— Твою ж электрификацию! — беззлобно выругался профессор. — Опять пробки выбило…
Однако, мазнув взглядом по большим старинным часам, маятник в которых замер в неестественном положении — под углом к вертикали, Трефилов понял, в чем тут фокус. Несмотря на отсутствие звуков, «машина» не отключилась, она работала и в данный момент — там, в абсолютном течении времени! А для него она затихла, перестали моргать лампы — некоторые светились непрерывно, а некоторые потухли, стрелки приборов замерли, перестав нервно трястись — время замедлило свой бег и остановилось.
— Эврика! — заорал в исступлении профессор, едва не сойдя с ума от радости. — Она работает! Работает! Работает, мать её!!!
Маятник на часах неожиданно вновь пришел в движение, машина загудела, лампочки заморгали. Трефилов повернул тумблер, выключая агрегат, и бросился к датчику, регистрирующему накопленное время. Как он и ожидал, стрелка прибора вновь вернулась на нулевую отметку. Это могло означать лишь одно: время, выделенное в процессе первой части эксперимента, успешно израсходовано во второй.
Трефилов бросился к телефону — ему надо было срочно поделиться с кем-нибудь только что произошедшим чудом. А поделиться своей радостью он мог только с одним человеком, с которым плотно сдружился в последние месяцы, который живо интересовался исследованиями Бажена Вячеславовича и даже помогал ему время от времени — с доцентом Сергеевым.
Едва попадая трясущимися от возбуждения пальцами в отверстия телефонного диска, профессор смог набрать номер коллеги только с третьей попытки. Слушая длинные гудки вызова, Трефилов глубоко дышал, стараясь сбить лихорадочную «трясучку», чтобы хоть как-то успокоиться. Шутка ли, двадцать лет работы, наконец-то, принесли столь фантастические результаты!
Двадцать лет недопонимания коллег, а в последнее время, после февральского доклада, и вовсе «полный игнор» в серьезных научных кругах. Благо, что хоть из института не вышибли! Но клички «Времясос» и «Граф Дракула» частенько неслись ему вслед. Ну, ничего, скоро он им всем утрет нос!
Наконец в трубке раздался вялый спросонья голос доцента Сергеева:
— Сергеев у аппарата…
— Андрей Михалыч, Андрюшенька… Это вы? — проблеял в трубку Трефилов.
— Бажен Вячеславович, что случилось? Четвертый час, а вы не спите…
— Я… я вас разбудил, Андрюша? Простите, я не смотрел на часы… понимаете… у меня получилось… Он работает, Андрей! Накопитель времени работает! — Так и не сумев справиться с выбросом адреналина, завопил в трубку профессор. — Моя теория подтвердилась! Мне удалось выделить «индивидуальное время», а после его успешно использовать! Это прорыв! Понимаете? Настоящий прорыв!
— Бажен Вячеславович, но как? Мы же пытались столько раз и ничего…
— Я ошибался, Андрюша: метод не работает со всеми без исключения живыми организмами, как я предполагал. Только у организма, обладающего разумом, можно выделить индивидуальное время! Я подозреваю, что и использовать это выделенное время может тоже только разумный организм. Скорее всего, это особенность нашего мозга…
— Постойте, Бажен Вячеславович, — в волнении, перебил профессора Сергеев, — вы что же, проводили опыты на себе?
— Пришлось, Андрюша, — признался Трефилов, — ибо у меня уже опускались руки.
— Но это же опасно! — громко воскликнул Сергеев, что профессору пришлось даже телефонную трубку отодвинуть подальше от уха.
— Да, опасно, — признался профессор. — При выделении времени я даже потерял сознание…
— Да как же вы могли…
— Все, слава богу, обошлось! — успокоил коллегу Трефилов. — Я жив-здоров. Встретимся утром в институте…
— Я срочно выезжаю к вам, Бажен Вячеславович! — безапелляционно заявил Сергеев. — И не вздумайте больше ничего на себе испытывать!
— Хорошо, Андрюша, хорошо, — покладисто согласился профессор. — Приезжайте. Буду ждать…
Громкая трель телефонного звонка вырвала из забытья старшего лейтенанта госбезопасности Фролова, только-только прикорнувшего на маленьком диванчике в кабинете. Не открывая глаз, Лазарь Селивёрстович оторвал голову от кожаного подлокотника дивана и, кряхтя, словно старик, уселся.
Он покрутил головой, хрустя позвонками, разминая затекшую шею, пытаясь прогнать острую боль, поселившуюся в основании черепа. Приоткрыв один глаз, Фролов поднялся на ноги и подошел к телефонному аппарату, не перестававшему настойчиво дребезжать.
— Старший лейтенант госбезопасности Фролов, — хрипло произнес он, подняв трубку.
— Товарищ старший лейтенант…. Лазарь Селивёрстович, это Чумаков…
— Узнал, — буркнул Фролов, — богатым не будешь.
— Никогда богатым не был, так что и начинать не стоит! — Иван попытался пошутить, но лишенный отдыха Фролов не был настроен на веселье.
— Что там у тебя? — слегка грубовато произнес чекист.
— Товарищ лейтенант госбезопасности, — взволновано произнес Чумаков, — только что на связь вышел наш внештатный сотрудник «Доцент».
— Это Сергеев, что ли? –уточнил Фролов.
