Традиции & Авангард. №3 (15) 2023 — страница 16 из 18

Василий Ширяев

Родился в 1978 г. в г. Елизово. Русский литературный критик-истолкователь. Участник форумов в «Липках» 2008–2013 гг., неоднократный лауреат премии Демьяна Бедного, премии журнала «Урал», Волошинской и «Неистовый Виссарион». Произведения опубликованы в журналах «Урал», «Вопросы литературы», в газетах «Литературная Россия», «Литературная газета» и др. Автор книг «Камчатский язык», «Колодцы». Живёт на Камчатке.

Сестра, а Ольстер чей?

Салли Руни – ирландская писательница, «современный Сэлинджер», переведена на 40 языков, миллионерша. Пишет о любовных треугольниках и квадратах, о миллениалах, «избегающих привязанности», и о конце конца истории as we know it.

Есть такой неприличный анекдот про поручика Ржевского:

«Господа! Иду на днях по Невскому, глядь! – мне девочка навстречу лет двенадцати. Прижалась ко мне и так жалобно просит: “Господин офицер! Покормите меня, я всё что угодно для вас сделаю.” Ну, я её покормил, а потом мне её так жалко стало. Вы не поверите, господа… и плачу… и плачу».

Если девочку и поручика поменять местами, то получится краткое изложение всех романов Салли Руни.

Война может быть аллегорией секса. Секс тоже может быть аллегорией войны. Главный неприличный русский глагол первоначально значил «бить», это значение сохранилось в серболужицком.

Особенно напрашивается такая аллегория, когда сказать прямо о пережитом опыте невозможно. Персонажи Салли Руни обсуждают Ирак, Палестину, гражданскую войну в Испании, упоминают СССР (о чём мы скажем впоследствии). Молчат они об Ольстере, о результатах сорокалетней войны в Северной Ирландии.

Отчего сие?

Оттого что автору тактично внушили, что трогать эту тему не надо. В противном случае она не продаст свои книги.

Но вытесненное возвращается. Каким образом?

Салли Руни запретила выпускать свою последнюю книгу в Израиле. Отчего? Элементарно. Она не может сказать открыто об англо-ирландской войне. Официальная точка зрения – войны не было. Поэтому она проецирует англо-ирландскую войну в Северной Ирландии на израильско-палестинский конфликт.

Об этом писал наш ирландский товарищ Терри Иглтон:

«Чтобы действовать как “нормальные” люди, мы должны забыть боль и ужас нашего рождения. Многие государства возникли в результате революций, нашествий, оккупаций, захватов или геноцида. Успешные государства – это те, что смогли стереть такие истории из памяти своих граждан. Те же государства, чьё несправедливое возникновение состоялось слишком недавно, чтобы такое забвение стало возможным, – например, Израиль или Северная Ирландия, – вероятнее всего, будут подвержены политическим конфликтам.

Вот поэтому все герои Руни страдают от насилия в семье и “избегающих привязанностей”.

Ирландский нобелиат Шеймас Хини (у нас более известный как друг Иосифа Бродского) как-то сказал: «Мне дали Нобеля, потому что ИРА замирилась с англичанами, а Йейтсу дали в 1923-м, когда Британский Рейх замирился с Ирландией». Если Руни и впредь будет плавно обтекать тему Ольстера, то, возможно, она станет третьим ирландским нобелиатом.

В любви и на войне все средства хороши.

Первый решительный шаг сделан. Например, Йейтса её героини именуют фашистом. Это они прочитали статью Оруэлла про «оккультного фашиста Йейтса». Параноик и идейный стукач Оруэлл был также кельтофобом. В «1984» англосакса Смита пытает член Внутренней партии ирландец О’Брайен. О’Брайен по описанию напоминает Йейтса.

Произведения Салли законно признаны за многоплановость. «Разговоры с друзьями» трактуют любовный четырёхугольник между двумя молодыми девушками и семейной парой. Молодая поэтесса завязывает роман с актёром, мужем модной фотографки. Мы это всё, конечно, понимаем как обостренье классовой борьбы. Увод чужого мужа – это угон средства производства, способ подняться чуть выше на классовой лестнице.

