— А мне можно сказать?
Все удивленно уставились на Колю Епифанова, потому что на собраниях Коля выступал очень редко. Коля покраснел от смущения и машинально похлопывал правой ладонью по спинке стула.
— Вы говорите, товарищ директор, — несмело начал Коля, — что он нас будто оттолкнул сегодня. Так? А я другое скажу. Мы с Васькой все время дружили. Ну, как самые, сказать, настоящие друзья. Правда, Васька? А потом? Стали никто. Просто учимся вместе и никакие больше не друзья. Ему нужно, чтоб кланялись в ножки. А другого он и за человека не считает. Правда, Васька? Может свободно избить. Ни за что. В «Крокодиле» его протянули? Значит, заработал. А если поговорить насчет этого самого ключа… Одним словом, друзья так не поступают, как Васька. Хочет — пускай уходит. Верно?
Ему никто не ответил, но сразу поднялось несколько рук.
Когда перешли к предложениям, слово взяла Оля:
— Я предлагаю сделать так: хочет Мазай уйти от нас— пусть уходит, плакать не станем. А старосту подгруппы давайте выберем другого. Сейчас.
Филатов поддержал предложение Оли:
— Я думаю, товарищи, что вопрос о переходе Мазая решит сам директор. А насчет старосты подгруппы — предложение Писаренко правильное. И еще хочу ног что добавить: я думаю, если он подтянется, пусть ведет группу до конца. А если будет держать себя по-старому, договориться с директором и тоже переизбрать.
С Филатовым дружно согласились. Старостой подгруппы единогласно избрали Сережу.
Колесов и Селезнев ушли. Тут же вышел и Мазай. А вслед за ним, опираясь на палочку, заспешила к двери Оля.
— Ты куда, Оля? — остановил ее Батурин.
— Пойду посмотрю… он такой бледный…
— Не ходи, не нужно… Мазаю сейчас не по себе. И, скажем прямо, трудно. Не надо ему мешать, пусть один подумает.
Оля ничего не ответила, по вскоре незаметно выскользнула из комнаты.
Мазая она нашла в общежитии. Васька лежал на койке, сунув голову под подушку.
«Плачет», — подумала Оля и резким движением отбросила подушку.
— Что разнюнился? Может, по головке погладить? — нарочито грубовато, чтобы не выдать своего волнения, спросила она.
Мазай медленно поднялся и сел. Он не плакал. Глаза его, обычно прищуренные, сейчас были широко открыты.
— Хватит, и так погладили, — хриплым голосом ответил он и, взглянув на Олю, опустил глаза.