- Черт,- стонет Андрей,- промах!
Но Марс держит крепко: сжаты зубы, шерсть дыбом, глаза, как у волка.
Противник извивается, но не в силах освободиться. Марс не размыкает челюстей, а задние лапы его. все более и более оседают и вот Марс чувствует странное ощущение в голове. Что это? Острая боль в шее… что-то горячее, липкое течет ему по груди, пропитывая шерсть.
- Марс, голубчик,- бормочет Андрей.
Марс не сдается, но он чувствует, как челюсти его сами собой постепенно начинают размыкаться, как не в силах он справиться со страшной слабостью, охватившей тело. Сейчас отпустит противника… сейчас.
- Сдавайся,- говорит Андрей, и голос у него хриплый, и дуло револьвера приставлено ко лбу противника.
Человек сдается. Он поднимает руки вверх, лицо его искажено страхом.
Сдается и собака. Как тяжелая серая глыба, рушится она на землю, а кровь все течет и течет, смачивая траву.
Подбежавшие милиционеры обезоруживают преступника, он едва стоит на ногах.
Андрей тоже едва стоит на ногах, лицо у него сурово, а челюсть слегка дергается, он нагибается к Марсу, верному своему товарищу.
- Марс, голубчик…
И Марс поднимает к Андрею свои умные глаза, и чуть-чуть, совсем чуть-чуть, виляет хвостом.
Что это? В лапах холод и закостенение. Отчего так холодно, когда солнце с яркого неба жарит вовсю. Морда Марса все глубже и глубже уходит в траву. От земли так хорошо пахнет утренней сыростью, сапогами Андрея и так странно пахнёт еще чем-то… кажется, кровью…
- Марс! Марс! - слышит он издалека, совсем издалека голос Андрея и чувствует на своей шее .прикосновение знакомых рук, чувствует, как все слабеет и слабеет горячий, липкий поток.
- Марс! Марс!- говорит хозяин. - Марс, слышишь, ты не погибнешь, я вылечу тебя, дружище!
Какой странный голос у хозяина, никогда прежде не бывало у него такого голоса…
И Марс хочет сказать, что он все понимает… все, что он очень любит Андрея, пробует вильнуть хвостом, но уже не может…
БОЛЬНЫЕ.
В большой больничной палате, на железной койке лежит Семка. Его худое бледное лицо слабо выделяется на белой подушке. Серое байковое одеяло обтягивает и ясно обрисовывает его тонкие ноги.
Целых две недели Семка сильно хворал. Волнения, павшие на переутомленный организм мальчика, вызвали сильную горячку.
Заболел Семка в тот же день после ареста, а теперь понемногу поправлялся.
Чьи-то шаги возле койки. Семка поворачивает голову.
- Ульянов! Митька!
- Я самый,- засмеялся Ульянов,- навестить пришел. Я еще в тот самый день приходил, как ты меня вызвал, свидетелем за тебя выступал, да все и так не верили, кроме Еремея. Ну, как теперь поправляешься? Вот это здорово, а я тебе новость принес.
- Митька, а как корова, нашлась? - спросил Семка.
- Корова-то, нашлась, собака парня одного накрыла, он вместе с ворами был, ну и выдал товарищей, их и поймали, Еремей твой доволен-то как! Теперь он на всю деревню тебя расхваливает, это, стало быть, вину свою хочет загладить, ну да все его тут на смех подняли, проходу не дают; ты ведь к нему не вернешься?
- Не знаю,- сказал Семка.
- Как это так не знаешь? Я вот знаю, что не вернешься.
- А работать как же я буду?
- И работать будешь, да только не у Еремея.
- А где же?
- У нас в школе; там, брат, работать здорово приходится.
- Митька!!!
- Знаю, что меня Митькой звать, а то, что ты в школу нашу принят,- тоже знаю.
Я заведующего просил, да не я один - твои крестьяне, Сидор там и другие тоже просили, ну заведующий помялся, мест, стало быть, не было, а под конец все-таки записал тебя в сверхштатные, в положение, значит, вошел; он у нас хотя и строгий, а душа-человек!
- Митька, вот уж спасибо тебе.
Семка густо покраснел от радости.
- Посещения кончились,- сказала вошедшая фельдшерица.
- Ну, прощай, Семка, живей поправляйся,- крикнул ему уже из коридора Ульянов.
Семка остался один. Он чувствовал еще в голове большую слабость, но ему было хорошо и покойно. Он знал, что скоро начнется для него новая жизнь; светлой казалась она Семке.
В небольшой прохладной комнате полутемно. Обстановка комнаты бедная: стол, койка, стул, кривой комод, да в .углу еще что-то большое, сероватое на матраце, брошенном на полу.
Дверь отворилась, вошел человек с глиняной миской в руке.
Человек наклонился над матрасом, поставил миску на пол.
- Марс, обедать,- говорит он ласково.
Серая собачья голова приподнимается с матраца. Шея и грудь обмотаны бинтами. Марс полулежа начинает жадно лакать вкусный тепловатый суп.
- Ну, Марс,- весело говорит Андрей, садясь на корточки возле товарища,- что, брат, полегчало? Это тебе, брат, не с Бобом драться, похуже было дело, думали, совсем издохнешь. Ну, да ничего, теперь дело в шляпе, поправляться начнем.- И Андрей похлопал собаку по ляжке.
Марс постукал по полу хвостом, свисавшим с матраца. Ему уже хочется подняться, но слабость еще большая.
- Ну, брат,- говорит Андрей, ходя взад и вперед по комнате,- скоро в отпуск поедем, довольно тут валандались, рад небось.
- Тук-тук-тук,- стучал хвост Марса.
- На отдых посылают, к морю!
- Тук-тук-тук,- радостно отвечает хвост.
И Марс умиленно смотрит в глаза хозяину - своему любимому товарищу.