Ощущение воскресного утра охватило Сашу. Вскочить, включить радио! Надо приготовить коньки или сначала прочесть «Юмор» Чехова. Вчера Юрка Резников в большую перемену читал книгу и хохотал.
Но Саша вспомнил вчера и не вскочил.
Он тихо лежал, пока не услышал движение в маминой комнате. Только тогда он увидел на этажерке кожаный шлемик. Значит, ночью ему не приснилось. Она верно приехала!
— Мама! — закричал Саша, так высоко подскочив на кровати, что все пружины запели.
Радость!
Знакомый халатик, рассыпанные по плечам, мокрые после ванны волосы. Саша прижался щекой к влажным прядям:
— Мама!
— Здравствуй, Саша! Ну, как жил?
В это время Агафья Матвеевна внесла чайник. Саша быстро оделся и принялся хлопотать. Он метался от буфета к столу и так азартно хозяйничал, что не успел ответить. Он хитрил с самим собой и оттягивал время.
Если б ещё мама не такой весёлой вернулась!
Она прошлась по комнате, перебрала на письменном столе стопку книг, заплела в косу и уложила ещё не просохшие волосы.
Саша видел серьёзное, строгое, счастливое выражение маминых глаз. Она о чём-то сосредоточенно думала. Она даже не замечала, что вот уже столько времени они вдвоём с Сашей молчат. Что произошло в маминой жизни?
— Мама, как твоя операция?
Она обернулась, и, прежде чем Саша услышал ответ, он понял по её спокойному, глубокому взгляду, что всё хорошо. Она присела на диван, где в уголке, подобрав ноги, неловко съёжился тихий мальчик.
— Здоров ли ты, Саша?
— Здоров! Абсолютно!
Он постарался изобразить на лице весёлую бодрость, расправив плечи типично спортсменским движением. Однако ему довольно трудно было смотреть маме прямо в глаза. Что-то в нём требовало: «Надо сейчас же сказать!» И что-то удерживало: «Нет, нельзя сейчас говорить!»
— Саша! Как у тебя? Благополучно? Как в школе?
Сердце бешено застучало в груди: сказать!
Но мама знакомым ласковым жестом откинула со лба его волосы и заговорила негромко:
— А у меня, Саша, радость. Очень удачно прошла операция. Случай был трудный наредкость. Да, мы добились победы, теперь это можно признать.
«Нельзя говорить о вчерашнем. Нельзя!» — пронеслось у Саши в уме.
Он сидел неподвижно, вперив, как гипнотизёр, глаза в одну точку; горло перехватила тоска. Саша боялся вымолвить слово, он чувствовал, что расплачется, едва открыв рот.
К счастью, в соседней комнате зазвонил телефон. Мама ушла.
— Сейчас выслали? Да, да, готова! — слышал Саша оживлённый мамин голос. — Устала? Нет, ничего.
Она вернулась к Саше уже одетая, и в лице её, побледневшем за эти несколько дней, и в обведённых синеватой тенью глазах светилась всё та же глубокая, торжествующая радость.
— Не удалось нам досыта наговориться, Сашук: вызывают на совещание. Но я даю тебе слово, как-нибудь урву время, и мы с тобой улизнём покататься на лыжах. За город, в лес. Подальше. А завтра, Саша, я делаю доклад в Академии наук. Пора обнародовать результаты десятилетней работы, — сделать выводы. Лестные выводы для нашей науки. Ещё один шаг вперёд. Этот шаг снова сделали мы, советские люди, — вот в чём гордость!
Под окном, во дворе, загудела машина.
Мама подошла к Саше, взяла в ладони его голову и, откинув, заглянула близко в глаза. Должно быть, что-то она увидела в глубине его глаз, что смутило и испугало её.
— Что с тобой, Саша?
Под окнами надрывался гудок.
— Мама! Ты опоздаешь! — закричал Саша в преувеличенном страхе. — Собирайся живей!
Саша торопил её, суетился и никак не мог успокоиться, пока за ней не захлопнулась дверь.
А оставшись один, он прислонился лбом к косяку книжной полки и перевёл дыхание, словно только что свалил с плеч тяжёлый мешок.
Близнецы обсуждают положение
— Костя, он так и сказал: «Мой вольтметр, не отдам»? — спросила строго Юлька.
— Да нет же! — воскликнул Костя с досадой, удивляясь странной непонятливости сестры. — Вовсе нет. Саша не хочет дарить вольтметр вместе с классом. Он хотел от себя. И чтоб все его восхваляли.
— Ну?
— Что, ну? Ребята обиделись. Как ты думаешь; Надежде Дмитриевне приятнее было бы, если бы весь класс подарил? Все так ждали, надеялись, что будет сюрприз. И вот всё сорвалось. И вообще…
— Что вообще? — нахмурилась Юлька.
Костя мрачно смотрел в сторону, избегая взгляда сестры.
— Я разочаровался в Саше. Он оказался совсем другим человеком.
— Ты уверен? — холодно спросила она.
— Да что ты так за него заступаешься? — рассердился Костя. — Никакого самолюбия! Он же напал на тебя!
Юлька спокойно возразила:
— Не он — я на него напала. Теперь мне понятно, почему он не был на сборе. Костя, каким Саша оказался «другим» человеком?
— Таким, что когда делается общее дело, на него не очень можно надеяться, — резко ответил Костя.
Они замолчали. Юлька уныло накручивала на палец прядку волос, упавшую из-за уха.
