Не знаю, что он там сделал, но голос Лилит из моей головы начисто пропал. Так что я пока что вздохнул с облегчением, быть невольной куклой, игрушкой в руках демонической упырихи, мне совсем не улыбалось. И без неё проблем хватало. Но ухо, всё-таки, надо держать востро! Вдруг опять начнёт вокруг меня свои макли крутить, а насчет своевременной помощи всадника я вообще никогда не уверен.
Я вернулся в комнату, наскоро оделся и бросил взгляд на часы. Ох ёк! Это ж сколько времени я проспал? По всему выходило, что дрых я больше суток после того, как меня распробовала на вкус, причём в самом прямом смысле этого слова, самая первая женщина на земле.
Вот расскажи я об этом простому человеку, он только покрутит пальцем у виска и предложит посетить психиатра. А ведь всё это — настоящая история человечества, в которую это самое человечество верить напрочь отказывается. Ведь даже школьники знают, что все мы от обезьян произошли.
Спасибо товарищу Дарвину за наше психическое здоровье! Интересно, что бы сказал автор книги «Происхождение видов», если бы его свести лицом к лицу с «первой леди» нашего мира — коварной упырихой Лилит? Однако, за исключением самого момента сотворения человека, все остальное Дарвин верно ухватил — каждая тварь, созданная Творцом, эволюционирует. Как, впрочем, и сам человек.
Приведя себя в порядок, я поспешил на улицу, где продолжали выяснять отношения мои старики — живой и мёртвый, молодой и старый, родной и «приёмный». Но к моему прибытию, страсти поутихли, и Ваня, почтительно наклонив голову, выслушивал претензии старого князя. Убойная штуковина этот его «мельничный взрыв»
— Ромка! — радостно заорал он, когда я приблизился. — Ты это видел? Он указал на огромную яму, которая нас разделяла. — Убойная штуковина этот его «мельничный взрыв»!
— А почему мельничный-то? Странное название, — произнёс я, взглянув на старика.
— Это самая древняя взрывная магическая формула, разработанная твоими предками, князь, — с достоинством ответил Вольга Богданович. — В те времена пороха еще не изобрели[1], а мельницы с мукой, нет-нет, да и взрывались[2]. Вот и решили повторить эффект. И, как видишь, удачно!
— Весьма удачно… — еще раз заглянув в яму, согласился я. — Только зачем двор испортили?
— Да говорил я этому балбесу, — мертвец коротко размахнулся, намереваясь отвесить Чумакову еще одну оплеуху, но Ванька технично увернулся, — осторожно силой магический конструкт наполняй!
Я уже понял, что старик-покойник вбивает науку привычным для себя способом — дедовским, застрявшим на уровне восемнадцатого века. А другие способы ему, похоже, и вовсе неизвестны. И Ванька это тоже понял, решив больше не пререкаться со стариком, привыкшим действовать весьма непедагогично. Всё равно толку не будет — уж лучше увернуться.
— А этот… юродивый, весь резерв туда одним махом бахнул! — продолжал привычно ворчать Вольга Богданович. — Знал бы, что так выйдет — на полигон бы отправил!
— А у нас и полигон есть? — уточнил я.
— А то как же? — просветил меня мертвец. — Где еще новые заклинания испытывать? Сам же видел, как всякие балбесы норовят наш родовой особняк развалить! А Пескоройка еще и прежнюю разруху не исправила, а дружинник твой ей новую работёнку подкинул!
— Да я-то откуда знал, как это — потихоньку заливать? — возмутился дед. — Я вообще первый раз такой волшбой занимаюсь!
— Хех… — Старик шумно почесал свой плешивый затылок. — Твоя правда, Ванька — ты ведь даже не новик. Хоть я тебя и до третьего ведьмачьего чина подтянул. Выходит, это я маху дал?
— Выходит, что так дед, — рассмеялся я, но совершенно безобидно. — С кем не бывает?
— Ну, не поминайте лихом старика.
— Вольга Богданович, а Иван действительно третью веду поднял? — уточнил я. Ведь насколько я помнил, некоторые ведьмаки к такому результату годами идут, а то и десятилетиями.
— Взял-взял, не сумлевайся, — тряхнул головой мертвец. — Может, Ромка, в семью его примем? — задумчиво произнёс покойник. — Есть у меня один обряд на энтот счёт… Родоначальником младшей ветви Перовских станет, князем крови…
— Э-э-э, ребятки! — возмущенно засопел дедуля. — А меня кто-нибудь спросил: хочу ли я в князья? Зря, что ли, наши отцы революцию устраивали, а, Рома?
— Дед, ты, действительно, пока с такими предложениями не спеши, — поддержал я Ивана. — Слишком долго ты в гробу отдыхал — в мире столько всего изменилось. Не осталось в России ни дворян, ни бояр, ни каких-либо других титулованных особ. Я тебе позже обо всём этом подробнее поведаю. А сейчас мне вот что лучше скажи: с моими силовыми каналами что-то сделать можно? Вернуть им былую проводимость?
— Нет, внучок, — покачал головой покойник и виновато развёл руками, — слишком уж ты их пожог-попалил. Попробовать, конечно, можно… Но, вот, получитсяили нет — не скажу. Да и времени это займёт не в пример больше, чем у твоего товарища. Здесь лучше постоянными упражнениями меридианы заново наращивать. Я сам с тобой заниматься буду! И через пару-тройку зим обязательно всё взад вернём!