— Так точно! Агент сообщил следующее: сегодняшней ночью профессор Трефилов провел на себе опыт и сумел запустить свою «бешеную машинку». Его теория доказана и верна. Что будем делать, Лазарь Селивёрстович?
— Погоди мальца, дай сообразить. А то, который день-ночь без нормального отдыха — котелок совсем не варит, — произнес Фролов, с трудом разлепляя второй глаз. Он тряхнул головой, прогоняя остатки сна. — Значит, слушай сюда: нельзя чтобы эта информация вышла из нашего узкого круга! А особенно, чтобы о ней не пронюхал Хорст. В общем, дуй на квартиру Трефилова. Сергеева тоже прихвати. А я сейчас пришлю двух бойцов… На всякий пожарный случай.
— Так Сергеев, уже, наверное, на месте: профессор первым делом позвонил ему, — ответил Чумков.
— Хорошо. Тогда дождитесь меня. Вместе посмотрим на его рабочую чудо-машину. После чего можно будет и наверх доложить… Но сначала все дотошно проверим: как-то не хочется обосраться перед высоким начальством…
— Понял, товарищ старший лейтенант госбезопасности! Разрешите исполнять?
— Беги, Чумаков, не упусти профессора.
— Ты понимаешь, Андрюша, оно остановилось, — сидя на кухне за кружкой чая, сбивчиво повествовал Сергееву об успешно проведенном опыте Трефилов. — Правда, надолго выделенного времени не хватило — какие-то секунды, и все вернулось на круги своя. По всей видимости, именно такое количество удалось поместить в накопитель, пока я не потерял сознание и не выпал из окружения электромагнитов. Да еще и датчики отсоединились. Ну, ничего, мы с вашей помощью, Андрей Михайлович, повторим этот опыт! Меня нужно зафиксировать, чтобы при потере сознания я оставался под облучением магнитных полей. А в нужный момент…
— Бажен Вячеславович, — перебил друга и коллегу Сергеев, — я — против! Это очень опасно! А вдруг вы не все учли? А вдруг какой-нибудь посторонний скачок в электросети? Вы просто умрете! Я не могу этого допустить! Это будет невосполнимая потеря для всей, я не побоюсь этого слова, мировой науки! Потомки мне этого не простят…
— Мы примем все меры предосторожности, — продолжал настаивать профессор.
— Даже не просите, Бажен Вячеславович! Даже не просите!
В коридоре коротко тренькнул дверной звонок, затем еще раз и еще — кто-то настойчиво крутил ручку механического привода. Травников взглянул на часы — без двадцати пять.
— Кого это принесло в такую рань? — озадаченно спросил он Сергеева.
— Бажен Вячеславович, вы только не волнуйтесь… Я просто не знал, как вам сказать… Это товарищи из органов…
— Из каких органов? — обеспокоенно переспросил профессор.
— Тех самых, Бажен Вячеславович.
— Зачем они здесь, Андрюша? Меня арестуют, как в свое время академика Лазарева?
— Нет, Бажен Вячеславович, нет! — постарался успокоить Трефилова Сергеев. — Ничего такого с вами не случиться. — Помните февральское выступление, после которого вас собирались уволить?
Профессор кивнул, не понимая, куда клонит Сергеев.
— Так вот, — продолжил Андрей, — вас не исключили, только благодаря этим самым товарищам… Увидите, все будет хорошо! Так я открою? — риторически спросил он, поскольку звонок продолжал трезвонить не умолкая.
— А, — махнул рукой Трефилов, — делайте, что хотите!
Сергеев вышел в коридор и открыл дверь — на пороге стоя Чумаков в сопровождении еще двух сотрудников ГУГБ в штатском.
— Проходите, товарищи! — Сергеев отошел в сторону, пропуская «товарищей из органов» в квартиру.
— Филиппенко, остаешься в подъезде, на всякий… — распорядился Иван. Он хоть и числился внештатным сотрудником, но благодаря распоряжению Фролова, считался сейчас за старшего. — Только не отсвечивай!
— Есть! — ответил один чекистов — молодой веснушчатый парень с ярким румянцем на обеих щеках, перемещаясь в темный угол лестничной площадки.
— Саркисян, со мной, — произнес Чумаков, преступая порог квартиры профессора.
Следом за ним в прихожую вошел и второй сотрудник — смуглокожий и горбоносый. — Сиди тут, — Иван указал на низенькую банкетку, — нужно будет — позову.
— Хорошо! — отозвался горбоносый, скидывая с плеч пиджак и падая на банкетку.
— Ну, показывайте, где у вас что, — произнес Чумаков, проходя в комнату.
Вид громоздкой машины, с торчащими во все стороны проводами, катушками, приборами и лампочками, занимающий, в общем-то, немаленькую комнату, едва его не шокировал.
— Вот это машина! — с неким благоговением произнес он. — Неужели все это своими руками, Бажен Вячеславович?
— Ваня? Чумаков? — Брови профессора поползли вверх. — А вы как здесь… Так вы из этих… — Наконец мелькнуло понимание в его глазах. — Вы знаете, а я вас недооценил…
— А я вот тоже в детстве мечтал, что-нибудь этакое изобрести, — вздохнул Чумаков, стараясь перевести разговор на другую тему. — Вы ведь тоже мне не обо всём рассказывали.
Взгляд Трефилова немного смягчился, но возникшее неловкое молчание немного нервировало всех присутствующих.