Василий Олегович – писатель, журналист. Родился 14 июля 1980 года в городе Черемхово Иркутской области в семье геолога. Окончил с отличием факультет журналистики Дальневосточного государственного университета (2002), работал во владивостокских газетах «Ежедневные новости», «Дальневосточный учёный», «Владивосток» и др. Печатается в журналах «Знамя», «Москва», «Двина», «Нижний Новгород», тихоокеанском альманахе «Рубеж», альманахе «Енисей». Автор книг прозы «Правый руль», «Глобус Владивостока», «Кристалл в прозрачной оправе», «Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке», «Красное небо» и др. Женат, воспитывает двоих сыновей. Живёт во Владивостоке.
Тёплый лёд Родины, или Аввакум и его окрестности.Статья
Андрей Рубанов – писатель необычно широкого жанрового диапазона: автобиографическая проза, начиная с дебютной книги «Сажайте, и вырастет», романы о бизнесменах девяностых – нулевых («Готовься к войне»), фантастическая «Хлорофилия», славянское фэнтези «Финист – ясный сокол»… Невольно вспоминается писатель-оркестр А.Н. Толстой, работавший, кажется, во всех мыслимых жанрах – от «Буратино» и «Аэлиты» до «Хождения по мукам» и «Петра Первого». Новая книга Рубанова, вышедшая в редакции Neoclassic издательства «АСТ», в серии «Уроки русского», называется «Ледяная тетрадь. Комментарий к Аввакуму». В аннотации указано, что эта книга – историческая публицистика и в то же время биография протопопа Аввакума, причём сделанная «из сегодняшнего дня, для современного читателя».
Кто он, Аввакум Петров, знаменитый раскольник, родившийся более четырёхсот лет тому назад?
(«Петровым» и «Петровичем» мы называем Аввакума просто потому, что его отца, тоже священника, звали Петром. Деда звали Кондратием, в силу чего отец именовался Петром Кондратьевым. В те времена фамилии и отчества порой как бы сливались друг с другом, ещё не заняв твёрдо тех языковых ячеек, в которых они прочно прописались сегодня).
Порой Аввакума называют одним из первых русских диссидентов. Андрей Битов считал автора «Жития протопопа Аввакума, им самим написанного» (1672), первым постмодернистом. С неменьшим основанием протопопа можно назвать и отцом русского нелегального самиздата, и первым нашим дальневосточным писателем: он добрался до самого Забайкалья и описал его.
Восточная одиссея Аввакума, выступившего против церковной реформы патриарха Никона – его бывшего друга, – началась ссылкой в Тобольск. Здесь Аввакум продолжил публично клеймить «новины» Никона, и его решили сослать ещё дальше, в Якутск. Доехать он, впрочем, успел лишь до Енисейска (именно сюда, что интересно, в 1933 году сошлют драматурга Николая Эрдмана; а в 1953–1955 гг., освободившись из туруханского лагеря, в Енисейске жил автор «Наследника из Калькутты» Роберт Штильмарк). Здесь его настиг новый приказ: с воеводой Афанасием Пашковым идти за Байкал – покорять Даурию. Из-за катастрофической нехватки кадров в тех далёких краях на оппозиционность Аввакума закрыли глаза – не идти же в самом деле в поход без священника, пусть даже он раскольник? Летом 1656 года войско Пашкова на флотилии «дощаников» – речных плоскодонных судов с палубой – тронулось в долгий опасный путь.
На Ангаре («большой Тунгузке реке»), а потом и на Байкале семья протопопа едва не утонула. На Хилке его заставили тянуть наравне со всеми лодки против течения. Отношения с Пашковым, мягко говоря, не сложились…
В 1658 году воевода восстановил Нерчинский острог, сожжённый тунгусами (сегодня соответствующий народ зовётся эвенками; правда, в прежние времена «тунгусом» могли назвать без разбора вообще любого коренного сибиряка). Вскоре иссякли продукты, начались голодные смерти. «…И кости находили от волков поражённых зверей, и что волк не доест, мы то доедим… И сам я, грешной, волею и неволею причастен кобыльим и мертвечьим звериным и птичьим мясам», – писал позже Аввакум, запомнивший холодную и голодную Даурию как «смертоносное место». Здесь умерли два его малолетних сына. К забайкальским краям относится и знаменитый диалог Аввакума с женой Анастасией: «На меня, бедная, пеняет, говоря: “Долго ли муки сея, протопоп, будет?” И я говорю: “Марковна, до самыя смерти!» Она же, вздохня, отвещала: “Добро, Петрович, ино ещё побредём”».