Но у Салли есть глубинный план. Многие истолковали «Разговоры с друзьями» как «хороший левак улучшает брак». Модная фотографка Мелисса не просто сквозь пальцы смотрит на роман своего мужа с молодой девушкой, но и способствует ему. Ник, её муж, страдает депрессиями. Лучше бес в ребро, чем клиника.

«Откажитесь делиться с детьми рабочих духовным: они вырастут и потребуют свою долю материального», – сказал некий английский литературный критик. Надо бросить кость: премию, лотерею, «хороший левак», тикток, любую плоскую открытую систему – и пусть дети рабочих сожрут сами себя. Иначе ведь синие ночи могут ненароком взвиться кострами.

Подобным образом со стукачами из IRA играет британская разведка. Салли Руни находится в положении такого стукача, стремящегося выжать из своего положения максимум ништяков. Стукач может принести много пользы. Например, сливать дезинформацию. Или подставлять лично неприятных ему, «плохих» товарищей и таким образом способствовать продвижению удобных, «хороших» товарищей. Или даже воображать, что манипулирует своим куратором, и подставить под стволы крупняк из конкурирующей организации. Или, наконец, вместе весело пилить бюджеты, выделенные Лондоном на «согласие и примирение».

Война – это не только секс, но и рынок. Салли – девушка неглупая. У неё присмотрено два запасных аэродрома – кельтский Авалон США с большим (но и быстрорастворимым) ирландским меньшинством и коммунистический СССР.

Нью-Йорк Руни описывает как некое сонное видение. Коридоры никуда не ведут, все двери неплотно прикрыты. Надежды ирландцев на США рухнули вместе с убийством Кеннеди. Папа Кеннеди, как известно, занимал крайне антибританские позиции и рассчитывал на полную зачистку Англии немецкими бомбардировщиками. (Помню, в «Иностранке» один североирландский классик вспоминал, как он начиная с 1940 г. молился на ночь: «Господи Боже, пусть немцы разбомбят нашу школу!».) Тогда бы нейтральная Ирландия могла бы занять её место. Несмотря на бум нулевых, этого не случилось. Книги Салли Руни как раз описывают растерянность мелкой буржуазии в начале рецессии.

Главным американским классиком конца ХХ в. объявлен человек из клана Уоллес, Дэвид Фостер. «Бесконечная шутка» чудовищно (не без помощи гугл-переводчика) переведена на русский, что её отнюдь не портит, поскольку написана она с типично кельтской неспособностью отделять важное от второстепенного. «Далеко в одну сторону, потом далеко в другую».

Действие романа разворачивается в Бостоне – городе, построенном на доходы от работорговли. Что началось работорговлей, работорговлей и кончится. Основная идея «Бесконечной шутки» – принудительная социализация. Через анонимных алкоголиков и теннисную академию. Будущие чемпионы («самотрансцендирование через боль») – юные наркоманы и в будущем клиенты АА. Ритуалы АА – принудительный стендап и обнимашки – напоминает раннее христианство и предвоенный СССР.

Рекатолизация или коммунизм – какая вам, в сущности, разница? Дэвид Фостер Уоллес повесился во дворе своего дома от нехватки серотонина.

В последней книге «Прекрасный мир, где же ты» Салли Руни синхронизирует падение СССР с «исчезновением в мире красоты», а наше время сопоставляет с «катастрофой бронзового века». Главный герой-пролетарий носит имя Феликс. Тут сразу три отсылки. К создателю ВЧК товарищу Дзержинскому, к Мишелю Дзержинскому из «Элементарных частиц» Уэльбека (толстый намёк на атомизацию и отчуждение, которыми маются все герои Салли Руни) и к польскому меньшинству на Британских островах, которое способно осуществить ударную рекатолизацию. В духе мема Polska dla Polaków, Anglia dla Polaków i Anglikow.

