— Вам кого, девушка?
— Мне бы… мне бы… Володю Карцина нужно повидать, из старшей группы. Знаете?
— Володю Карцина знаю. А вы кто ему?
— Я? Я… так, никто. Просто знакомая, — смутилась Надя. — Только мне не вообще повидать его, а я по делу к нему…
— Если по делу, вызвать можно, а так, просто для свидания, нельзя. У нас в это время не разрешаются встречи ни с родными, ни со знакомыми.
— Мне по делу… честное слово, по делу, — заспешила Надя. — Одну вещь нужно передать.
— Если по делу — другой разговор. А то есть девчонки— просят вызвать, чтобы поболтать. Такие встречаются невоспитанные — просто не знаешь, что и сказать.
Он пропустил Надю во двор и сказал суворовцу с красной повязкой на рукаве, чтобы тот вызвал воспитанника Карцина.
— Вы можете пройти ко мне в дежурку.
— Нет, я тут подожду, — ответила Надя и присела на скамью.
Во дворе играло много суворовцев-малышей, некоторые пробегали совсем близко от Нади, но никто не обращал на нее внимания. Надя с интересом следила за их игрой, и смущение, с которым она вошла во двор, понемногу прошло. Вскоре из здания вышел стройный, подтянутый суворовец. Подойдя к дежурке, он узнал Надю, улыбнулся, чуть заметно кивнул головой и отрапортовал дежурному:
— Воспитанник Карцин прибыл по вашему распоряжению. Кто меня вызывал, товарищ дежурный?
— А вон на скамейке сидит девушка. Вы знаете ее?
— Знаю.
— Вот она и вызвала.
— Спасибо, товарищ дежурный.
Карцин четким шагом подошел к Наде и козырнул:
— Здравствуйте, Надя!
Надя встала и протянула ему руку:
— Здравствуйте, Володя. Я вам не помешала?
— Ну что вы!
— Я к вам всего на одну минутку: в субботу в нашем училище будет вечер отличников, так вот я вам билет пригласительный принесла..
Она достала из кармана шинели небольшой голубой листок и протянула Карцину. Он взял билет, поблагодарил Надю, но она успела заметить удивление, мелькнувшее на его лице. Наде стало неловко, она почувствовала, что щеки ее запылали. Она поняла, что ей не следовало приносить билет. «Говорили девчонки, а я, дура, не послушала», — мысленно ругала себя Надя.
— Это… это вам наши девочки прислали, — сказала она, как бы оправдываясь. — Придете?
— Наверно, приду. Отпрошусь. У нас ведь дисциплина знаете какая строгая?
— Знаю. Военная.
— Думаю, что отпустят. На такие вечера отпускают, а особенно если есть билет.
— Конечно, должны отпустить!
— Надя, вы говорите — билет ваши девочки прислали… А кто? Можно узнать?
— Ну, это совсем необязательно. Девочки, и все.
Надя попрощалась и ушла. Все еще ощущая неловкость, она решила рассказать о своем поступке подругам. Но пока дошла домой, передумала. «Отнесла — и отнесла. Теперь хочешь — говори, хочешь — не говори, ничего ведь не изменится», — решила она.
Ей представилось, как начнут поглядывать да перешептываться девчонки, когда она пойдет танцевать с Карциным. В том, что Карцин весь вечер будет танцевать только с ней, Надя нисколько не сомневалась. Так до самого вечера никто и не узнал, что Надя отнесла билет Володе Карцину.
Обычно на таких вечерах три подруги бывали вместе, но на этот раз их компания расстроилась. Наташа по поручению комсомольской организации дежурила в вестибюле, Надя как участница концерта была в соседней со сценой комнатке, вместе со всеми «артистами».
Оля заняла для подруг места «на случай» и пошла к Наташе в вестибюль. Наташа с красной повязкой на рукаве встречала гостей, провожала их в раздевалку и показывала, как пройти в клуб. Оле очень хотелось поговорить с Наташей, высказать свои замечания о том или другом госте, но в вестибюль то и дело входили приглашенные, и у Наташи для праздных разговоров не оставалось времени.
Стоять молча и бездействовать было не в характере Оли, особенно если рядом с ней кто-то занят делом. Вскоре она начала помогать подруге. Бойкая и находчивая, Оля сразу же вошла в роль дежурной. Если Наташа уводила гостей в раздевалку, Оля оставалась в вестибюле и, приветливо улыбаясь, встречала приходящих, а когда возвращалась Наташа, Оля провожала их в клуб.
Уже почти перед самым началом вечера пришли суворовцы — человек тридцать. В вестибюле была одна
Оля. Стараясь казаться приветливой хозяйкой, она торопливо пошла навстречу. Перед ней остановился лейтенант.
— Вы, наверно, дежурная? — спросил он и, по виду Оли поняв, что не ошибся, с шутливым оттенком отрапортовал: — Отличники Суворовского училища прибыли к вам на вечер! Просим любить и жаловать. В каком направлении прикажете нам идти?
— Пойдемте, я провожу.
По пути в раздевалку к Оле подошел Карцин, козырнул и поздоровался:
— Здравствуйте, Оля!
Не успела она ответить, как с ней уже здоровался второй, третий… Оля даже растерялась — лица ребят казались знакомыми, будто и видела их где-то, а где, никак не могла вспомнить.
— Не узнаёте? — спросил один из суворовцев. — А на катке? Помните, поезд устраивали?