— Дед, — остановил я размечтавшегося старика, — я ж говорил — нет у меня пары-тройки лет. Мы сегодня ужу с Ваней уйдём мою суженую выручать…
— Как сегодня? — опешил мертвец. — Вы совсем не готовы против настоящих магов… Один — калека, второй — новик-несмышлёныш, хоть и с чином. Пропадёте-сгинете! А мне тогда что делать? Как духам предков в «глаза смотреть»? Не пушшу! — Вольга Богданович растопырил руки, видимо, показывая, как он будет это делать.
Может быть, кто-то и посмеялся над «безобидным» и «выжившим из ума» мертвецом, но только не я. В магическом зрении мне было прекрасно видно, как клокочет в этом тщедушном теле целая прорва энергии.
Я наблюдал, как сплетаются на его неподвижных пальцах (и заметьте, сами собой, без каких-нибудь лишних телодвижений) сложные магические конструкты, на подготовку которых мне понадобится чуть не целый день. Так что противостоять этому тщедушному ходячему трупу нам с Иваном было просто не по силам.
— Дед, ты пойми, мне очень надо — за свою любовь я и против тебя выйти не побоюсь! Хоть ты меня и намного сильнее, да и опытнее…
— Тогда я с вами пойду! — неожиданно заявил старикан, лихо сдвинув треуголку на самый затылок. — Давно я в лихой сече не участвовал! А тевтонца в очередной раз побить…
Вот его нам только и не хватало.
— Дед, да послушай же ты меня! — перебил я старого князя. — А кого «на хозяйстве» оставим? Ведь без нужного пригляда, все опять может медным тазом накрыться! Ты уж лучше подготовь здесь всё в лучшем виде: и особняк, и лабораторию, и про полигон не забудь! А я обещаю, что вернусь к тебе, как только смогу. Должны же мы с тобой род Перовских возродить?
— Клянёшься, что не обманешь старика? — С надеждой посмотрел на меня Вольга Богданович.
— Клянусь! — искренне пообещал я.
И едва я произнёс эти слова, как между мной, Вольгой Богдановичем и всем княжеским поместьем — Пескоройкой появилась незримая никем другим, кроме нас троих, устойчивая энергетическая связь. Очень похожая на ту, что соединяла нас с Лихоруком.
— Не забывай, князь Перовский, что ты — неотделимая часть семьи и глава нашего рода!
— Ну, да: часть команды, часть корабля! — весело улыбнулся я, вспомнив цитату из «Пиратов Карибского моря». После чего крепко обнял сухое тело Вольги Богдановича, который в ответ тоже крепко сжал меня в своих холодных объятиях.
[1] Первым представителем взрывчатых веществ был дымный порох — механическая смесь селитры, угля и серы, обычно в соотношении 5:3:2. Существует устойчивое мнение, что подобные составы появились ещё в древности и применялись главным образом в качестве зажигательных и разруш ительных средств.
Существуют надёжные многочисленные свидетельства, что порох был изобретён в Китае. К середине первого века нашей эры селитра была известна в Китае и есть убедительные доказательства использования селитры и серы в различных комбинациях в основном для приготовления лекарств.
Первое упоминание о напоминающей порох смеси появилось в Taishang Shengzu Danjing Mijue по Qing Xuzi (около 808 года) — описывается процесс смешивания шести частей серы, шести частей селитры на одну часть кирказона (травы, которая обеспечивала смесь углеродом).
В Европе (в том числе и на Руси) известен с середины XIV века; до середины XIX века оставался единственным взрывчатым веществом фугасного действия и до конца XIX века — метательным средством.
[2] Мука может взорваться, если она распылена в воздухе и создает пылевое облако. В таких условиях даже малейшая искра может привести к взрыву, поскольку мельчайшие частицы муки обладают большой поверхностью для взаимодействия с кислородом. Взрывоопасность муки зависит от концентрации пыли в воздухе, размера частиц, наличия источника возгорания и достаточного количества кислорода. Это подтверждается множеством инцидентов, произошедших на предприятиях, работающих с мукой и зерном.
Глава 14
Трое суток, практически без сна и отдыха, мы с дедом пробирались по территории занятой врагом. Невзирая на морок, которым я окружал нас на протяжении всего пути, города, да и вообще любые населённые пункты, попадающиеся нам по пути, мы старались обходить стороной.
Хотя нам очень хотелось врезать, как следуют, по расквартированным в них гарнизонах фрицев, да по частям вермахта, двигающимся нескончаемым потоком в сторону фронта. А моего юного дедулю, всё порывающегося устроить фашистам какую-нибудь диверсию, приходилось останавливать практически силой.
Я втолковывал ему раз за разом, что сначала нам с ним нужно выполнить главную миссию — эвакуировать в Москву Глашу с Акулиной, а уже после устраивать захватчикам «козью морду». Объяснял, что помощь Глафиры Митрофановны в разработке новых заклинаний может оказаться намного ценнее ликвидации пусть даже и целого полка гитлеровцев.
Дедуля каждый раз понятливо кивал, а при упоминании имени Акулины его глаза начинали как-то масляно поблёскивать — вот та еще проблемка, которую мне вскоре предстоит разруливать. Но едва мы натыкались на очередное формирование вермахта, как дедуля тут же забывал про свои обещания и как умалишённый рвался в бой.