Отметим: её герои изредка ходят в церковь и читают Евангелие. Из Евангелия приводится популярное: «У бедного отнимется, и будет дано богатому». Бедные беднеют, богатые богатеют.

«Немного коммунизма нашей стране бы не помешало», – говорит Коннелл, герой её второй книги «Нормальные люди». И советует почитать «Коммунистический манифест» девушке на первом свидании. Призрак бродит по Европе. Призраки – это так по-ирландски. Чуть-чуть овиннипухшего Дзержинского внешне напоминал главный рок-музыкант СССР Егор Летов, но эрудиция Салли Руни вряд ли простирается так далеко.

Итак, у Салли Руни три пути: Нобель, ИРА или в монастырь. Надеемся, ИРА приложит все усилия, чтоб Салли получила Нобель.

Николай Палубнев

Николай Палубнев родился в 1974 г. в г. Петропавловске-Камчатском. Учился в Камчатском пединституте, лауреат премии еженедельника «Литературная Россия» 2014 г., со статьями и рецензиями выступал в журналах «Бельские просторы», газетах «Литературная Россия», «Литературная газета». Постоянный автор журнала «Традиции & Авангард».

Живёт в г. Петропавловске-Камчатском.

О камчатской поэзии

Сравнительный анализ книг Валентина Пустовита «Безыдейный поцелуй», Валентины Боковиковой «Мой край снегов», Наталии Сталбун «На окраине сна», Игоря Рычкова «Высшая мера»

Из ожерелья мастеров поэзии Земли Уйкоаль сложно выбрать самых лучших, выдающихся, выбивающихся из строя гласных и несогласных, но на то, чтобы обратить внимание на следующих авторов, меня вдохновили личное знакомство, моя любовь поклонника творчества и просто неравнодушие.

Так Игорь Рычков подбивает финал и объясняет смысл своей большой поэтической книги:

Комсомольские боги!

Узнаю и сейчас

Блеск весёлый и строгий

В шалом прищуре глаз.

В этом пристальном взгляде

Отразились навек

И листок из тетради,

И обугленный снег…

… В нём великая вера,

Обращённая к нам,

Словно высшая мера

Нам

                       И нашим делам.

Завет, обращённый к потомкам, оправдался спустя десятилетия. Но мы боремся за свободу и независимость страны не в первый раз, и российскому народу удастся одолеть врага и внешнего, и внутреннего. Игорь Геннадьевич Рычков – имя на полуострове известное. Талантливый поэт и журналист, он стал символом перестроечного времени, которое поглотило многих знаменитых камчадалов. Но некоторые смогли в нём в полной мере раскрыться. Автору известнейшей даже за пределами Камчатки поэмы «Вторая экспедиция» удалось запомниться на долгое время в умах камчатцев, так что до сих пор почитатели его таланта отзываются о нём с любовью и уважением. Давняя книга «Высшая мера» говорит о великом правосудии, которое в руках Господа – расстрел или помилование, но последнее слово оценки и суждения всегда за взыскательным образованным читателем. Любителям поэзии по нутру раскованный почерк, живость мысли, богатейший словарный запас и любовь к экспериментам, присущие И. Рычкову.

Все знают, что поэзия приподнимает завесу каждой души – и читателя, и автора. Даже достаточно зрелые стихи обнажают юные чувства, на которые способен ещё в своих поступках и желаниях взрослый человек, обновляясь каждую минуту клетками своего тела. Такой сборник стихов «Мой край снегов» представила Валентина Боковикова уже много лет назад. Но до сих пор читающие переживают от подобной поэзии светлую печаль, нравственное перерождение, постигают всю гамму чувств любящей и претворяющей в жизнь свои сокровенные мечты женщины, борющейся за себя, своё счастье, порой страдающей, но и заставляющей людей приблизиться к спасительному состраданию, сочувствию своей лирической героине, трудно вступающей на жизненную дорогу и в случайном выборе, и в отвержении всего сущего.

Воспоминания ретро поднимают настроение, настраивают на лирический лад, доказывают неизбывную природу поэта:

Разглядываю дружеские лица

На плёнках чёрно-белых и цветных,

И вдруг мелькнула рыжая лисица.

