— Он погиб… — с грустью произнес дед.
Я чувствовал, что ему действительно тяжело. С этим незнакомым мне профессором его связывали не просто тёплые чувства — он испытывал к нему нечто большее. Если возможна настоящая дружба между учителем и учеником, то это была именно она.
— Соболезную, — произнесла мамаша, выставляя на стол железный ящичек с простерилизованными хирургическими инструментами. — А вообще этот профессор дело говорил — это его «личное время» очень перекликается с теорией «жизненной энергии», над которой и я в своё время работала. Так называемая искра создателя… — она замолчала, натолкнувшись на мой взгляд. — Но она так и осталась недоказанной теорией, — неожиданно резко свернула она тему.
— А что с твоим профессором в итоге произошло? — спросил я, чтобы отвлечь внимание деда от мамашкиной оговорки про искру. Сейчас, право слово, не до посвящения моего помолодевшего старика в наши колдовские заморочки.
— Из университета я, даже не заходя домой, прямым ходом отправился на Лубянку — уж очень мне не понравился тот скользкий фриц, Волли Хорст — от него всего можно было ожидать…
[1] Ньютоновское время — это некое Вселенское время, которое абсолютно объективно и не зависит от человеческих восприятий, эдакое идеальное время. Но, как мы знаем, ничего идеального в природе не существует, и ньютоновское время — это что-то вроде сферического коня в вакууме.
Глава 10
Февраль 1936 г.
СССР
Москва
В полутемных кабинетах самых что ни на есть «недр» Главного управления государственной безопасности наркомвнудел СССР работа не прекращалась даже с наступлением ночи. В одном из них, за массивным конторским столом, крытым плотным зеленым сукном, под настольной лампой с зеленым абажуром, напрягая и без того просевшее зрение, разбирал мелкие закорючки в донесении одного из агентов старший лейтенант госбезопасности Фролов. Мужиком он был крепким, с деревенскими корнями, но практически круглосуточная работа на износ пагубно отражалась и на его здоровье.
— Дал же господь почерк! — беззлобно ругнулся старший лейтенант госбезопасности, откладывая листок с донесением в сторону.
Бросив на стол очки, Фролов с облегчением потер пальцами переносицу, на которой отпечатались следы носовых упоров. Откинувшись на спинку, он зарыл глаза, давая отдых натруженным органам зрения. На раздавшийся стук в дверь он отреагировал, не меняя позы и не открывая глаз:
— Да!
В открывшуюся дверь проскользнул старшина госбезопасности Варфоломеев, стоявший в эту ночь «на тумбочке».
— Разрешите, товарищ старший лейтенант госбезопасности… — негромко поприветствовал он непосредственное начальство.
Фролов приоткрыл один глаз, скосив его на вошедшего сотрудника, но позы так не сменил:
— А, Варфоломеев… Что стряслось?
— Так это, товарищ старший лейтенант госбезопасности, тут к вам паренёк один рвётся… Пущать, аль гнать его в шею?
— Прямо ко мне? — усмехнулся Фролов.
— Сказал, что к тому, кто по вражеским, да ампирилистическим а̀гентам работает, — сообщил старшина. — Ну, а акромя вас, сегодня больше и не к кому…
— Ну, пущай, Варфоломеев, раз больше не кому, — тяжело вздохнув, произнес Фролов. — Хоть отвлекусь немного…
— Есть! — неуклюже козырнул старшина, исчезая за дверью.
Буквально через пару минут, в приоткрытую дверь смело постучал крепкий парень лет двадцати с небольшим.
— Можно, товарищ командир? — заглянув в кабинет, поинтересовался он.
— Проходи, — ответил Фролов.
Паренек, нервно сжав шапку в кулаке, шагнул за порог.
— Старший лейтенант государственной безопасности Фролов, Лазарь Селиверстович, — представился неурочному посетителю энкавэдешник.
— Чумаков… Иван… — переминаясь с ноги на ногу, ответил парень.
— Чаю хочешь, Иван? — неожиданно для Чумакова предложил чекист.
— Спасибо, товарищ старший лейтенант! С превеликим удовольствием! — улыбнулся парень, разглядев во Фролове не только чекиста, но и обычного человека. — Продрог, как собака! Чертов холод уже всех достал! А до весны еще так далеко…
Фролов усталым движением подбородка указал в дальний угол кабинета, где на небольшой тумбочке притулились чайные принадлежности:
— Наливай — горячий еще… Разберешься там?
— Разберёмся, товарищ командир! — обрадовано произнес Чумаков, направляясь в угол. — Чай, не баре какие…
Он вернулся к столу «наперевес» со стаканами в жестяных подстаканниках, еще царской «чеканки».
— Вам бы тоже взбодриться, товарищ старший лейтенант… — Один из стаканов с чаем он решительно поставил перед Фроловым, второй оставил себе, усевшись рядом с чекистом на стуле «для посетителей».
— Спасибо, Иван! — поблагодарил Фролов, шумно отхлебнув горячий чай. — Взбодриться действительно не помешает… Ну, и что же тебя к нам привело, товарищ Чумаков? — с интересом поинтересовался Лазарь Селивёрстович после второго глотка.