Оля даже в ладоши хлопнула от удивления. Как она могла не узнать их? Ведь это те самые конькобежцы, с которыми так весело и жутко было носиться по звенящему льду. Человек пятьдесят, взявшись за ремни, бешено мчались на коньках, изо всех сил стараясь лететь, не задерживать других, не тормозить… Оля не раз каталась с ними. И вдруг — не узнала! Ну конечно, их нелегко узнать! В шерстяных конькобежных костюмах ребята выглядели совсем по-другому, чем сейчас — в шинелях и черных шапках.
— Узнала, узнала! Сначала не узнала, а сейчас узнала. Наверно, потому, что на вас одежда другая. Пойдемте в раздевалку, а потом провожу в клуб.
Едва суворовцы расселись в зале по местам, как занавес раздвинулся и на сцену вышел Батурин. Вечер отличников начался.
Места, оставленные Олей для подруг, никем не были заняты. Они пустовали и во время официальной части вечера и во время концерта. Оле временами становилось скучновато, потому что вокруг сидели незнакомые и ей не с кем было перекинуться словом.
После концерта в зале начали сдвигать скамьи и стулья, чтобы освободить место для игр и танцев. Оля пошла к Наташе в вестибюль. У двери она снова встретила суворовцев, по-хозяйски, как у себя дома, носивших скамьи.
— Оля, вы куда убегаете? — спросил Володя Карцин.
— Я не убегаю.
— Ну, уходите.
— А вам это так интересно?
— Очень.
— Если интересно — скажу. Иду проведать подругу, она дежурит в вестибюле.
— Возьмите и меня с собой.
— Зачем?
— Тоже хочу проведать вашу подругу.
— И меня- захватите за компанию, — попросил другой суворовец.
— А без меня вам вообще нельзя, — сказал третий, — от скуки заснете. Я веселить вас буду.
— Понятно! — ответила им сквозь смех Оля. — Хотите сбежать, чтоб не таскать скамейки. Правда?
Но суворовцы наперебой стали доказывать, что носить скамьи — любимое их занятие, что они могут заниматься такой физкультурой до самого утра. Оля сделала серьезное лицо:
— Ладно, на этот раз поверим. Пошли! Наташа увидит — испугается.
— А мы ее постараемся успокоить. Будьте уверены— сумеем, — сказал кто-то.
Но у Наташи они так и не побывали. Когда вышли из клуба, Карцин спросил, нельзя ли пройти по училищу и осмотреть его. Оля ответила, что это не запрещается, можно обойти, если им интересно, хоть все пять этажей, но большинство комнат сейчас заперто и попасть в них нельзя.
— А вы проведите нас по этажам, — попросил Карцин. — Знаете, как нехорошо получится — придем домой, ребята начнут расспрашивать про ваше училище, а нам и сказать нечего: не знаем, не видели. А спрашивать обязательно будут.
— И первый вопрос — у кого лучше: у них или у нас, — подтвердил другой суворовец.
— Об этом, пожалуй, и не спросят, всем понятно, что ремесленному до нас далеко.
— Не хвалитесь, пожалуйста! — рассердилась Оля. — Это вам до нас далеко. Была я у вас в прошлом году, беспорядка сколько хотите.
— Вот и неправда! — возразил Карцин. — Где вы нашли беспорядок? А ну, скажите!
— Не стоит.
— Нет, из песни слова не выкидывают. Если начали, договаривайте до конца. Где у нас беспорядок? — настаивал Карцин.
— И скажу. В спальнях — вот где! У вас даже постели не все умеют заправлять. Да-да! Я сама видела.
— Так вы, наверно, у малышей были. Подрастут — научатся.
— Не знаю, когда они там подрастут и когда будут учиться, а знаю — кроме малышей, много и совсем взрослых. А им, пожалуй, не грех и шефствовать над малышами, как над братишками. У нас, например, в детском доме всегда так было. Не умеют чего-то младшие — старшие учат. И помогают. А у вас этого не заметно.
— Разве вы в детском доме были? — спросил Карцин.
— Да. Здесь же, в Чкалове, — ответила Оля. — Ну, пошли, нечего зря время терять.
Сначала обошли первый этаж, потом поднялись на второй, на третий. Оля заметила: чем выше они поднимались, тем меньше становилось ее экскурсантов. На пятый этаж поднялись только Оля и Карцин. Они пошли по коридору.
— Здесь у нас классные комнаты, — рассказывала Оля, — они все заперты, и смотреть, пожалуй, нечего. Пойдемте снова в клуб. Там, наверно, уже игры начались.
— Пойдемте, — согласился Володя.
Каждый звук в длинном, высоком коридоре раздавался гулким эхом, и они невольно старались говорить тише. По одну сторону коридора тянулись одинаковые двери с выписанными на них номерами, по другую — белые окна, через которые были видны далекие огни города. И хоть они уже решили вернуться в клуб, уходить отсюда не хотелось. Оля подошла к ближайшему окну. За нею подошел к окну и Володя.
— Смотрите, Оля, наше Суворовское видно. Вон, видите? Красивое здание. Правда? Смотрите, сколько окон! И во всех огни! Правда, красиво?
— Ничего, — ответила Оля. — Но и в других домах так же. Вот там правее, видите? Это вокзал.
— Скажите, вам нравится в ремесленном?
Оля удивленно посмотрела на Володю. Ей захотелось было рассказать ему подробно, как здесь хорошо, каким родным ей стал этот дом. Но она сдержала свой порыв: ведь Карцина она знала мало — может, он и не поймет. Люди разные бывают, а среди суворовцев встречаются зазнайки. Это уж точно.