Девушку с ландышами звали Валентиной Николаевой, и она тоже была актрисой. «Мама с папой обратили внимание друг на друга при необычных обстоятельствах, – вспоминает Мария Лаврова в уже цитированном интервью. – Папа ведь всегда занимался общественной работой, вот и в Театре Леси Украинки руководил комсомольской организацией. А в тот год в Киеве вдруг выпало очень много снега, на расчистку которого созвали всех сотрудников театра. Только моя мама не пошла: “Я артистка, и снег чистить – не мое дело!”
Возмущенный отец вызвал ее к себе – “проработать”, но как-то потихоньку перешел на комплименты… Закончилось тем, что молодые люди полюбили друг друга. А тут еще и комната в общежитии освободилась. Зевать было нельзя! Папа с мамой сыграли свадьбу, объявив себя мужем и женой, хотя расписались только через год».
В 1954 году Хохлова перевели в Ленинград и назначили главным режиссером БДТ. Спустя год он позвал за собой и Кирилла с Валентиной. В ту пору у Лаврова возникли неприятности с зятем самого Хрущева. Кирилл Юрьевич дал рекомендацию девушке-еврейке, а в последний год жизни Сталина в СССР шла борьба «с безродными космополитами». Однако аннулировать свою рекомендацию по воле начальника Лавров отказался, никаких оснований к тому он не имел. Более того, энергичный комсорг пожаловался на самого хрущевского зятя в вышестоящие инстанции. Жалоба ничего не изменила, но отношения были испорчены, поэтому приглашение Хохлова было как нельзя более кстати.
Уже вскоре Лавровы въезжали в Северную столицу на собственной машине. Кирилл Юрьевич стал первым в БДТ обладателем такой роскоши. Для того, чтобы приобрести «москвича», супруги буквально голодали, ели одни «рожки», не покупали даже носок, штопая старые.
Увы, в Ленинграде их ждал удар. Хохлов скоропостижно скончался, а вместо него худруком был назначен Товстоногов. Памятуя то, как Георгий Александрович не пожелал даже прослушать его, рассчитывать на перспективы в театре, где когда-то начинал карьеру его отец, особых оснований у Лаврова не было. Вспоминая первую встречу труппы с главным режиссером, актер рассказывал:
«…Он продекламировал будущую творческую программу театра, которая слово в слово повторяла программу основателей БДТ в 1919 году, то есть “романтическая драма, героическая комедия” и т. д. Мне показалось, что в тот момент это был продуманный и точный дипломатический ход. Новый шеф мне понравился, однако я считал себя артистом, не очень подходящим для такого “возвышенного” театра, и приуныл… Посоветовавшись с женой… мы решили продолжить начатые ранее попытки возможного перехода в другой театр. К тому же, именно в это время я получил предложение от Н. П. Акимова перейти в Театр комедии. Николай Павлович сразу же предлагал мне и роль в шкваркинском “Чужом ребенке”, которого он собирался ставить. Я написал заявление с просьбой освободить меня от работы в БДТ и направился к директору театра Коркину, который пришел к нам вместе с Георгием Александровичем. <…>
Через день я был вызван к шефу. И вот тут произошла сцена, которую я помню до мелочей, хотя с того дня прошло уже полвека…
Я вошел в кабинет… Георгий Александрович сидел за столом с пачкой сигарет в руках и как-то даже не очень обратил на меня внимание… Заявление мое лежало перед ним на столе… Посапывая, вынул из пачки сигарету, неспешно щелкнул зажигалкой, с удовольствием глубоко затянулся и шумно выпустил струю дыма… Пауза…
“У меня есть правило: никогда никого не задерживать, если кто хочет от меня уйти…” Он поднял голову и зыркнул на меня большими, увеличенными толстыми стеклами очков глазами… “Кроме того, я получил право на реорганизацию труппы, и мне предстоит уволить из театра около двадцати человек… Своим заявлением вы облегчаете мне задачу на одну единицу…” Пауза… Губы сжаты и – долгий шумный вдох воздуха ноздрями… “Но в данном случае я решил изменить своему правилу и предлагаю вам остаться на один год… Если через год вы захотите уйти, я обещаю не чинить вам никаких препятствий. Согласны?” Я слушал красивый, низкий, с рокотком, голос Георгия Александровича, смотрел на чисто выбритое волевое лицо с большим носом и лбом, на какие-то детские кисти рук, поросшие черными волосиками, почему-то казавшимися неуместными… Не знаю, почему я сразу ответил: “Согласен”. Я ни разу не пожалел о принятом тогда решении!»
Кирилл Лавров впоследствии говорил о мэтре, что обязан ему всем. Товстоногов стремился дать раскрыться всем граням таланта артиста. В его спектаклях он играл и Городничего, и безукоризненно правильного капитана Платонова, и чеховского Соленого, и Молчалина, и Астрова, и… Ленина… Ленин едва не стал актерским проклятием Лаврова.
«Так случилось с несколькими мастерами сцены – после вождя им уже ничего больше не разрешали играть, берегли актерскую репутацию, – отмечает дочь актера, Мария. – Можно было только до бесконечности продолжать играть Ленина. Но когда папе не дали сыграть Николая II в фильме “Агония”, он взбунтовался. Сам пошел по кабинетам чиновников и стал бороться за то, чтобы его не ассоциировали с образом вождя. К счастью, этого не произошло, но вот царя отец так и не сыграл».