— Я студент московского университета… — начал свой рассказ Иван, отогревая красные, и закоченевшие на морозе руки о горячее стекло стакана. Он старался говорить кратко, но ёмко. Ему хватило буквально минуты, чтобы рассказать о предыстории и перейти к главной причине его появления в главном управлении госбезопасности. — … а на улице к профессору Трефилову, когда все разошлись, подошел немец…
— Ну-ка, ну-ка? Немец, говоришь? — Фролов оторвался от спинки стула и с интересом подался вперед. — А его имени ты случайно не знаешь?
— Хорст, товарищ старший лейтенант! — выпалил Чумаков.
— Хорст? — Сонливость с Лазаря Селивёрстовича как рукой сняло, ведь именно этого немца он взял в «разработку» еще несколько месяцев назад. — Ты ничего не путаешь, парень? Точно Хорст?
— Все, о чем они говорили, я прекрасно слышал, — кивнул Иван. — Точно Хорст. Волли Хорст.
— И о чем же так мило беседовала наша и немецкая профессура? — поинтересовался Лазарь Селивёрстович, в глазах которого зажегся неслабый интерес.
— Хорст восхищался докладом Трефилова… — сообщил Чумаков.
— Прямо-таки восхищался? — Недоверчиво прищурился Фролов.
— Так точно, товарищ старший лейтенант госбезопасности! — подтвердил Иван. — Называл его светлой головой, чуть ли не гением… И самое главное: он предложил Трефилову нелегально покинуть СССР! Обещал место в Берлинском университете… это… как же его? — Наморщил он лоб, вспоминая мудрёное название. — О! — наконец-то вспомнил Иван. — «Аненербе»! Предлагал любую помощь и средства для разработки его теории…
— Ого! — теперь уже изумленно воскликнул Фролов. — Неужели этот твой Трефилов придумал что-то этакое, что даже сам Хорст на это клюнул?
— А чего тут странного? — пожал плечами Чумаков. — Наши советские ученые самые лучшие ученые во всем мире! — убеждённо произнёс он.
— Ой, ли? — ехидно произнес чекист. — Ты просто не представляешь себе «уровень» Хорста. Ведущий профессор биологического отделения «Аненербе», на короткой ноге с его гендиректором Зиверсом. А тут какой-то Трефилов, пусть и профессор, но о котором в мировой науке практически ничего не известно.
— Ну, это вы зря! — вступился за Трефилова Иван. — Это ваш Хорст всё правильно сказал — профессор Трефилов настоящий гений! А сегодняшний доклад — просто настоящая революция в науке!
— А какова было тема выступления? — уточнил Фролов, прикладываясь к стакану в очередной раз.
— «Эффект длинного времени», — ответил Иван.
Фролов вновь шумно отхлебнул из стакана:
— И как наша научная общественность отнеслась к этому эффекту?
— Не понравилось им выступление… — Поник Чумаков. — Обвинили его в ненаучной ереси, мистификатором обозвали…. Завтра будут на партсобрании ставить вопрос о его исключении из университета…
— Вот даже как? — удивленно приподнял брови Фролов.
— Да они просто замшели в своих заблуждениях! — Иван с горячностью кинулся на защиту Трефилова. — Совсем не приемлют революционных методов Бажена Вячеславовича…
— Я понял, Ваня, — немного осадил парня чекист. — Ты точно перед немцем не засветился? — Фролов резко отодвинул в сторону опустевший стакан, только ложечка дзинькнула о стеклянный край.
— Обижаете, товарищ старший лейтенант… — Чумаков укоризненно посмотрел на чекиста. — Может, задержать его? Хорста-то? Тряхнуть, как следует… Ведь есть у него какие-то виды на изобретение профессора? Хотя, Трефилов от предложения фрица отказался наотрез…
— Ох, Ваня… — Фролов покачал головой. — Тряхнем? И чего этим добьемся? Если уж его коллеги-ученые ничего не поняли, куда уж нам разобраться?
— А чего ж делать-то?
— Значит, говоришь, Трефилов отказался от предложения Хорста? — переспросил Фролов.
— Отказался наотрез! — кивнул Чумаков.
— Но ведь он в любой момент и передумать сможет, — задумчиво произнес чекист. — Вот турнут его завтра из института…
— Помогите, товарищ старший лейтенант госбезопасности! — взмолился Иван. — Нельзя, чтобы такие светлые головы в Германию утекали — нам нашу науку двигать надо!
— А ты, прав, Иван, — неожиданно согласился с парнем Фролов, — нельзя, чтобы Трефилова исключили. Какая-никакая, а «веревочка» для Хорста… — произнёс он себе под нос. — Если с этим возникнут проблемы — сразу ко мне! Хотя нет, сделаем так… Ты, Ваня, общественно-полезной работы, смотрю, не гнушаешься? Побудешь пока чекистом «на общественных» началах? Соответствующую бумагу я тебе выправлю… Людей у нас, понимаешь, не хватает, чтобы к каждому профессору, даже гениальному, человечка приставить.
— И что будет входить в мои обязанности? — Даже опешил от такого предложения Чумаков.
— Будешь курировать Трефилова, — пояснил Лазарь Селивёрстович. — Вот, кстати, заодно и проблему с его увольнением решишь — это и будет твои первым заданием…
Ранним утром ректор института биологии, стареющий солидный мужчина с «породистым» лицом и шикарной седой шевелюрой, зачесанной назад, склонился над бумагами, которые подсовывал ему на подпись парторг Кабанов.