о даст возможность гостям, живущим на другом берегу, вернуться домой.
Когда встречи происходили в более широком кругу, Товстоногов, сын русского дворянина и грузинской дворянки, не упускал возможности произнести тост – торжественный, длинный, уснащенный всяческими ораторскими фигурами, и, как положено мастеру, с совершенно неожиданной “концовкой”».
«Гога, как истинный грузин, застолье любил и уважал, – дополняет Сергей Юрский. – Пил умеренно, даже, можно сказать, мало, но словесное содержание таких сидений любил и уважал – тосты, разговоры, анекдоты, капустники, песни. Мэтр иногда снисходительно, иногда радостно откликался на приглашения, охотно присутствовал при начале, но, как только появлялись первые признаки пьяной несдержанности и фамильярности, Г. А., не скрывая брезгливости, решительно удалялся».
Яркий портрет свекра в семейной обстановке сохранила в своих воспоминаниях актриса Светлана Головина, жена Сандро:
«Георгий Александрович – огромная личность в моей жизни. Когда я вышла замуж за Сандро, и мы были на гастролях в Чехословакии, отмечали там день рождения Товстоногова, я помогала организовывать застолье. После того как мы этот день отпраздновали и все разошлись, в коридоре он, Георгий Александрович, мне сказал: “Светлана, жалко, что не жива моя мама, Тамара Григорьевна, вы бы ей понравились”. Это было мне очень приятно. <…>
Георгий Александрович очень переживал наш разрыв с Сандро. Это как бы подкосило его.
С внуками он общался немного, ведь мы жили в разных городах. Но когда бывал в Москве, всегда приходил к нам, помнил, привозил дорогие вещи для детей, некоторые из них до сих пор лежат у меня как реликвия. <…>
В семье Георгий Александрович был совершенно другой, очень веселый и наивный. Я его вначале побаивалась. До самого конца я как-то не осмеливалась лишний раз съездить к ним. Природная стеснительность сейчас оборачивается грустью. У них был замечательный пес Маврик, и Георгий Александрович часто с ним играл, выходил, играя на дудочке, а пес подвывал, получался дуэт бродячих музыкантов. Георгий Александрович любил рассказывать о своих находках и демонстрировать их. С А. Кацманом у них постоянно были споры. Например, как правильно говорить: “зеркало” или “зерькало”. Целый вечер могли посвятить таким разборам.
Человечески Георгий Александрович был очень трогательным. Слушал всевозможные советы по поводу здоровья. То ванны принимал, которые нельзя было принимать, и оправдывался тем, что вода до сердца не доходила, а значит, этот состав ему повредить не может. Любил мне давать советы. Мы как-то были на гастролях в Вильнюсе, а он там отдыхал вместе с главным режиссером минского театра Б. Луценко. А Егор играл в луже, пуская кораблики. Георгий Александрович мне говорит: “Светлана, ну там же грязная вода, почему вы это позволяете ребенку?” Замечательно как-то отдыхали в Пицунде, вернее, они отдыхали в правительственном санатории, а мы снимали жилье и часто приходили к ним».
«Император» любил радоваться жизни, как простой смертный. Он любил хорошие машины, дорогие вещи (например, трубки), красивую одежду… При этом весьма чутко реагировал на всякое замечание в отношении этих вещей. Однажды кто-то из артистов пошутил, увидев новые оранжевые ботинки шефа:
– Как у Остапа Бендера!
И через несколько дней «диктатор», подобно сэру Генри из «Собаки Баскервилей», перекрасил обнову. На вопрос зачем, застенчиво ответил:
– Понимаете ли… как у Остапа Бендера.
Та же участь постигла «серебристый» цвет машины, который в реальности оказался серым и заслужил обидную оценку кого-то из знатоков: «Как консервная банка».
Курьезом было, когда на некое мероприятие мастер пришел в одинаковых брюках с Василием Шукшиным. Как-то по дороге в Москву Георгий Александрович заметил новый костюм Олега Борисова:
– Какой у вас замечательный костюм! Бежевое букле! Где брали: в Голубом зале?
– Что вы, мы туда не вхожи.
В этот момент в купе вошел Стржельчик в таком же костюме. Шеф напрягся:
– И у вас, Владик?
– Я предлагал Жене сходить с нами, – ответил актер, имея в виду Лебедева.
«Он затмевал всем: дорогой французской водой, финскими туфлями на небольшом каблуке, шейным платком, а главное, подачей этого, – писал, вспоминая этот эпизод, Олег Иванович. – Букле на нем сидело по-королевски. Я попытался вернуться к тому, с чего начали:
– Ведь можно, наверное, открыть для Додина “единицу”?
– Наверное, это было бы возможно, если бы…
Жест Товстоногова был красноречив: человек предполагает, Бог располагает.
– …Да, Владик, по поводу костюма… Давайте вернемся к этому вопросу в Ленинграде.
Я попросил Стржельчика заранее договариваться о “форме одежды”.
– Не беспокойся, для этого я второй костюмчик купил, – сказал по секрету Стриж. – Фасон более летний… Но этот “удар” я заготовил на Аргентину. Ты меня раньше времени не продавай».