В кабинет одного из руководителей советского театра и кино Василия Шауро Лавров пришел после запрета играть в фильме «Мой ласковый и нежный зверь». Кирилл Юрьевич объяснил чиновнику, что, как актер, обязан играть разных персонажей. Положительному решению вопроса способствовал авторитет Лаврова в партийных кругах. Однако Ленин так прилип к актеру, что, по воспоминаниям О. Басилашвили, на репетициях «Дяди Вани» он время от времени начинал говорить с ленинским «акцентом».
Режиссеры всегда стремились использовать фактуру Лаврова – этакого Юрия Гагарина с обезоруживающей улыбкой, с внешностью ярко выраженного положительного героя. А главными положительными героями советских фильмов должны были быть комсомольцы и партийцы, декларирующие «прописные истины»…
– Ну что, не надоело тебе играть всяких секретарей? – как-то усмехнулся всесильный глава Мосфильма Иван Пырьев, остановив молодого актера в коридоре своей империи.
– Надоело! – честно признался Лавров.
– А ты в Бога веришь?
Вопрос был неожиданным, но Кирилл Юрьевич снова ответил честно:
– Да!
На лице Ивана Александровича отразилось удовлетворение:
– Прекрасно! Я так и думал! Будешь играть у меня Ивана Карамазова!
Роль Ивана стала одной из лучших в фильмографии Лаврова. В ней наиболее полно раскрылся его драматический, психологический дар. Сцена с чертом, где он играет одновременно два образа, сцена в суде поражают лихорадочным накалом актерских нервов, и временами кажется, что после такого напряжения Кирилл Юрьевич взаправду должен был бы слечь в горячке. Пырьев, как известно, умер, не успев снять третью серию, и тогда два кинобрата, Лавров и Михаил Ульянов, сняли ее сами. Братьями они называли затем друг друга всю жизнь. Когда не стало Ульянова, смертельно больной Лавров приехал проститься с ним, объяснив, что не мог не проводить брата. Сам он ушел через считаные недели после этого.
Успешное режиссирование «Карамазовых» создало соблазн и дальше пробовать себя на этом поприще. Соответствующие предложения Лаврову поступали, но… Заняться их реализацией потребовало бы минимум на год оставить БДТ, а Товстоногов этого бы не простил. Кирилл Юрьевич предпочел театр, став неизменной опорой режиссера – в том числе в партийных кругах.
«Не могу представить себе наш театр без Кирилла Лаврова, – говорил о нем Георгий Александрович. – За годы нашей совместной работы он проделал путь от молодого артиста с хорошими данными до крупного мастера театра и кино. В строительстве того Большого драматического, который называют ансамблем ярких индивидуальностей, Лаврову принадлежит одно из ведущих мест. Становление артиста происходило вместе со становлением театра, которому Кирилл Юрьевич отдает свой талант, свое сердце, свой ум. Не раз он одерживал победы и в современных, и в классических ролях. Достаточно вспомнить его Платонова из “Океана”, его Молчалина, Соленого, Городничего… Мне доставляла и доставляет радость неожиданность его перевоплощений, тонкость психологического рисунка роли. К актерским достижениям Кирилла Лаврова прибавилась и работа в спектакле “Рядовые”. Он открывает здесь такие глубокие пласты человеческого характера, что его смело можно назвать соавтором А. Дударева в создании образа Дугина».
Роль Соленого Товстоногов считал особенно удачной работой актера и даже однажды расцеловал его после репетиции, чем немало удивил Кирилла Юрьевича – обычно мастер не был склонен к такому проявлению чувств. В последнем спектакле Георгия Александровича «На дне» Лавров сыграл роль хозяина ночлежки Мишки Костылева. По свидетельству петербургского литератора Виктора Кутуркина, «…cыграл ярко фигуру подлую, глумливую, отвратительную и жалкую. Он смешон и забавен одновременно, глумлив и сладострастен. Лавров сыграл роль, которую меньше всего ждешь от артиста, сыгравшего, и не раз, нашего современника, cыгравшего в театре, но чаще в кино; – которое эксплуатировало “типажность” актера, его обаяние, улыбку, “правильность”».
Когда-то, во время наиболее острой фазы борьбы главы Ленинградского обкома Григория Романова против Товстоногова, хозяин города на Неве предложил Кириллу Юрьевичу «свергнуть» мастера и разделить власть в театре с Владиславом Стржельчиком. «Именно тогда Лавров объяснил, почему театром должен руководить Товстоногов, а не он в паре со Стржельчиком. Это было трудное время…» – вспоминала Дина Шварц.
Но от судьбы не уйти. После кончины Товстоногова осиротевшая труппа единогласно избрала Лаврова новым худруком. Против были только два человека: сам Кирилл Юрьевич и его жена. Актер хотел оставаться актером, но коллеги желали видеть в бывшем офицере, партийце, депутате, всегда успешно подвизавшемся на ниве общественной работы, умевшем быть дипломатичным, умевшем располагать к себе, и в то же время, по общему мнению, человеке высокой честности, защиту и опору в новые тяжелые времена. Зинаида Шарко называла основным качеством Лаврова порядочность, а сам покойный мэтр отмечал его «трезвое отношение к собственной персоне» и то, что «думает о деле, а не о себе».