— Ты не юли давай, — потянул колдуна за штанину Семен, чуть не заставив того рухнуть на землю. — Все равно признаться придется. Куда ты камень дел?
— Помните, я пытался рассказать вам о ма-а-аленькой проблеме? — протянул Кроули, осторожно ставая на обе ноги. — Так вот — философский камень… исчез.
— Как исчез? Куда исчез? Ты совсем что ли рехнулся?! — нахмурился Альфонсо.
— И не нужно на меня так кричать, — покачал головой Кроули и проворчал себе под нос: — Экий брехливый веттерхун.
— Чего?! — взвился Альфонсо, похоже, крайне оскорбленный до глубины души подобным сравнением. — Да я чистокровный англичанин в одиннадцатом поколении! Мой пра-пра-прапредок валялся на подушке самой королевы Виктории! Пустите меня, я за себя не отвечаю! — звонко лаял Альфонсо, размахивая лапами, покуда Сэм, аккуратно, но крепко держа разъярившегося кокера за ошейник, не давал ему шанса на деле показать Кроули аристократический кусь.
— В генеалогических древах разберемся позже, — Семен стал между Кроули и разъяренным Альфонсо, который хоть и успел изрядно выдохнуться, но все же не прекращал вялые попытки достать опасливо поглядывающего на него колдуна клыками. — Рассказывай по порядку, а там уж разберемся, кто виноват и что делать.
— Пока те не слишком вежливые господа тащили меня в замок Бран, я попытался открыть свой собственный портал, дабы сбежать, — начал изрядно смущенный Кроули. — Однако что-то пошло не так и, видимо, я был слишком трезв… то есть не слишком сильно открыл свои чакры и в результате смог переместить лишь чемоданчик с философским камнем. Распутин, прознав об этом, сплавил меня на руки господину Цепешу, упокой Вельзевул его кровососущую душу, и отправился разыскивать камень, пообещав по возвращению спустить с меня шкуру. Живьем.
— Артефакт не попал в руки Распутин — это уже радует, — попытался подбодрить друзей Семен, видя их унылые морды. — Так и куда ты запульдыкал камушек-то?
Кроули в ответ только развел руками.
— Чудесно, — буркнул Альфонсо, который наконец-то бросил пытаться устроить в номере геноцид отдельно взятых чародеев, и спрятал голову под подушку. — После таких новостей руководство отправит меня сторожить какой-нибудь дом престарелых для ветеранов разведки. Буду целыми днями слушать стариковское брюзжание и терпеть потрепывание по холке. Отвратительно.
— Не самое худшее будущее, — мрачно произнес Сэм. — Уж куда лучше, чем тухнуть на мексиканской границе и гонять койотов по пустыне.
— А вы, я смотрю, оптимисты, — покачал головой Чарли. — Как только Распутин заполучит философский камень — тут же явится по наши души и вот тут-то и ворчащие старики, и песочные ванны с дальними родственниками покажутся вам просто манной небесной.
— Так значит — нужно добраться до камня быстрее Распутина, — сказал Семен и обратился к Кроули: — Ну неужели у тебя вообще нет никаких предположений, куда ты мог отправить свой чемоданчик?
— Это могла быть как соседняя деревушка, так и другой конец света, — виновато вздохнул Кроули. — Возможно, я сумею сузить круг поисков до определенных координат, но на это потребуется время.
— Сужайтесь за дверью, — глухо произнес Альфонсо, так и не высунув морды из-под подушки. — У меня от вас уже голова раскалывается.
Перед тем, как отправиться восвояси, они приняли решение замаскировать Кроули, чтобы не привлекать излишнего внимания, которого у них и без того в последние дни навалом. Достав из-под кровати большой саквояж, Чарли и Сэм, выкидывая наружу тряпки, спорили до хрипоты о том, как бы одеть Кроули, чтоб и модно, и неприметно.
Альфонсо происходивший вокруг него модный приговор нарочито игнорировал, храня угрюмое молчание, Семен о местных вкусах имел довольно смутное представление, и разве что Кроули изредка пытался высказать свое мнение, но кто ж его слушать будет.
По итогу Чарли и Сэм все же пришли к согласию: Кроули остался в своем прикиде, но зато теперь над верхней губой его красовались тонкие гусарские усики, лихо закрученные вверх.
— Чего-то не хватает, — покачал головой Семен.
Чарли и Сэм вновь уткнулись в содержимое чемодана — и дополнили прикрытие большими очками без диоптрий.
— Сойдет, — кивнул Семен.
— Теперь необходимо продумать легенду, — призадумался Чарли, подняв глаза к потолку. — Итак, ты — Филипп Джонатан Форд, троюродный внучатый племянник того самого Генри Форда по матушке. Прибыл в Варшаву по просьбе дяди, чтобы договориться об открытии нового завода.
— Не люблю имя Филипп, ну да ладно, — вздохнул Кроули, поправляя новоприобретенные окуляры. — Всяко лучше, чем Джордано.
— Меня вот лично ваши рожи простолюдинские из себя выводят, но я не жалуюсь, — подал голос Альфонсо. — Если вы закончили, прошу оставить меня одного. Мне необходимо подремать… то есть обдумать дальнейшие действия.
Чарли и Сэм, позевывая, направились на заслуженный отдых. Семен же взялся сопроводить Кроули до стойки администрации, дабы тот снял себе номер на злотые, которые любезно выделил ему Альфонсо. Правда, сделал он это скорее не из добрых побуждений, а чтобы побыстрее от них избавиться, однако у дареных денег водяные знаки не проверяют. Стоило им спуститься в холл, как Семен внимательно огляделся по сторонам — однако ни Фауста, ни его ручной ящерицы поблизости не было, что не могло не радовать.
