужик!
— Теперь понятно, — иронически улыбнулась Глафира Митрофановна, явно заметив случившийся со мной «казус». — Я рада, что тебя это не шокировало, — добавила она, уводя дочку с собой к печке, чтобы та не успела заметить еще и это. — Ты пока попривыкай еще, а мы пока на стол накроем.
Вот это она здорово придумала, чтобы я еще и перед Акулиной не краснел, как нецелованый пионер. Большой ей за это поклон, а я пока дух переведу. Пока хозяюшки гремели посудой, я успел немного «остыть» и одеться. Так что к столу вышел уже при полном «параде» — в штанах и гимнастерке. А то мы что-то в последнее время встречаемся в довольно «фривольных» для этого времени нарядах, а то и вовсе голыми.
Я уселся во главе стола, показывая тем самым, кто теперь в доме хозяин. И мне никто не возразил. Глафира Митрофановна лишь улыбнулась украдкой, дескать, молодец, товарищ Чума — настоящий мужик только так и должен поступать. А Акулинка, похоже, до сих пор не решалась смотреть на моё заматеревшее лицо. Ну, ничего, привыкнет еще.
А еще, к моему изумлению и несказанной радости, за стол вместе с нами Глафира усадила и Лихорука. Не забыв, правда, при этом про обереги, которые я изготовил. Ведь, независимо от желания злыдня, вред простым смертным он приносил лишь одним своим присутствием. Но что поделать, вот такая уж у него природа.
[1] Прилагательное брутальный вошло в словари русского языка лишь в 1990-е годы. Правда, в «Большой советской энциклопедии» (1969) зафиксированы термины брутализм, необрутализм и бруталисты: брутализм — 'одно из направлений современной архитектуры. Возникло в середине 1950-х гг.
[2] Маскули́нность (от лат. masculinus, мужской) — совокупность телесных, психических и поведенческих особенностей, рассматриваемых как мужские. Маскулинность в русском языке отличается от мужественности. Словосочетание «мужественная женщина», например, характеризует не маскулинность женщины, а стойкость её характера.
Закинул описание злыдня в нейросеть. Вот четыре самых удачных на мой взгляд))) А вам какая картинка ближе?
Глава 23
Ох, и душевно мы посидели все вместе, отмечая наше общее чудесное спасение. Ведь каждый из нас в последние дни буквально под смертью ходил. Глафира Митрофановна с Акулинкой чуть друг друга не перестреляли из «шмайссеров» под действием проклятия фашистского упыря.
Лихорук, так и вовсе концы уже отдал, и только настоящее чудо, за которое мне пришлось заплатить десятилетиями своей жизни, сумело вернуть его назад. Да я и сам три раза чуть не склеил ласты: красавицы-хозяюшки меня чуть не укокошили, затем гребаный колдун едва в бараний рог не согнул, а потом и спасение злыдня чуть «под ручку» не подвело.
Однако, всё закончилось благополучно! Вот за это я и поднял первый тост. Выпили, закусили, поболтали ни о чём, наслаждаясь такими редкими, как оказалось, минутами тишины и спокойствия. Даже потанцевать умудрились под звуки старинного патефона, неожиданно обнаружившегося у моих хозяюшек.
Засиделись допоздна, даже расходиться не хотелось. Но Глафира Митрофановна в один прекрасный момент включила у себя «режим врача», напомнив некоторым, что кое-кто целых три дня без сознания валялся. А здоровье, пусть даже и ведьмаку, но поберечь стоит.
В общем, разогнала всю нашу шайку-лейку, пребывающую навеселе, по кроватям. По разным, естественно, не настолько уж мы и напились. Так, испытали легкое приятное опьянение, отлично снимающее стресс. Коньяк был наивысшего качества, а не какая-нибудь «клоповка», от которой дуреешь, а с утра голова трещит.
Проснулся я с утра бодрый, как огурчик, словно и не пил вовсе. Мои красавицы уже встали, и хлопотали где-то во дворе, по хозяйству, оставив мне на столе сытный завтрак, собранный частично из остатков вчерашней трапезы, а частично из свежих овощей, яиц и молока.
Даже початую бутылку конька выставили, по всей видимости, на опохмел. Но мне подобная поправка здоровья была абсолютно не нужна. Поэтому из жидкости я обошелся большой кружкой парного молока, которую выдул с превеликим удовольствием.
Выйдя во двор после завтрака с отличным настроением, я раскланялся с девушками и ушел в ближайший перелесок, решив, что пора уже начать серьезно заниматься магией. А то уже сколько дней впустую прошло? И первое, с чего я начал свои упражнения, были попытки заполучить в своё пользование те самые «биодроны», о которых я раздумывал уже давно.
В качестве самих летательных аппаратов я решил остановиться на «corvus corone» — вороне обыкновенной, как любила называть это «чудо природы» учительница биологии из моей школы. Дама она была весьма возрастная, и иногда её прибивало на небольшие «спичи» для коллег по работе.
Вот от неё-то я и нахватался — оказывается, что ворона — птичка очень разумная и сильная физически. Ещё сто с лишним лет тому назад вороны не умели объединяться в стаи. Сейчас они весьма поумнели, и ловко действует как в стаях, так и индивидуально. И этот факт мне был весьма на руку.
И самое главное — птичка легко поднимает «в гору», то есть вверх, предметы, которые ей не под силу расколоть мощным клювом, а после сбрасывает их с высоты и ждет результата действий. Средняя ворона весит около трехсот грамм. Поднять в воздух она способна вес примерно вдвое-втрое больше собственного, то есть чуть меньше килограмма.