Сергей Юрский, обвинявший себя в обмещанивании, когда «посмел» купить холодильник, писал:
«Я абсолютно убежден, что роскошь никогда не была его целью и его блаженством. В конце концов его личный кабинет и в театре, и дома, комнаты, которые он выбирал для себя в Домах творчества, были в первую очередь функциональны и тяготели скорее к аскетизму, чем к показухе.
Но были четыре объекта, к которым он относился особенным образом, всегда стремился, чтобы они были наивысшего качества – сверх-люкс, и был совсем не против, чтобы окружающие замечали, что это именно сверх-люкс. У него должны были быть абсолютно современные очки, лучшие из возможных сигареты, многочисленные и подчеркнуто модные пиджаки и, наконец, лучшей на этот период марки и редкого цвета автомобиль».
Автомобили Товстоногова являлись безусловно значительной стороной его жизни и источником многочисленных анекдотов и легенд. Так, в 1970 году «диктатор» предложил еще двум заядлым автомобилистам, Лаврову и Копеляну, совершить автопробег в Финляндию, пробив разрешение на эту прогулку через «Интурист». Встретились ранним утром: три «Волги», а в них – актеры с женами и Георгий Александрович с сестрой и старшим сыном. Лавров имел стаж вождения с 1954 года и мог собрать и разобрать машину собственными руками. Однако «император» решил возглавить автопробег:
– Кира, вы не будете возражать, если я поеду первым?
– Конечно, Георгий Александрович! Так будет удобнее.
– А вы, Кира, будете у нас техническим руководителем пробега!
«Благополучно доехав до Выборга и без особых хлопот переехав границу, мы миновали гостеприимно поднявшийся шлагбаум и сразу, резко, после тряской русской дороги выехали на идеально гладкое “заграничное” шоссе, – вспоминал Лавров. – Я оказался вторым, и передо мной шла машина Георгия Александровича. Проехав всего несколько десятков метров, я вдруг увидел, что левое заднее колесо у нашего лидера стало спускать, и он изо всех сил старается удержать машину, которую стало тянуть влево. Я посигналил, мы остановились и вылезли из машин.
– Кира, с моим автомобилем происходит что-то странное… Его все время тянет в сторону!
– Нет ничего удивительного, Георгий Александрович, вы где-то ухитрились проколоть колесо.
– Что вы говорите? Что же нам теперь делать?
– Ничего страшного. Погуляйте несколько минут, а мы с Фимой и Сандриком заменим вам колесо на запасное.
Открыв багажник, мы достали запаску, заменили колесо и снова тронулись в путь. Но ехать без запасного колеса, да еще только-только очутившись за границей, было как-то тревожно. И я предложил заехать на первую же бензоколонку и попробовать починить проколотое колесо. Через несколько километров мы действительно увидели станцию обслуживания… Поблагодарив и расплатившись, мы тронулись в путь и медленно стали подъезжать к шоссе, которое в это мгновение оказалось совсем пустым… И тут я увидел, что слева по шоссе приближается группа автомобилей со скоростью 120–140 километров час, как и полагается на автотрассе. Мы же, выезжая со второстепенной дороги, должны были, естественно, пропустить их и только потом выезжать на основную магистраль… Но – не на того напали, господа финны! Георгий Александрович, у которого лидерство проявлялось в любой ситуации, медленно, с достоинством, со скоростью 40 километров в час, выехал на трассу… Мы с Ефимом, не желая бросать своего ведущего, потянулись вслед за ним… Визг тормозов и ругань на финском языке, на которую шеф не обратил ни малейшего внимания, были вполне естественны… Дело в том, что на этом участке дороги висел знак «обгон запрещен»! И бедные, законопослушные финны вынуждены были, резко сбавив ход, тащиться несколько километров за тремя странными автомобилями с загадочными, нефинскими номерами. Шеф этого происшествия даже не заметил. <…>
Уже наступил вечер, и перед нами стояла только одна задача: благополучно добраться до гостиницы, где нас ждал ночлег. Но сделать это оказалось не так-то просто. Наш переводчик был убежденным пешеходом и совершенно не знал города как шофер – где можно ехать, где нельзя, где есть поворот, где нету… Но наш шеф не стал унижать себя подробным знакомством с финскими правилами движения и самоотверженно ринулся в паутину городских улиц. Скорость наша начала почему-то возрастать. Вероятно, от волнения. Мы с Копеляном мужественно “сидели на хвосте” у шефа. Я только временами в ужасе закрывал глаза, кричал Валентине: “Боже, что он делает!” И устремлялся вслед за ним. Фима, как на крыльях, летел за нами – отстать мы не имели права: во-первых, мы никогда бы не бросили шефа, а во-вторых, отстав от Георгия Александровича с переводчиком, мы бы уже никогда не нашли гостиницы и ночевать бы пришлось на улице. А утром где их искать? И вот три странных автомобиля, будто связанные веревкой, нагоняя ужас на горожан и оцепеневших водителей автобусов и такси, выписывали кренделя по ночным улицам притихшего города, нарушая все принятые в мире правила движения.
“Стой!” – вопль переводчика я услышал, даже находясь в другом автомобиле. Георгий Александрович спокойно вылез из машины, с удовольствием затянулся сигареткой: “Поздравляю, друзья мои, мы у цели!” Перед нами приветливо сиял огнями отель, где, согласно путевке, мы должны были провести первую ночь нашего “автопробега”.