— Знаешь, что говорил Ключарёв? — сказал Костя, решившись, должно быть, до конца раскрыть Юльке глаза на их бывшего друга. — Он говорил: если бы мы были не просто седьмым «Б», а «Молодой гвардией» во время войны, приняли бы Сашу после этого случая, как ты думаешь?
— Какой ужас! Наверное, нет, — шопотом ответила Юлька.
Она сидела на кровати, обхватив колени руками, и внимательно смотрела на брата. Она вместе с ним обвиняла товарища и хотела его оправдать.
— Что же будет?
— Не знаю, — вяло ответил Костя. — Ребята ему не простят.
— А ты?
— Мне Сашу жалко. И я…
Снова молчание и новый вопрос:
— Вы считаете его эгоистом?
— Эгоистом.
— И несознательным?
— Да.
— А я знаю сто случаев, когда Саша был не эгоистом и очень сознательным.
— И я знаю, — грустно согласился Костя. — Но в этот-то раз…
Чувствуя, что сердце брата начинает оттаивать, Юлька просительно заглянула ему в глаза:
— Костя! Не может быть, чтоб вдруг в один день Саша навсегда изменился в противоположную сторону!
Костя молча рассматривал незатейливые узоры на ширме. Юлька вздохнула. Это был вздох человека, который теряет надежду.
— Воскресенье. Саша один. Может быть, он заболел? Позвонить ему, Костя?
Костя остался закованным в броню равнодушия:
— Не бывает, чтобы в таких случаях обязательно заболевали.
Юлька встала и, опустив голову, долго что-то напряжённо обдумывала.
— Мне всё ясно, — сказала она, раздельно выговаривая слова. — Один человек страшно ошибся, — она сумрачно посмотрела на брата. — И все сразу от него отвернулись, и даже его лучший друг. Не понимаю!.. — Юлька пожала плечами.
— Что должен делать лучший друг? — спросил нерешительно Костя.
— Узнать! Расспросить! Помочь! Посоветовать! — гневно крикнула Юлька. — Может быть, Саша раскаивается? И… может, он всё-таки не «другой» человек, а просто ошибся? И тогда… Слушай-ка, Костя, если даже его завтра не примут в комсомол, после ведь могут принять? А если мы не поддержим, вдруг он навсегда упадёт духом? Давай, Костя, пойдём?
— Пойдём!
В бурном восторге Юлька захлопала в ладоши. Джек, готовый в любую минуту разделить веселье хозяйки, сорвался с подстилки. Началась суматоха.
Юлька сдёрнула с вешалки шубу и в дверях ждала брата. Как на грех, он не мог разыскать свою шапку. Под руку попадались разные бесполезные вещи: варежки, свитр, портфель — всё, кроме шапки.
— Мы придём и самым обыкновенным образом помиримся с ним, — рассуждала вслух Юлька, — потом узнаем, что происходит.
Костя продолжал искать свою шапку.
— Никто не собирается его защищать, если он подвёл весь ваш класс. Но нельзя человека бросать… Костя, можно подумать, что ты тянешь нарочно. Или ты хочешь, чтобы я шла одна?
Она с нетерпеливой решимостью посмотрела на брата. Отчаявшись, Костя сказал:
— В чём идти, если эта проклятая, шапка исчезла? Просто какая-то судьба со вчерашнего дня преследует Сашу.
— Ах, преследует? Тогда я одна…
Но тут в роли судьбы из-под кровати выскочил Джек с шапкой в зубах. Боясь упустить хозяйку, он кинулся к двери. Произошла короткая стычка, во время которой Джек яростно рвался на улицу, Костя разжимал ему зубы, а Юлька клялась, что совершенно не стоит любить такого сумасшедшего пса. Наконец, выручив шапку, они убежали к Саше.
Но на звонок вышла Агафья Матвеевна. Саши не было дома.
Мама должна быть спокойна
Саша вышел на улицу без какой-нибудь видимой цели, скорее всего его выгнали из дому проницательные взоры Агафьи Матвеевны. Саше казалось: каждый, кто приглядится внимательнее, без труда разгадает в его душе хаос и смятение. Чудо ещё, что ни о чём не узнала мама.
Машинально Саша свернул в тупичок, упиравшийся прямо в забор. Там детский сад. Он пуст в воскресенье; свежий, нетоптаный снег укрыл тихий двор. Саша встал у забора и в щёлку глядел на этот снег, сверкавший в лучах солнца.
Ну и светит же солнце! Откуда оно взялось после вчерашней метели?
Никто не знает, какое горе, если Сашу не примут в комсомол.
Он поёжился: мороз пробирался под воротник, к спине и плечам, щипал щёки. Любой бы мороз нипочём, не будь этого горя на сердце.
Его не примут — он понял сегодня, когда приехала мама.
Саша раньше считал: мама, как мама, очень много работает, довольно весёлая, любит его. Он и не думал, что она делает такое важное дело, которое завтра будут обсуждать на заседании Академии наук. И там мама скажет, как утром: «Мы добились удачи».
А Саша! Как он старался прославиться! И всё чтоб ему одному. Завтра Борис Ключарёв, Коля Богатов, и Виктор, и Юрка, и все комсомольцы тоже будут его обсуждать.
Саша промёрз и ушёл от забора. Спрятав окоченевшие руки в карманы, он побрёл куда глаза глядят.
Завтра он будет стоять перед ребятами в зале. Саша резко повернулся, как будто путь преградила стена, — идти больше некуда.
Если б можно было рассказать маме! Всё. О том, как он отделился от класса… Он изменил ребятам. Это всем ясно, он невероятно подвёл их. Мама! Ты представить не можешь, какой небывалый позор на тебя свалится завтра.