В 1662 году Аввакуму разрешили вернуться из ссылки. Вновь форсировав «славное море», он позже дал первое описание байкальских хребтов: «Около ево (Байкала. – Ред.) горы высокие, утёсы каменные и зело высоки, – двадцеть тысящ вёрст и больши волочился, а не видал таких нигде». Выступив предтечей ботаников и зоологов, охарактеризовал местную флору и фауну: «Лук на них ростет и чеснок, – больши романовскаго луковицы, и сладок зело. Там же ростут и конопли богорасленныя, а во дворах травы красныя, и цветны и благовонны гораздо. Птиц зело много, гусей и лебедей, – по морю, яко снег, плавают. Рыба в нём осетры, и таймени, стерледи, и омули, и сиги, и прочих родов много. Вода пресная, а нерпы и зайцы великия в нём: во окиане-море большом, живучи на Мезени, таких не видал. А рыбы зело густо в нём; осетры и таймени жирни гораздо, – нельзя жарить на сковороде: жир всё будет»…
Впереди у несмирившегося Аввакума были расстрижение и неволя – «до самыя смерти». В «земляной тюрьме» Пустозерска – первого русского заполярного города, основанного в 1499 году на нижней Печоре, – он пишет своё «Житие…», первый русский автобиографический роман. Страстные строки этой книги подсвечены тем самым костром, на котором в 1682 году мученически закончилась жизнь неистового протопопа.
Зачем нам сегодня Аввакум?
«Мы должны знать про себя – всё», – пишет Рубанов. И ещё: «Понимание прошлого снимает страх перед будущим». Ещё: «Любой, кто прочитает “Житие”, зарядится и от самого Аввакума, и от текста. Так работает любое настоящее искусство: это всегда круговорот энергии. Любая хорошая книга – это аккумулятор, заряжающий читателя».
Аввакум – основоположник тюремно-ссыльного направления в русской литературе. Рубанов, описавший собственный тюремный опыт в романе «Сажайте, и вырастет», – его дальний литературный потомок.
А также потомок собственного деда – Константина Васильевича Рубанова, происходившего из староверов. Родовое село Рубановых Селитьба находится в Нижегородской области, в какой-то сотне километров от села Григорово, где родился Аввакум. Это даёт автору возможность и право ощущать особую связь с Аввакумом. «Мистические, тайные импульсы пронизывают ткань нашей повседневности, через тайные каналы поступают к нам интенции иного мира, – и мы следуем им, часто не отдавая себе в этом отчёта. Изучение совпадений есть ключ к пониманию влияния других миров на наш, реальный и объективный мир», – пишет Рубанов, включивший в книгу отдельной главой и воспоминания своего деда.
Эта книга – действительно биография Аввакума, причём не сухая и академичная, а личная и живая. Аввакум Рубанова – сильный, красивый, энергичный, здоровый человек. В молодости любил выпить. Был остроумен и весел: «Аввакум основал не только “тюремную” русскую литературную традицию, но и литературную смеховую традицию». Чем-то он порой напоминает, как ни странно, Эдуарда Лимонова.
Но «Ледяная тетрадь» – не только об Аввакуме. От событий жизни протопопа автор, подобно Гоголю в «Мёртвых душах», уходит в пространные отступления, которые порой, может быть, даже ценнее основного тематического стержня. Фигура непокорного протопопа становится для Рубанова поводом сформулировать важные мысли о настоящем, о России, о нас сегодняшних. Ключом к постижению мира, страны, себя.