Ей посвящён мой первый детских стих.

Если на оживлённом тротуаре в час пик оглянуться на прохожих, то можно заметить людей творческих, поцелованных Богом и отмеченных вдохновением. Их мало, но всегда при встрече с ними загорается душа, будто видишь солнце на восходе. Таким знают и камчадалы, да и за пределами края поэта Валентина Пустовита. В своей давней книге стихов «Безыйдейный поцелуй» он открывает секреты любви, и нам всем в трудное сегодняшнее время просто необходимо в неё заглянуть. По заявлению поэта, все стихи, вошедшие в сборник, рождались легко и быстро, по загадочному мановению руки, как счастливые дети. Давняя любовь в памяти навевает долгие думы, но освобождение от тягот – только залог упущенного женского земного счастья:

Все превыше ум она ценила.

Ценила страсть ещё (без посторонних),

Не хуже разбиралась в ней, чем в винах,

Но опасалась, что себя уронит.

Меня в особе данной привлекала,

Наверно, ненавязчивость визитов,

Фигура, может, в платье элегантном,

А то – и стройность ног, довольно поразительная.

Посвящение другу почти философское, но горечь жизни присутствует в каждом слове:

Пойми, что люди – только люди,

Не требуй большего от них;

Они себя и выпить любят.

За что их, в сущности, винить?

Лучшие женщины отдавали свою любовь поэту, но он знает, что стоит за поцелуями, объятиями, ласками, той преданностью, которая с нами на миг и на всю жизнь, – Романтика для тела…

Мы тоже хороши. А каждая хотела И хочет для души. Романтика, романтика, романтика ночей… И боязно стать матерью, И страшно стать ничьей.

Поэзия Валентина Пустовита слышна божественными отзвуками в каждой душе, близка любой самой нежной и преданной женщине, а мужчинам стоит, возможно, приблизиться к идеалу возлюбленного, признаки которого присутствуют в каждой строке любимого камчатского поэта.

Известно, что книги имеют свойство часто переходить в иное качество. Строки слетаются в единую точку сознания, и явственно предстаёт картина нового мироощущения бытия, боль и радость опять вместе и навсегда, так в истине и муках рождается новый человек. Именно такова известная книга камчатского автора «На окраине сна». Наталию Васильевну Сталбун хорошо знают на Камчатке. Член Союза российских писателей с 1991 года. Pодилась в Петропавловске-Камчатском, но волею судеб много раз меняла место жительства. Жила в Сибири, на Дальнем Востоке, на Урале. Окончила факультет иностранных языков, но вернулась на Камчатку, где опубликовала две книги стихов. С 1993 года живёт в Мексике, продолжает публиковаться. В последние годы опубликовала ещё две книги стихов. Чем ценна сегодня прочитанная заново поэзия, наполненная ярко выраженными истинами и смыслами, десятилетия ждущими своих открытий? Постижением красоты. Юная, реальная и обыденная, чудесная и мистическая, она открывает границы проникновения в естественные и многослойные отражения с ощущениями.

Эпический рассказ плавно перетекает в лиричное настроение, зоркие думы режут сознание и душу в конечности мироздания:

Со мной случится. Мутные слова

Найдут себя, чтоб постучав, войти.

Дописана последняя глава

Земного однозначного пути.

Друг и союзник, лирический герой не всегда на идеальной высоте, но судьба и отрешённость – важные собратья в принятии жизни:

Люблю и плачу, плачу и люблю.

Несу себя сквозь боль несовершенства

И сквозь ненужность вечную мою,

Неторопливость в беге сумасшедшем.

Люблю и плачу. Плачу – и люблю.

Опыт фантастически выливается на бумагу мыслями, тревогами, душащими сполна за горло эмоциями, но единство противоположностей, как вечная борьба, выразительно преломляется в памяти поэтическими свершениями:

Ты – о моей заре?