Не успел Кроули обменять несколько купюр на ключ, как их накрыла огромная тень — и, оглянувшись, Семен увидал доктора Уайта, то есть снежного человека, нависшего над ними словно скала. Надо сказать, вид у него был донельзя мрачный. Семен бы даже не побоялся сказать угрожающий. Именно так выглядели те самые аборигены ближнего Подмосковья, которые наваляли Семен и Игнату: насупленные брови, сжатые кулаки, приподнятая верхняя губа, обнажившая крупные зубы. Правда, снежный человек, разумеется, был куда более симпатичным.
— О, Чунта, какой сюрприз, — заискивающе улыбнулся Кроули и с шумом сглотнул. — Признаться, не ожидал тебя здесь увидеть. Как твоя красавица жена? Как дети?
Чунта промолчал, не сводя с колдуна взгляда тяжелого, как Галина Абрамовна после продленных новогодних праздников.
— Вы знакомы? — удивленно спросил Семен.
— Да, пару раз пересекались в общих компаниях, — Кроули поднял Семена на руки. — Но думаю, нам пора. У нас был тяжелый день, да и завтрашний будет не легче, к тому же, уверен, что и у Чунта полным-полно дел. Пока-пока, рад был свидеться, я пришлю открытку на Праздник Весны.
Однако стоило ему лишь ступить в сторону лестницы, как снежный человек перегородил ему дорогу. Кроули попытался было обойти его то с одной стороны, то с другой, но Чунта каждый раз упорно преграждал им путь.
— Может ему от нас что-то надо? — предположил Семен.
— Угук, — кивнул Чунта. — Угук. Угук!
— Клянусь, я и пальцем не трогал ваш драгоценный фило… — пролепетал Кроули.
— Угук!
— Ладно, ладно, — сдался Кроули и поднял руки. Фигурально, разумеется, так как сейчас он держал ими Семена. — Признаюсь — это сделал я. Но на то у меня были весьма веские причины, поверь.
И тут Чунта словно прорвало. Он угукал и гукал, размахивал лапами и тряс гигантскими кулаками перед лицом Кроули. Голос его то становился мягким, бархатным, умоляюще вопросительным — как правило, с такими интонациями их коллектив во главе с менеджером Федей уточнял у Галины Абрамовны, когда придет обещанная зарплата, то приобретал стальной оттенок — с подобным Галина Абрамовна неумолимо отвечала, что, во-первых, обещанного вообще-то три года ждут — хотя и прошло уже почти четыре — во-вторых, их много, а она одна, ну и к тому же по расписанию у бухгалтерии сейчас учет, обед и аудит, приходите в нечетный четверг последнего месяца следующего високосного года, а лучше никогда.
Кроули внимал тираде Чунта подобно провинившемуся школьнику, которого завуч застукал в туалете за написанием на стене какого-нибудь крепкого словца, подкрепленного натюрмортом из двух кругов и одного овала — то есть на вид пристыженного, но с фигой в кармане.
Дескать, пыхти не пыхти мне про тяжелый низкооплачиваемый труд уборщицы, отвернешься — все равно дорисую. В общем, хоть лицо Кроули и выражало предельное раскаяние, но под маской скорби отчетливо сквозила неподдельная скука, словно бы все происходящего сейчас с ним было ему не в новинку и слышал он это не один десяток раз.
— Я бы с радостью вернул тебе то, за чем ты проделал столь долгий путь, Чунта, — сказал Кроули, когда тот наконец умолк. — Однако есть один нюанс, мешающий мне это сделать. При всем моем искреннем желании.
— Угук гук?.. — в надежде протянул Чунта.
— Именно это я и хочу сказать, — кивнул Кроули; снежный человек же закрыл лицо широкими ладонями и сокрушенно закачал головой.
Неизвестно, сколь долго мог продолжаться столь содержательный диалог и ждал ли их второй акт театра одного актера в лице огромного человекообразного, так как Семен вдруг услышал знакомый голос:
— Вот ты где! А я тебя везде ищу!
Оглянувшись, Семен увидел товарища Сталина, спешащего к ним с широкой улыбкой. Бросив на Кроули последний уничижительный взгляд — таким взглядом «дурней комплюхтерных» провожала уборщица Вер Павлна, коли те имели неосторожность пройтись в кедах по свежевымытому — Чунта напоследок угукнул еще разок, словно бы подытожив, что разговор не закончен, и ушел прочь. Приблизившийся же генсек потрепал Семена по голове:
— Ну и кто же так делает, подлец ты мохнатый? Я уж думал все — выскочил случайно на улицу и заблудился. Благодарю вас покорно, за то, что нашли моего кота, товарищ…
— Али… То есть Филипп Форд. Да-да, племянник того самого, — Кроули опустил Семена на пол и пожал Сталину руку. — Разрешите мне задать вам один вопрос? Вы тоже видите эту зверюшку?
— Разумеется, — в легкой растерянности ответил Сталин. — Она же сидит прямо перед нами. Как поживает ваш дядя? Слышал, в последнее время дела у него идут в гору.
— О, да, — небрежно махнул рукой Кроули. — Деньги копятся, заводы строятся. К слову, я прибыл в Варшаву именно по этой причине — дядя собирается открыть здесь производство и отправил меня найти вариант повыгоднее.