Первопроходцы, шедшие встречь солнцу (Рубанов: «Затеи нынешнего всемирно известного путешественника Фёдора Конюхова кажутся детской забавой по сравнению с походами сибирских казачьих ватаг»), пути развития русской цивилизации, физика и метафизика империи, национальный характер, цари и Сталин, Запад и Восток, потребительское общество, «новая этика», информационный тоталитаризм и право на офлайн, москвоцентризм, донбасские ополченцы и спецоперация на Украине, новый раскол общества, который мы проживаем и переживаем… Вот темы, над которыми нам предлагает поразмыслить Рубанов.
Он говорит о «северном коде» России. Да, человек, разумеется, стремится к теплу, югу, комфорту, но следует понимать, что Россия – страна принципиально, по определению северная. Низкие температуры – не «неизбежное зло», а сама суть нашей страны, её стержень, ДНК, то, что нас формирует и сохраняет, и чем раньше мы это в полной мере осознаем – тем лучше. Север – наше прошлое, настоящее и будущее, не проклятие наше, а спасение, дар свыше. Следует возблагодарить наши необъятные сибирские промороженные пространства, а не проклинать их. «Русская цивилизация возникла на специфической территории, в целом малопригодной для полноценного существования. Человек, принадлежащий к русской цивилизации, исторически и биологически приспособлен для жизни именно на этой конкретной территории. Он умеет обживать снежные и ледяные пространства. Жестокие морозы и огромные расстояния его не только не пугают – наоборот, возбуждают. На нашей земле успешно хозяйствовать можем только мы – и никто другой. Именно поэтому русская цивилизация неуничтожима», – пишет Рубанов. И ещё: «…Русскому понять татарина, башкира, бурята, монгола – гораздо легче, чем понять грека или итальянца. Татарин, башкир, бурят, монгол или якут умеют жить при 40-градусных континентальных морозах, этот опыт объе диняет». Русские зауральцы, те самые «сибирские дивизии», в своё время спасавшие Москву и Сталинград, – это, по Рубанову, «колоссальная сила, важнейший угол в фундаменте русской цивилизации».
Жизнь и смерть Аввакума – повод задуматься о тех понятиях, которые могут нам представляться приметами исключительно дня сегодняшнего, но на самом деле оказываются новыми воплощениями вековечного. В этой оптике и сам Аввакум видится одной из ключевых фигур не прошлого, а настоящего. История становится зеркалом, в котором мы видим самих себя – нынешних, и пытаемся рассмотреть контуры вариативного будущего. Аввакум соединяет наше вроде бы навсегда застывшее минувшее с кипящим насто ящим и неопределённым грядущим. Или же вообще нет никакого прошлого – а лишь вечное длящееся настоящее?
«Ледяная тетрадь» – книга отрезвляющая и возвышающая. Отвлекающая от мелочей, которые часто кажутся нам существенными просто в силу того, что ближайший к наблюдателю предмет представляется ему самым значительным (как и личный опыт). «Фиксация на собственных интересах и охране прав собственной личности ведёт к индивидуализму, далее к эгоизму, деградации и нравственному распаду. Только встав на путь служения, человек обретает опору, равновесие, ясность мышления, понимание целей, своего места на земле», – пишет автор. Если в романах Рубанов изображает, а не утверждает, то здесь не боится утверждать и даже учить. В «Ледяной тетради» он публицистичен, философичен и афористичен.
«Предавший свой народ – лишается всех сил, превращается в пустую оболочку человека».
«Цинизм очень опасен: понемногу он выкачивает из нас энергию. Понаблюдав за циником, можно увидеть, что обычно он – бездействует, только говорит».
«Смерть – не конец жизни, а её венец. Именно неизбежность смерти придаёт жизни ценность»…
С чем-то, конечно, хочется поспорить, но это будет полезный спор. Бесспорно, на мой взгляд, другое: «Ледяная тетрадь» – это нужный нам разговор. Книга, в которой многое называется своими именами. С предельной прямотой и русской ледяной теплотой.