Спасибо тебе, прошедший,

Не встретивший и не нашедший,

Мелькнувший в чужом дворе,

Бездомный, как злая память,

Не подаривший вниманьем,

Но поздним своим пониманьем

Меня окативший, как пламя

Окатывает бездонно

Таёжную темь ночную.

Я душу твою – целую,

Я горько и вечно – помню.

Любовь считывает и боль, и потери, в каждом возгласе конфликт и горькое возмущение, но старое как мир правило – не обольщаться, находит отклик в столкновении в отношениях личностей, равных по духу и силе характера:

Ты для меня – воспоминанье без лица,

Тепло без света, голос без чтеца.

Ты для меня – прикосновение без рук,

В несуществующие двери сердца стук.

Всё это – ты. Всё это – для меня.

Как шрамы от убитого огня.

Смысл стихотворений только тогда постигаем нами, думающими читателями, когда удаётся вжиться в представленные образы, настроиться на лирический лад, с чувством и разумением проникнуться делом восприятия азов поэзии для совершенствования души и будущих жизненных достижений, на что довольно красноречиво указывает и что предполагает поэтический сборник Наталии Сталбун «На окраине сна».

Но вот Игорь Рычков решил долго не обдумывать, будто юноша о своём житье, а выдал изысканный по форме и содержанию образец поэзии:

И мне видение дано:

Мадонна Литта,

В руках Спаситель и окно

В лазурь открыто.

То Млечный Путь, то облаков

за ней громада.

Но между нами пять веков

И Леонардо.

Холодный замок пуст и сир,

как с самолёта,

С улыбкой смотрит в грешный мир

Мадонна Литта,

В лиловой дымке цепь вершин

парит и тает…

Одно из главных свойств души —

она летает.

До исступления точные строки автора уносят в небо, только сострадание способно восстановить мир на планете, сделать людей добрыми, более человечными, с надеждами на счастливое будущее и долгую жизнь.

Поэзия И. Рычкова длинна бесконечными ощущениями: ты почти поймал неуловимую мысль, но тебя всё равно тащит в глубины мироздания, дородовые чувства и переживания человечества, богатство воображения и игру неподдельных психологических уловок. Читатель, пойми, ты уже не один в столкновении с жизнью, и будь благодарен камчатскому автору за беспощадный катарсис, он этого достоин.

Но для Валентины Боковиковой сегодня, на мой взгляд, жива только страсть, только одна страсть, которая уносит нас в небо, в наши самые смелые чувства и постижения, ведь они должны всегда исполняться, ведь любовь возвышает даже самого несчастного человека.

Ворох листьев, шорох ласковый,

Словно музыка в ночи.

Под моей холодной маскою

Так же губы горячи.

Философия автора достойна самых лестных оценок, но воля и характер всегда помогают проявить себя с хорошей стороны в любой ситуации:

Я помню всё: и небо тёмной сини,

И жёлтый пляж, и мягкий ветерок.

И мы тогда друг друга не просили

О памяти, о верности, о силе

В своём пересечении дорог.

Постигая счастье, можно усомниться в действенности любви, но думы поэта – это приговор безнадёге, попыткам одиночества, полной уверенности в непременной встрече с любимым:

Мы от счастья слегка больны,

Мы от счастья грустим украдкой,

Наши встречи, мечты и сны

Перевиты печалью сладкой.

Выводы Валентины Боковиковой точны, выстраданы и приземлены, надо снова и снова пытаться бороться за любовь, искренность, непринуждённость близкой душевной беседы, чарующего чувства любимой руки в твоей ладони:

Мечты и сны безумия на грани,

Волшебной сказки приглушённый тон…

И если я когда-нибудь устану,

То выйду в поле, к ветру на поклон.

Такие авторы сегодня живут и творят на Камчатке, некоторые в России и Мексике, но что служит лейтмотивом для их творчества, сказать затруднительно. И награда или каторга для разумения, для читателя подобные произведения, чтобы снова и снова вдохновляться такими образцами поэзии, покажет время. Это жизнь, она постоянно движется, и её не остановить.

Олег Нехаев